Эрин Фолкнер // 31 год  // ренегаты  // информатор

W   A    N    T    E   D
D   E   A   D          O   R          A   L   I   V   E▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲▼▲

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
michael pitt

» имя, возраст: Kyr McNair/Кир МакНейр, возраст - ~30. » принадлежность: Носитель. » профессия: Личный учитель и воспитатель.

» способность: Управление радиацией. » сторона: Вигилант. » статичное изображение: ссылка

Кир - человек сам себе на уме. Первое, что бросается в глаза при первой встрече с ним - это пронизывающий, изучающий взгляд, под которым любому нормальному человеку станет неуютно. Он не заводит разговор первым почти никогда, говорит по существу,  очень сдержан с незнакомцами, но при этом не создает впечатление зажатого человека. Скорее, наоборот - он умудряется молча и неподвижно заполнять собой все пространство вокруг, безоговорочно завладевает вниманием. В разговоре располагает к себе, очень интеллигентен, эрудирован, цитирует книги, увлекательно рассказывает притчи и истории. Не кичится своими знаниями, но охотно дискутирует. Прекрасный преподаватель - собственно, по профессии он до войны и мог быть преподавателем в школе для носителей. Умело находит подход к людям, особенно к младшим. Бытовой раздолбай, надо сказать, и сам по себе гуляющий кот - спит до обеда, разбрасывает вещи, не любит мыть посуду и забывает запереть дверь и калитку во двор. Курит прямо в комнате, ест там же.

Отношения с Эваном очень теплые и доверительные. Отца Эвана все время нет, вокруг война, и оба понимают, что сейчас только они друг у друга и есть. Ив очень дорожит своим учителем и считает его неоспоримым авторитетом. Отношение Кира к Эвану мне видится как к младшему брату. Кир зорко следит за подопечным и контролирует его, но дает ровно столько свободы, сколько нужно, чтобы тот не чувствовал себя в клетке. К счастью, Эвану много и не надо.

- Мне придумался главный конфликт персонажа в виде разборок с собственной способностью. Она проявилась довольно рано и оказалась опасной для самого носителя и окружающих, поэтому Кир прошел через огонь, воду и медные трубы прежде, чем научился владеть ею. Уровень самоконтроля у него где-то рядом с медитирующими по сорок лет буддийскими ламами, но есть вероятность пару раз в жизни превратиться в Халка.
- Узнал о своей способности уже в сознательном возрасте, когда все близкие родственники, с которыми он контактировал, умерли от рака или лучевой болезни, с тех пор тренировался как проклятый, чтобы контролировать себя.
- Бывший военный, служил в разведке, бывал в горячих точках.
- Общий образ мне видится каким-то вроде "Я пытаюсь выглядеть прилично, но иногда из меня прорывается Курт Кобейн или Мейсон Вергер".  Если читали "Дом, в котором...", Р Первым тоже можно руководствоваться. К слову, это обсуждаемо, я с удовольствием покурю с вами персонажа. Внешне образ Джимми Дармоди из "Broadwalk Empire" хорошо подходит.
- Кир просто кошмар как нужен, а то время от времени Эван шляется по штатам один, и возникает сам собой вопрос, а где взрослые? 

ВАЖНО!!!

Персонаж косвенно участвует в сюжетном квесте "Особое мнение", поэтому детали нужно уточнять у меня или АМС.
Также есть эпизод с ним в качестве НПС, детали уточните у меня.

п р и м е р    п о с т а

Они шли напрямик через лес, и выглядело это так, будто Эван ведет нового знакомого, а не наоборот, как он просил. В отличие от леса, в черте города несмотря на относительно открытую местность, снега почти не было. Зато были противные грязные лужи. Город пустовал, на самом деле. Многие уехали отсюда на Юг штата или ближе к Атлантике, где концентрация людей была выше. Здесь же было настоящее захолустье. Когда Эван впервые сюда приехал, он испугался того, сколько внимания он к себе привлекает - чистенький, сытый, в новой одежде, с дорогими гаджетами. Не только он, конечно, но даже Кир не так сильно выделялся с его любовью одеваться в первое, то из шкафа выпало. Сейчас ему было несколько спокойнее - куртка грязная, лицо в крови, на голове гнездо из волос. Они с кудрявым теперь смотрелись вполне органично.
К слову, его спутник и не думал расслабляться. Напускное спокойствие этого не могло скрыть. Или Ив просто хорошо это подмечал. Наконец, словно дождавшись, пока они будут в более-менее безопасном месте, он кратко описал рисунок, исполненный Эваном на снегу. На секунду Линд замедлил шаг, затем зажмурился и шумно вздохнул: катастрофа, как же. То, что он умудрился вытоптать стофутовую эмблему ренегатов - вот настоящая катастрофа. В нынешних реалиях это предсказание могло значить что угодно, самое очевидное - захват врагом этого города, но точно нельзя было сказать. Более того, что бы подумал любой посторонний, увидевший это художество на самом открытом из мест? Самое невинное, что Эван бунтует. В худшем и более веротятном случае, что подает сигнал врагу. Его бы пристрелили на месте, не затопчи этот парнишка следы преступления. Ив искоса глянул на спутника. Ведь мог доложить кому-нибудь. ГО, например, или еще куда. Но он не стал этого делать. Он старательно уничтожил предсказание, даже не разбираясь. Вряд ли это было простое человеколюбие. Только не в данных реалиях.
- Понимаю, - кивнул Эван и спрятал руки в карманы. - Интересно, что это значит.
Наконец, они вышли к городу, оказываясь почти сразу в так называемом элитном районе. В Ванкувере, конечно, этим словом называлась куда более обустроенная территория. Форт-Коллинс и до войны был периферией, и элита жила относительно скромно. Они, впрочем, могли позволить себе садовников и горничных, благодаря которым жилища выглядели ухоженными. Сейчас же большая часть этих домов была пуста. Горничные рассказывали, какие жестокие бои здесь шли, когда вигиланты строили стену. Это длилось недолго,, но, как результат, большая часть жильцов либо погибла, либо уехала подальше от линии фронта. Кудрявый спросил, как далеко им еще идти, как раз вовремя, при чем - они были почти на месте. Двухэтажный таунхаус высился над соседскими домиками и неизменно привлекал взгляд каждого прохожего. Именно к нему Эван и направлялся. Почти сразу спутник остановил его. Все еще неровно шагающий Ив резко обернулся на него и чуть не упал.
- Что? - он уперся руками в колени, преодолевая головокружение, и выровнялся, глядя на парня. В голове совсем некстати возникла мысль, что он так и не спросил имени своего спасителя. Последовавший вопрос, впрочем, отодвинул эту проблему на задний план. Эван напрягся и прикусил губу. Лицо парня выражало массу эмоций, которые он безуспешно пытался скрыть. Тут и опаска, и любопытство, и надежда. "Пожалуйста, будь на моей стороне". Как-то так Ив это прочитал. А какая, собственно, эта его сторона?
- Мой отец - вигилант, - помолчав, сознался Ив. - Его здесь нет, и вряд ли он появится в ближайшее время. Не говори, за кого ты, если не хочешь. Мне это не важно.
Соврал, не моргнув глазом. Важно, конечно. Это не противостояние католиков и атеистов, гомофобов и гей-парадов, черных и белых. Это непримиримая война, где если уж ты по другую сторону баррикад, то готовься к бою. Это невидимая стена, которая вырастает между людьми, где бы они не находились. Но для Эвана, чьи убеждения были продиктованы отцовской позицией, сейчас важнее было то, что он был невыносимо одинок. Домашнее обучение, почти полное отсутствие общения с кем-либо извне, постоянное ожидание его измотали так, что он готов был побрататься с кем угодно, лишь бы хоть как-то развеять свое уныние.
- Пойдем, тут всего ничего осталось, - спрятав взгляд, в котором наверняка читалась мольба, Ив повел спутника к крыльцу. - Ты меня здорово выручил, даже если не брать в расчет ситуацию с... рисунком. Я тебе должен, так что не отказывайся.
Калитка была открыта нараспашку. Только Кир забывал ее закрыть, значит, его дома нет. Эван выдохнул с облегчением и потянул спутника за рукав, требуя следовать за собой. Дважды нажал на кнопку звонка, подойдя к двери. Глухое урчание чужого пустого желудка не ускользнуло от его уха.
- Флора, наша домработница, обещала сегодня приготовить рагу. Останешься на ужин? - его голос слегка дрожал. В конце концов, он не смог бы удержать, захоти его новый знакомый удрать прямо сейчас. - И, кстати, я так и не спросил, как тебя зовут.
За дверью раздались торопливые шаги. Если ему и бежать, то на это у него осталось менее трех секунд.

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
Edward Norton

» имя, возраст: Эрвин Форсайт/Erwin Forsythe, 40 лет. » принадлежность: Носитель. » профессия: До войны - бывший военный, юрист, правозащитник, консультирующий организацию Human Rights Watch. В настоящее время находится в бегах и, если вы впоследствии решите примкнуть к одному из штабов, - член партизанского отряда/разведки/боевой группы.

» способность: Дубликация. » сторона: На усмотрение игрока. » статичное изображение: ссылка

Эрвин Форсайт, мой старший брат, - воплощение проницательности, трезвого ума, не менее трезвых принципов и выдержки. Другими словами, полная противоположность мне. И мы, разумеется, никогда не ладили - но отнюдь не из-за моей импульсивности.
С того момента, как Эрвину исполнилось три, его жизнь раз и навсегда поменяла курс - наша семья переехала в ЮАР, где мы оба росли в те самые времена, когда Мандела уже победил апартеид и ушел на покой, а его преемник Табо Мбеки медленно, но планомерно вел свою страну к тому, что считал "расцветом", доводя экономику до состояния, близкого к коме. В какой-то степени эти годы оказали на нас обоих влияние, которое мы пронесем сквозь всю свою жизнь, но в случае уравновешенного и, как всем кажется, холодного Эрвина оно окажется решающим в выборе дальнейшей стези.
Когда Эрвину исполняется одиннадцать, Форсайты возвращаются в США. От Юджина одни проблемы - все вокруг говорят только о нем, что он особенный, вундеркинд - такие рождаются раз в несколько поколений. Его способность неверно истолковывается как психическое заболевание, и носиться с ним начинают еще больше, что закинутого на задний план Эрвина закономерно раздражает. Тем не менее, он хорошо учится, достаточно ладит с одноклассниками и в принципе растет толковым и хорошим парнем. Спустя несколько лет наши родители расстаются, пусть развод и не оформляют, мы отдаляемся еще больше. Эрвин учится на юриста, на какое-то время оставляет учебу, обеспокоенный волнениями на Востоке, идет в армию, служит несколько лет, смотрит на творящиеся бесчинства и вспоминает жизнь в ЮАР - все это ведет его к мысли, что он может и хочет что-то  с этим сделать. Форсайт возвращается к юриспруденции, строит блестящую карьеру и служит правому - он в это верит - делу, помогая тому, кого в наши времена называют social warriors.
Его жизнь совершит впоследствии крупный виток - пробудившаяся способность дубликации принесет ему ворох серьезных бед с серьезными людьми. Что именно это будет, решать вам: Эрвин может "скопировать" не те документы, о которых лучше было молчать, или просто случайно засветиться перед личностями, которые могут захотеть иметь при себе такого "фальшивомонетчика", чтобы удачно производить наркоту/оружие/все, что в голову взбредет. О своих неприятностях он, разумеется, молчит, а развязавшуюся войну использует как отличный повод залечь на дно.

Как я уже заметил, у нас мало точек соприкосновения: абсолютно разные темпераменты и старые обиды мешают выстраивать нормальные отношения. Я оставил за игроком право решать, какую сторону Эрвин выберет. Разумеется, мне было бы приятнее, если бы вы остановились на вигилантах, потому что между братьями и без того достаточно терок, чтобы добавлять к ним еще более тяжелый вопрос. Вместе с тем, возможно, предыстория Эрвина делает выбор в пользу орлов более логичным - решайте сами.

Пожелания стандартны, как и всегда - грамотность (и не только языковая) и желание не бросать все, даже не начав.

п р и м е р    п о с т а

Белый — это траур.
Нелепая мысль возникла из глубин старых ассоциаций, воспоминаний, чужих традиций. Перед наполненными слезами глазами предстали дымчатые образы — люди, их черные, блестящие головы покрыты пеплом, будто мукой. Старый обычай. Так некоторые африканские племена провожали в последний путь умерших — обязательно с криками и протяжными песнями и кровью, выступающей на лицах через десятки глубоких царапин, прорезаемых плакальщиками для дикого, необузданного выражения своей скорби. Курт был готов услышать хоть что-то, хоть один жалобный вопль, бой барабанов, но его окружала одна тишина да хлопья яркого снега. Похоже, сейчас в его глазах выжжет сетчатку, как ни старайся он спрятаться от всепоглощающего белого мира.
Вот она, верная ассоциация. Белый — это еще свет. Та самая последняя надежда из баек о конце тоннеля. Миф. Бреннеру всегда казалось, что смерть — это мрак, который тянет тебя на черное дно.
Видимо, в чем-то он все же ошибся.
К тому же, смерть в его понимании представала бесконечной пустотой, а не комнатой в жилом блоке вигилантского бункера.
Курт поморщился, фокусируя взгляд. Да, ошибки быть не могло. Если бы мужчина только мог вспомнить, что совсем недавно медленно истекал кровью в предместьях Чикаго, то подумал бы, что все было дурным сном и сейчас он проснулся в настоящем.
Однако, к несчастью, Бреннер не сознавал, что с ним было до этого видения, он существовал только в нем и выйти за его пределы не мог. Для него в этот миг все было просто и понятно.
Единственное, что все же было неясно, — почему внутри так... пусто.

Это чувство не исчезло даже после того, как в уме поселилось четкое осознание того, что Курта бьет жар.
Он заболел? И не пошел в крыло медиков? Наверное, больничные койки опять все заняты, не иначе. Хотя странно, он редко болел. И почему-то никак не мог вспомнить, когда именно это произошло. Более того, после небольшой мысленной проверки немец обнаружил, что не знает, что происходило вчера, неделю, месяц назад. Его будто поместили в информационный вакуум, сплетенный из раздражающе-белого света — тот самый траур, только для мыслей.
Его не мог разрезать даже звенящий от недовольства женский голос.
Курт с абсолютно стеклянным взглядом смотрел на Эрику и Фрэнсиса и с большим трудом вслушивался в поток речи. Поздравления? Кого и с чем он должен был поздравить? Ответ не пришлось искать долго, он был буквально надет на его друзей, вот только ясности ситуации это не добавляло. Они что, поженились? Бреннер знал, что Мур неровно дышит к их светловолосой напарнице, но всегда воспринимал это как нечто свойственное любвеобильной аналитической натуре, разумно полагая, что выросшие на земле войны чувства долго никогда не жили.
— Что... со мной... не так? — вместо радостного восклицания он поступил совсем не по-товарищески, начал выяснять, что происходит с ним, а не с ними. Сейчас его наверняка обвинят в эгоизме, но Курт чувствовал себя слишком паршиво, слишком бессмысленным для окружающей реальности. Ему нужно было наполнить себя хоть чем-то. — Простите, ребята, но мне кажется, что я... проспал целую вечность.
Мужчина смежил веки, надеясь, что прикосновение Франко, как обычно, принесет облегчение, но его не было. Ощущение, что на тебя что-то давит извне, только усилилось, и боевик издал еле слышный стон.
— Нет. Не лучше. А по поводу желания убить меня... я как-то живым себя не... не чувствую. Эрика, — он хотел было сказать, что кровожадность ей не к лицу, это было что-то настолько не ее, что казалось, будто перед ним не Марш. Кто-то другой. И все же, сил на эти слова у него не нашлось, и Бреннер позволил течению себя нести. Все дальше и дальше, к еще более странной действительности, влиять на которую он никак не мог.
Чем чаще его посетители просили его их поздравить, тем меньше Курт того хотел. Предчувствие было такое, будто ему категорически не стоит это делать, что бы он перед собой ни видел. Бреннер стиснул зубы и молчал, молчал даже того, когда его комната претерпела преображения — будто в угоду обожающей самолеты невесте.
Единственным моментом, когда он все же позволил призракам взять над собой верх, — это согласие присмотреть за котом.
— Кто может желать смерти коту? — вопрос повис в на глазах исчезающем воздухе. Немец с немым удивлением уставился на внезапно заговорившего питомца Мура, но так и не успел спросить, что он имеет в виду. Дышать уже было нечем.

Удар головы об руль.
Дышать и вправду было трудно.
Он все же уснул, а дверца машины оказалась закрытой порывом ветра, именно поэтому возникло это давящее ощущение  удушья. Курт, хрипя, толкнул ее, впуская внутрь свежий воздух.
— Черт тебя побери... Бреннер, — идея отдыха была дуростью. Следовало не жалеть себя, а идти дальше. Ему опасно было задерживаться где бы то ни было, шанс заснуть и не проснуться был слишком велик.
Курт протер слезящиеся глаза, обдумывая странный сон. Такое и вправду могло привидеться только больному человеку, поскольку разумного объяснения мороку не было.
Кряхтя, мужчина выбрался из салона автомобиля и уставился на руины впереди. Нужно найти воды. Хотя бы. И что-то, на что в дальнейшем можно было бы опереться: волочить за собой простреленную ногу было слишком больно.
Проклиная все на свете и себя в первую очередь, Курт медленно побрел в сторону ближайшего здания, которое можно было назвать чудо уцелевшим.

jasmine van den bogaerde (birdy) ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● Эддисон (впрочем, ей больше нравится «Эдди») всего восемнадцать, но за несколько лет с ренегатами жизней она спасла больше, чем многие взрослые; ее способность, исцеление, незаменима в штабах, где она не задерживается надолго, то и дело переходя туда, где нужнее. Кто-то завидует, кто-то боится и переживает за по сути еще ребенка, она же — предана своему делу и никогда не оставит того, кому нужна помощь. Порой кажется, что этим она хочет перетереть события до войны: у всех свои способы бежать от прошлого, и если многие наоборот идут по наклонной, то Эдди, вопреки всему, тянется к свету.

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
Jade Taylor

» имя, возраст: Paige Delaver / Пейдж Делавер 25 » принадлежность: Носитель » профессия: Разыскиваемый кибер-преступник, хакер в главном штабе.

» способность: psionic manipulation » сторона: Строго Ренегаты » статичное изображение: ссылка

» Ты моя вторая девочка. Бунтарь не без причины. Человек-бардак, человек-затея, человек-праздник. Праздник, который всегда с кем-то другим. Болтушка, знаешь толк в ирландском виски и как крепко вдарить рок в этой дыре. У тебя чистое и доброе сердце, которое не приемлет полутонов, не против что-нибудь сломать, а потом починить, над кем-нибудь подурачиться, но никогда, слышишь, никогда ты не станешь оправдывать насилие над слабыми. Ты сама такой была. Как ты выдержала этих странных людей, которые могли ни с того ни сего наброситься на тебя и других? Это не семейное. Не наше.
Ты не идешь на компромисс, совсем, никак. Ты не готова признать свои ошибки, не готова пойти к человеку, задевшего тебя, навстречу. У многих складывается впечатление, что слово "компромисс" для тебя ругательное и они окажутся правы, потому как ты никогда не ошибаешься. Особенно в людях.

» Как и Клэр, старшая сестра, родилась в большой Техасской семье с кучей буйных ирландских бабок, дядьев Мактавишей и вполне себе спокойных ба и грэндпа со стороны Делаверов.
Ничего не предвещало беды, пока способность Пейдж не начала показывать свои клыки, как только у ребенка начали выпадать молочные зубы. С возраста шести лет малышка начала отмечать, что люди вокруг нее ни с того ни с сего меняли свое настроение по одному лишь взмаху длинных ресниц. Чаще они впадали в агрессию, причем настолько бурную, что негатив прилетал самому носителю. Немудрено, что девчушка стала сторониться людей, предпочтя живое общение компьютерам.

» Неконтролируемые всплески способности сказались и на отношениях отца и матери, у которых все чаще и чаще стали конфликтовать друг с другом. Последствия стали ощущаться Делавер уже в подростковом возрасте, когда Джо и Джилл даже после того как обнаружили, что стали такими же жертвами разрушительной способности дочери, как и ее одноклассники, не смогли наладить отношения. 

» Айти и Тех Гик. Сложно сказать, какой язык для нее более родной- английский или язык кодирования. Доподлинно известно, что как только малютка Пейдж увидела компьютер в магазинчике с “железками”, то повисла мертвым грузом на отцовской ноге, требуя, чтобы тот ей купил эту коробу.

» Свой первый простенький сайт написала в 8 лет, а первую серьезную работу, связанную с нейросетью, зарелизила в 11, довольно быстро для такого масштабного проекта, представила его на Product Hunt и получила множество негативных отзывов от разного рода троллей, в том числе сексисткого толка. В порыве праведного гнева обрушила базу и удалила аккаунты недоброжелателей. Джо был в шоке, когда обнаружил машины с сине — красными мигалками у своего порога и людей в форме, пришедших не по его душу.

» Хорошими делами прославиться нельзя. Урок был усвоен, но явно не так, как задумывал Джо. Пейдж научилась пользоваться анонимайзерами и ушла в даркнет. В 16 лет сколотила группировку из самых отвязных хакеров по всему миру и начала ломать биткоин биржи, жертвуя деньги приютам и социальным инициативам. Так же целями взбалмошных пубертатов стали аккаунты знаменитостей и сайты знакомств, специализирующие на изменах.

» Родительский брак трещал по швам. Это сказалось на Пейдж, которая все еще винила себя в том, что косвенно явилась причиной размолвки. Делавер перешла в новую лигу, прокачала скиллы и навлекла на себя гнев АНБ, которые предусмотрительно решили заключить сделку с ее отцом, который смог воспользоваться доверием дочери и слить информацию о расположении нескольких опасных киберпреступников. Среди них были соратники и друзья Пейдж.
Как только этот факт вскрылся-  между Пейдж и Джо выросла стена, которую мужчина так и не смог разрушить до 36 года.

» Приверженец теории заговора. Была одной из тех кибер-активистов, что ломали медиаресурсы и перезаливали обращение Риндта к американскому народу. Крайне фанатично примерила на себя идеологию ренегатов.

» Реакцию на смерть отца оставляю вам на откуп.

Пейдж Делавер блудная дочь Джо Делавера. С тебя начался весь сыр-бор. Из-за тебя несчастный папочка отправился к Риндту на куличики с единственной миссией- любой ценой вернуть тебя домой. Ты искренне считаешь, что ни мать, ни отец тебя "не_любят", в сердцах обвиняя в разрушение когда-то крепкой семьи. Не будем объяснять почему это не так.
К сожалению или к счастью, это не является единственной причиной почему ты сторонишься своих сестер и отца. Ты ренегат до мозга костей, настолько ренегат, что смогла повлиять на Клэр, которая до этого была если не латентным вигилантом, то придерживалась курса действующей власти.
Отцу предстоит схлестнуться в схватке за твою душу. Против тебя выступает поистине смертоносный противник, старший агент фбр, вигилантский перебежчик, кровавый предатель, у которого напрочь отсутствует понятия "хорошо" и "плохо", он готов задействовать свой масштабный арсенал от психологического давления до устранения твоих товарищей, чтобы вернуть тебя в семью. Ты будешь обязана столкнуться с последствиями своих и моих действий. Будет весело.

» Я ввел ключевые моменты, дал, так сказать, скелет персонажа, а наполнить его мясом фактов целиком и полностью на вас, я ожидаю неоднозначного, сложного персонажа со своими тараканами в голове, которые стали только жирнее с приходом войны.
» Практически все менябельно и обсуждаемо, я дал желаемое, но если ваш взгляд покажется мне даже интереснее моего— я вас возьму целиком и полностью.
» Я игрок-настроения. Когда могу и 12 постов в неделю выдать, когда и один тяжко, но вас я обеспечу игрой, помогу освоиться, написать анкету.
» Я — игрок старой закалки: требовательный и внимательный к деталям, поэтому очень прошу поделиться примерами игры и мыслями по поводу персонажа, чтобы не случилось неловкой ситуации, в которой мы просто не сыграемся. (с) Chace Monaghan.

пост от папки

[indent] В стеклянных глазах убийцы танцевали золотые светлячки, пальцы из хромированной стали поправили край выбившегося одеяльца с ревностной заботой, смахивающей чуть ли не на материнскую. Свободной рукой он прижимает малютку к плечу, вдыхая аромат подлинной невинности, детской присыпки и молока. Оливер испытал нежданное, чуждое ему чувство умиротворения. Несмотря на то, что в отражении огромных глаз ребенка высветилась летопись морщин и тонких шрамов Беррингтона, он чувствовал себя как-то непривычно молодо, без зудящей боли во всем теле, без голода, без сна. Под ботинком сдавленно скрипнула гильза, он сделал несколько шагов в сторону панорамного окна, любуясь как ветер разносит ангельскую пыль и лунный шлейф, не замечая красно-синий отблеск огней полицейских машин в ночном, беззвездном небе. Глубокий вдох и легкий поцелуй разбитых губ в темечко малышки.
А, может, это судьба?
[indent] Отсутствие выбора— это тоже выбор. Ты можешь шагать в неизвестность, а можешь дождаться, пока она стиснет гарроту вокруг твоей глотки. Удушение. Какая приятная смерть. Своя. Настоящая. В 13 лет. Она должна была наступить! Должна была прибрать его в свои объятия, с бесконечной любовью матери, утопить в своем чреве, не дать родиться на свет тому, кем он стал, но нет, у провиденья свои планы, оно заставила его пройти весь свой путь. От захваченного аэропорта до военного полигона, от родных глаз в штаб-квартире e.c.h.o. до заморозки и смерти друзей, до странных событий, где он должен был умереть тысячу раз, но пока солдату было ради кого вставать, с пробитой экобронью и разорванным в клочья нутром, он это делал. Он называл это смелостью. Парень, сошедший с плакатов в подростковых спальнях блекнул на фоне его настоящей, мальчишеской преданности. Его романтизировали и он не мог отказать им всем в этой вере. Хотя кому это было интересно? Нужно было все отдать этому прожорливому монстру. Отказаться от всех благ, стремлений и сентиментальных мечтаний. Каким же глупцом он был, что позволил себе уверовать, что бремя изгоя минует его. Пощады не было. Железный протез привычно зарокотал.
Никто не удостоился чести проникнуть в логику психопата, тем более, когда эта психопатия обуяла им в мирное время. Как можно было так обезуметь? Сорваться с достигнутой вершины, разлетевшись на мелкие осколки. Не собрать. Сталкеру было знакомо это чувство. Но пройдя свой от начала и до логического конца, Чейс воспринимал потери еще одной усмешкой судьбы. Вызовом. Смерть в семье? Она повторится. Смерть любимой? Этого не миновать. Тюрьма? Она внутри. А война? Война она одна и на всю жизнь.
[indent] Нет, Чейс, война закончилась. Время стереть кровь с рук и постараться, попытаться. Хотя бы попытаться, сделать все что в наших силах, чтобы она не повторилась. Грош цена этому миру если ребенок остается без отца или жена без мужа. Не стоит это наших слез. Не стоит.
Как глупо же ценить каждую отдельно взятую жизнь. В особенности, на поле брани. На той безумной войне между людьми с одного материка, между соотечественниками, братьями и сестрами. Неудивительно, что это сыграло с ним жестокую шутку. Чейс расквитался со всеми, кому задолжал пули. Под расчет. Оливер потерял все разом. Юдоль боевика. За его трусость, за его малодушие, нерешительность в прошлом. Но когда все закончилось…Нет, это было бесчеловечно по меркам любого из известных ему событий, в которых пришлось принимать участие. Ребенок в руках зевает. А как он хотел сжимать в руках свое зеленоглазое чудо.
Тупой карандаш перечеркнул его прошлое, насильственное нажатие рвало бумагу, оставляя борозды. Рвань. Вечная любовь так себе оправдание, хм?
Это конец.
В глазах младенца застывает хрустальная влага, Олли и сам шмыгает носом и тень улыбки касается тонких губ, кровавый ритуал будет совершен. Ни к чему торговаться с совестью. Карты на стол. И маленькая жизнь в его руках не осознавала, что является ничем иным как козырем в этой извращенной игре. Дерганье раскалившегося затвора нервирует его тонкий слух. Пули разрывают интимную тишину урбанизированного шато. Вдребезги.
Выстрел и кровавые ошметки в разные стороны, разлетаясь, ударяются о стены особняка. Шмяк. Голова губернатора трещит как лопнувший арбуз, багровые реки несут костную крошку к ногам механизированного ассасина. Оливер не чувствует, как из его хищных лап буквально вырывают дитя. Настолько Беррингтон был поражен картиной смерти этого жалкого человечка, что глаза на мокром месте поначалу от умиления, а теперь от сбитого ощущения потерянной цели превратились в устье водопада, слезы скатываясь щекам, падая на пол и смешиваясь с алыми лужами, оставляя круги, круги, круги.
Тревога сильнее боли. Летящей походкой, несмотря на поврежденное колено, он устремился к трупу мужчины, который так неосмотрительно решил свести счеты с Беррингтоном. Кто он был? Чей-то родственник, чья-то больная любовь, потерявшая все на войне, или просто всему виной явились деньги, нечеловеческие амбиции, жажда власти. Забава? Мы это никогда не узнаем, что же произошло в его голове, желавшей так отчаянно смерти другому живому существу.
Влажные, красные глаза Олли внимательно изучали место казни. Он хотел припасть к трупу супостата, ощупать его, понять, поговорить, ведь никого роднее в этот момент не было с ним сейчас. Граница восприятия своих и чужих растворилась. Как в кислоте.
Следующая пуля Монахана летит уже в виновника кровавой жатвы. Коленная чашечка разлетается вдребезги. Нечеловеческий рык. Парни в форме снаружи напряглись. Мужчина разучился регенерировать отдельные костные структуры, поэтому он не поднимается. Даже не старается. Неужели он выслушает поучительную лекцию прежде чем Чейс его утащит? Он же ведь его не бросит...
— Зачем?— Вечный вопрос, который он мог обратить к каждому своему живому товарищу, к мертвым друзьям, к мертвым родителям, к мертвой первой и последней женщине, которую так сильно любил. Ко всем, кто был, так или иначе, связан с ним.
Единственное, что держало его в мире живых- сущая безделица, так он величал сей акт. Он не называл это местью, не бросался громким "правосудием", это было очередной пометкой на полях, которые он начал оставлять еще будучи зеленым эковцем, внимательно слушая сухие брифинги Уорда и мотая на ус эти канадские байки. У этого события не было конкретного названия, оно просто должно было произойти. Как восход солнца, как неумолимый закат. Нужны ли вообще причины зверству? Финальный штрих. Беррингтон опускает лицо. Точка? Как досадно, что это этюд в кровавых тонах теперь принадлежал не ему.
Вместо фанфар послышался стройный топот сапог в стиле милитари, звук ломающей древесины и крики штурмовой группы SWAT. Рой красных точек появился на спине Монахана так внезапно, что еле успевает обернуться, чтобы увидеть с десяток мелкокалиберных стволов и летящие удары дубинок, валящие его на пол. Тяжелая стопа приземляется на руку ирландца, заставляя его выронить пистолет.
Парень с пшеничными волосами отталкивается от пола и косолапо встает на одну ногу, вторую чуть подгибая. Одной ногой там, другой…
— Сэр, бросьте оружие.
— Оружие?
— Сэр!
— Я не понимаю о чем вы говорите- Насмешливый британский акцент. Он облизывает сухие губы, наклоняет голову, изучая потемневшими глазами наставленный на него автомат. Зоркий глаз сразу подмечает обойму с тибериумными пулями, торчащую, из корпуса MP5. Улыбка, кажется, разрывает его мокрую, все еще молодую кожу напополам. В сумраке особняка, он видит как оперативники толпою пытаются скрутить буйного когда-то партизана, когда-то заключенного, но было бы все так просто, как это выглядело на первый взгляд. Ведь Чейс это проходил. Картина не нова. Голубые глаза вглядываются в пол, где с прижатой к полу щекой брыкается Монахан. Они встречаются. Оливер подмигивает. И одними губами произносит: «Все хорошо».
— Стоять! Я буду стрелять!
— Оу, я и не сомневался.
Самая быстрая рука на диком западе взмывает вверх, проделывая свой путь ко внутреннему карману, где лежит, как в ящике Пандоры, на самом дне...
Пули прошивают все предплечье и дырявят ладонь, которая через секунду безжизненно повисает, следующая очередь пробивает сердце, там обычные пули, им сложно проникнуть до желаемого, до его неустанно бьющегося сердца, но после того, как начинает действовать дьявольский металл, они вмиг вгрызаться  плоть, разрывая клапаны, желудочки, аорту. Он стоит долго, смакуя каждое пулевое отверстие, старуха смерть, по старой памяти, не отпускает его так просто. Не так все просто. Не все.
Зачем?
Он выдыхает носом, кривя губы и жмуря глаза. Он решето. Он не кричит, он не смеется. Этот танец ему не по зубам, партнерша слишком стремительна, он отстает, скользит, проскальзывает на багровой линии и сбивается с ритма.
Покачнулся. Мужчина падает набок, на живую руку, повисшую, раскрывающуюся, как цветок свои лепестки навстречу солнцу, пальцы дергаются в конвульсии. Тоскующий огонек в руке не что иное, как зажигалка, подарок от старого друга со времен войны. Подарок? Трофей! Одна из немногих вещей, которую он хранил в своем заброшенном доме, постоянно чиркая ей на манер лидера отряда. Ирландцу не нравилась его дурная манера, но Олли не прекращал выбивать искры, дурачась, ведь он не курил. Даже в самых безнадежных ситуациях, под пулями, за трухлявыми стенами он щелкал и щелкал, щелкал.
А ведь будет искра. А, значит, будет и пламя, мой друг.
Пламя, что не угаснет. Никогда.
Люди в полицейской форме опускают дымящиеся оружие, и капитан штурмовой команды кривит лицо, сплевывая на усеянный гильзами пол то ли от досады, то ли негодуя.
— У нас два трупа помимо тех на улице.— рапортует он в рацию, наблюдая как Монахан становится только сильнее под валом грузных тел оперативником, кто-то перестает оказывать деликатные знаки внимания и переходит к ударам по лицу. Ногами.
— Этого в машину.
— А что с записями камер?
— Кто-то стер. Недавно.
— Блять, еще один сраный рапорт.

пост от мамки

расскажи мне, мой свет, как она забирается прямо в туфлях к нему в кровать
и читает «терезу батисту, уставшую воевать»
и закатывает глаза, чтоб не зареветь
и как люди любят себя по-всякому убивать,
чтобы не мертветь

Единственный вопрос, который люди задают в этом мире и никогда не получают на него ответа. Возможно только при жизни, но нам этого не узнать, пока не погаснет свет. Почему? Почему одиночество довольно странная штука? Иногда ты наслаждаешься этим ощущением, иногда бьешься в агонии безысходности, а иногда просто боишься остаться одна. Прошло уже больше месяца с тех пор, как мы попали в западню психов (а их развелось чуть ли не на отдельную третью сторону), но я все ещё по-детски боялась темноты, вздрагивала от неожиданных появлений людей и боялась остаться одна. Именно поэтому частенько засиживалась допоздна в аналитическом отделе, засыпала на кушетке в комнате отдыха, а иногда и вовсе на клавиатуре. По научному это называется посттравматический стресс, но кого это интересует, когда кругом бомбят, стреляют, убивают и прочее? Таблетки, любезно выписанные мне все тем же Ллойдом отправлялись в унитаз, т.к. я никогда не доверяла всяким психотропным веществам, якобы с успокаивающим эффектом. Будь рядом со мной мужик, который глубокой ночь прижмет покрепче и защитит от всех кошмаров – вот тогда это было лучшим лекарством. Но мужика, как мы знаем, рядом не было.
Почему мы всегда чудовищно переигрываем, когда, нужно чтобы в глазах другого человека ты выглядел счастливее, непринуждённее, лучше, чем когда он был с тобой? Газ в пол, через перекресток на красный свет. Мчимся каждый в своей машине с разных точек города, когда нам обоим на мобильный приходит странны звонок из полицейского участка, информируя о том, что Пейдж задержана. Странная штука фамилия, меня могли сколько угодно раз останавливать за превышение скорости или неправильную парковку, но лишь услышав фамилию Делавер возвращали права и просили больше так не делать. Откуда было такое влияние, ведь не мог Джо им обладать, даже будучи агентом ФБР. Или мог? Мы вбегаем в участок, ненароком соприкоснувшись руками и тут же отпрянув на безопасное расстояние. Между нами уже начат бракоразводный процесс, а мы все равно не можем друг от друга отделаться. Мне не хочется его видеть, не хочется говорить, не хочется когда-либо чувствовать запах одеколона, который сама и купила на минувшее Рождество. Но все маршруты ведут в одну и ту же западню – к нему. Мы вносим за дочь залог, она не говорит спасибо, даже не смотрит на нас, вероятнее всего, презирая. Она тоже отказалась выбирать между нами двумя, но решив не останавливать свой выбор ни на ком, этой ночью она проведет ночь со мной, а затем снова исчезнет на пару дней. Пересели в мою шкуру кого-нибудь другого, он бы точно удавился, порой я и сама не понимала откуда во мне берутся силы.
- Был бы ты мужиком, воспитал бы дочь как следует отцу. Это же даже не сын, страшно подумать, что бы выросло, будь бы у нас он. – мы стоим на лестнице перед полицией и пережевываем друг другу кости, пока не уничтожим все в друг друге без остатка. Качественно дерьмо, которое вылилось на меня после этой реплики можно было бы продавать за дорого, ведь редко кому так удавалось так мастерски уделать свою жену.
Со стороны сложно понять уже давно не пару Джо и Джилл. Почему она всегда терпит его сухость, жесткость и безразличие? Почему он никогда не может повести себя не как мудак? Почему они постоянно проходят через сухую пустыню горечи, чтобы в конечном итоге заставить друг друга ненавидеть просто потому что слишком стыдно признаться, что на самом деле скучает?
Почему все отцы всегда убеждены, что роль матери – это проблема? Чтобы переключить всю тревогу за свое чадо на одно и тем самым отвести от себя подозрение. Ведь негоже мужчине показывать свою слабость, показать свой страх, оголить нерв, нет, что вы, это же не то же самое, что каждый раз заниматься любовью раздетым, нет, это намного интимнее, это не для того, с кем прожил целую жизнь в браке.
- Моя проблема лишь в том, что из-за тебя она ренегат. Хотя постой ка, это же и твоя проблема. И ты едешь потому что чувствуешь свою вину, так что оставь свою легенду про инспектирование кому-нибудь, кто не прожил с тобой вместе тысячу лет. – я пристегиваюсь, хотя прекрасно помню, как Джо водит машину. Если мы и разобьемся, ремень меня не спасет.  – Если ты в этом уверен, считай, что прокатимся с ветерком, сменим обстановочку. - Уже сев я вдруг осознаю, что мне предстоит провести больше, чем 10 минут в компании со своим мужем. Своеобразная форма самоубийства.
- Я знаю, что ты считаешь меня дурой, и мне плевать. Этими плоскими параллелями ты меня из машины не высадишь, так что давай трогай – я хлопаю по торпеде и не стесняюсь смотреть Делаверу прямо в лицо. С меня хватит взглядов в сторону и попыток избегать друг друга. Мне осточертело все время искать повод постучать в его дверь. Меня бесит, как на нас смотрят со стороны отделы. Мы семья, плевать в каком виде, прошлого не перечеркнуть.
- Рада, что все твои побои на женщинах закончены, мне в свое время повезло меньше остальных. – ещё при браке мы старались не вспоминать то время, когда крошка Пейдж невольно влияла на нас своей способностью. Но даже когда мозг понимал, что Джо не отдавал отчета в своих действиях, сердце это отказывалось принимать, а память слишком хорошо запомнила всю боль. – А я тебе не грозила никогда ни тем, ни другим – обида, это самое сильное, что когда-либо меня ранило и единственное, что так и не сумела простить мужу. Ведь назойливая мысль так и не смогла уйти из моей головы: а если бы Пейдж приказала, он бы меня убил?
Джо заводит мотор, выжимает сцепление, переключает передачу, кладет руки на руль и…Белое золото ловит первые лучи восходящего солнцу, отражаясь бликами в моих зрачках.
- Это что такое? – я сама не понимаю свои ощущения, но одетое обручальное кольцо на пальце Джо явно выбивает меня из равновесия, которое, в принципе, я и так не особо поддерживала. Наше обручальное кольцо. Точно такое же, как висит сейчас на моей шее, вместе с крестом. Какое счастье, что заглянуть под мою рубашку Джо не может.
- Сделал себя вдовцом, а я меня покойной женой? – даже не знаю, что сильнее: обидно, как он его носит или похвально, что он его до сих пор хранит. Нам девочкам простительны такие сантименты, а вот с мужчинами всегда все сложнее.

Дороги были разбиты, от постоянной езды по ямам начинало укачивать, поэтому я даже обрадовалась остановке. Если бы ещё Джо смотрел на меня чуть попроще, а не своим фирменным свинцовым взглядом. 15 минут – это сказка, в далекие двадцатые меня ограничивали и вовсе пятью минутами, а ведь у нас тогда были маленькие дети. Я удаляюсь от машины и, не поворачивая голову бросаю:
- Прекрати пялиться на мою задницу, уже горит пламенем. – а затем удаляюсь. Конечно в таких заведениях мало приятного, поэтому я стараюсь быстро взять все необходимое и поспешить к кассе. Реплики в мою сторону оставляют желать лучшего, кто-то уже со скрипом отодвигает стул, чтобы встать и «познакомиться поближе». Я достаточно быстро проскальзываю в уборную и закрываюсь на щеколду. Конечно, она меня не спасет, если сюда действительно захочет кто-то зайти. Я выдавливаю на только что купленную щетку только что купленную пасту и быстро чищу зубы, затем умываюсь и долго держу руки под ледяной струей воды, чтобы унять дрожь. Нужно кофе, но его будут слишком медленно готовить, для моей внешности это убийственно. Я быстро выхожу из комнаты и следую к выходу, где меня уже поджидает два чебурека. Их плечи больно врезаются в мои как раз в самом дверном проеме.
- Вон там у бензоколонок стоит один ублюдок, которому плевать кто ты, застрелит одним выстрелом, если дотронешься. – не знаю уж почему они решили не проверять на деле, возможно время ещё было слишком раннее для разборок, но один из чебуреков отступил, а второй не стал препятствовать дальше.
- Держи на перекус – я кладу пакет с пирожками рядом с Джо. – Наверное, забыл уже, когда питался в последний раз. – и это даже не вопрос, а утверждение. Я и сама не помню, когда в последний раз ела, вчера или это было уже два дня назад. Мы проезжаем мимо кафе, на выводе нас провожают двое моих новых знакомых. – Те чебуреки такие славные ребята, хотели с тобой познакомиться, но я сказала, что мы спешим – я откусила один из пирожков и только тогда поняла на сколько проголодалась.
Через полчаса по дороге-камикадзе меня срубил сон. И все было бы супер, но за последний месяц сон стал не самым моим лучшим другом, а все потому, что такие отборные кошмары друзья поставлять просто не могут.  Сначала ты мучаешься, потому что переживаешь этот сон, потом ты мучаешься из-за того, что не можешь проснуться, ну а потом ты глохнешь от своего собственного крика. Именно так я проснулась и в этот раз. Сначала было сложно сориентироваться где я нахожусь, затем меня одолел психоз, почему я пристегнута, т.к. спросонья не разобрать пристегнута ли я или чем-то привязана, ну а потом наткнулась на презрительный взгляд Джо.
- Извини – я ерзаю на кресле, стараясь сесть поудобнее, но сердце в горле стучит так гулко, что мне становится ещё больше не по себе, а ремень лишь усугубляет положение. Я стараюсь выровнять дыхание и просто смотреть вперед на дорогу, однако ничего не выходит. – Останови машину. – сначала я говорю это достаточно тихо, но мы не останавливаемся. Паника нарастает, я отстегиваю ненавистный ремень и уже срываюсь на более громкий возглас – Джо, останови машину – я бы выпрыгнула из неё на ходу, если бы он не затормозил. Только тормоза заскрипели, как я вывались на ватных ногах на землю, с силой хлопнула дверью и спустилась вниз по обочине.
Долбанная посттравматическая хрень. Я пинаю с земли камень, затем просто пинаю землю, потом делаю много вдохов и выдохов, пока состояние тревоги не начинает отпускать.
Через три минут я возвращаюсь к Джо.
- Поделись сигаретой – заявляю неожиданно для самой себя, прекрасно понимая, что это может и не помочь, но почему бы собственно и не попробовать. В 43 года-то.

пост от старшенькой

Я смотрю на них и вспоминаю, почему после магистратуры и Куантико не вернулась ни в Чикаго, ни в Лос-Анжелес. Нью-Йорк находился практически в равном удалении от обоих очагов дополнительных проблем. Идеально было бы, конечно, переехать в Майами, чтоб уж было честно, но климат не тот. Я смотрю на них и вспоминаю вечера, когда они оба думали, что малышка Клэр на верху спит. Я смотрю и понимаю, что смертельно устала. Вот именно сейчас. Будто бы я уже слишком стара для того, чтобы снова окунаться в эти проблемы родителей снова. Мы все отлично знаем, что кроме них двоих никто и ни что не сможет им помочь. Ни Пейдж, ни Чарли, ни уж тем более я. Два мазахиста, что, кажется, никогда не перестанут друг друга терзать. I want to get out of here.

Клэр утыкается переносицей в пучок из кончиков пальцев. Осматривается. Типичная холостятская квартира. Ни картин, ни штор, ни статуэток, ни вазочек. Почти что спартанские условия. И если у матери обаняние отменное, то Клэр лишнего не замечает обычно, а потому молчит. Чарли ведёт себя так же как в детстве: когда не может спрятаться за юбку матери, она прячется за юбку Клэр, следует за ней хвостиком и помалкивает, поддакивая только тогда, когда это необходимо. Если бы так же можно было и с Пейдж, было бы куда проще жить. А сейчас… Клэр бы предложила Шарлотте отправиться от этой начинающейся грызни куда-нибудь подальше, кофе элементарно попить и составить план действий, но куда же сбежишь с этой подлодки. Бадди не выдержал и лёг, положив голову на лапы и следя за фигурами Джо и Джилл. Клэр потянулась в сторону и погладила его по спине.
— Не, ну засохший сыр, это ещё ладно… Вот если бы там мышь повесилась, — глупая привычка вставлять едкие комментарии, и появилась она где-то со времён Гарварда. Клэр знает, что лучше не встревать и дать им двоим выговорится, но тогда придётся потратить слишком много времени. Можно, конечно, пока с Чарли прогуляться, купить сервиз, чтобы Джилл его побила (желательно не о голову Джо), пачку сигарет, чтобы у Джо была возможность предложить Джилл паузу, после того, как наорутся оба, и пачку контрацептивов, чтобы у всей развалившейся семьи не было ещё одной «проблемы». Хотя Клэр была уверена, что в четвёртый раз точно должен быть пацан. Но отец как-то решил не проверять, что славно.
По суровому взгляду матери в ответ, Клэр поняла, что лучше пока заткнуться. Девушка вздохнула, нагнулась вперёд и посмотрела на Чарли. Она уже было собиралась открыть рот, чтобы предложить сестре кофе — должно же оно здесь быть. Но вопрос прервал её планы, и она поочерёдно посмотрела на отца, а потом на мать. Пауза затянулась, как петля затягивается на шее жертвы.
— Что имеешь в виду под "хотела, чтобы мы увидели"? — глупый вопрос-уточнение, но Клэр слишком туго воспринимает эту информацию. Пазл в голове слишком быстро срастается в единую, цельную картину. Волосы на затылке встают дыбом. И как они изначально не подумали об этом. Клэр пришлось иметь дело с той шушерой, которую Пейдж называла своими друзьями, но там были в основном отбитые ребята. Клэр поджимает губы и откидывает голову назад, на спинку кресла. Затем молча и деловито достаёт телефон, набирает последний номер.
— Джим, — она хотела начать быстро, но для начала нужно удостоверится, что на том конце тебя слышат, ибо привычного «Боунс» не было.
— Да, Клэр, уже соскучилась?
— Слушай, можешь пробить по своим чудо каналам траекторию перемещений Пейдж Делавер за 15 февраля? — она пропускает мимо ушей явное продолжение марнезонского балета, начатого накануне, серьёзным тоном, зная, что в этот момент профессионал в Боунсе включается.
— Ну ты загнула. Оплачивали ли она что-нибудь картой, бронировала ли билеты — это да. Но мобильники — это территория…
— Не выделывайся. У тебя полный доступ к…
— Клэр, они тоже не дебилы. Каждый выход в программу прописывается в протокол, как и то, что я там делаю. Для меня это так себе чревато, больше для тебя. Ты уверена, что хочешь, чтобы я отследил метаданные твоей сестры?
Делавер замолчала. Если то, что говорит Джил — правда, то у них всех начнутся проблемы. Мало того, что Пейдж Делавер — киберпреступник, пусть и не на серьёзном уровне, так ещё на стороне террориста Риндта.
— Кееей.
— Я думаю, погоди, — девушка поднялась из кресла. Бадди поднял голову, Чарли внимательно смотрела, как сейчас смотрят и родители. Все эти взгляды чертовски мешают думать, как поступить лучше.
— Отследи повторно карту, может мы что-то упустили в первый раз.
— Хо-ро-шо, но не рассчитывай на результат... — на распев отвечает Джим, тяжело вздыхая.
— Спасибо, Джим, — Клэр жмёт кнопку отбоя на большом дисплее и оборачивается ко всем вопрошающим. Взгляд глубокопосаженных серо-зелёных глаз останавливается на Джо:
— Теперь ты понимаешь насколько всё серьёзно? — Делавер склоняет голову набок и выдерживает паузу, чтобы продолжить, — Мама позвонила мне уже в самый крайний случай, перед тем, как поехать в отделение полиции, чтобы заявить о пропаже. Я напрягла пару своих знакомых, чтобы проверить банковские счета, когда выяснила, что друзья её не в курсе, где она. Кстати, раз уж последний бойфренд за решёткой, есть шанс, что нам дадут его повидать? Может он что-нибудь знает?
Клэр чуть сощурилась. Взгляд ищейки. Хорошо, когда знаешь, что ищешь. Сложно только то, что не можешь предугадать, где искать.

Выдержка из анкеты

VII Бессеребренник Иуда (Saint Judas)
» Джо не скрытный— он немногословный, крайне мрачный, но идущий на контакт, никогда не прячущий свои глаза. Вечно изучающий взгляд шныряет по комнате, подмечает любые детали, оценивает обстановку. Складывается впечатление, что он вечно напряжен как загнанный зверь, но, поверьте на слово, вы не знаете, что значит напрячься в понимании Джо.
» В мужчине с 18 лет пытаются ужиться мудрый семьянин и самоотверженный борец с несправедливостью. Этот конфликт не может разрешится и посей день, разрушив прекрасный брак и собственную психику. Джо скептичен во всем, старается принимать решения исходя из общего блага, а не то что хорошо для одной единственной личности. Но это не мешает ему быть самоотверженным если дело касается дорогих ему людей.
» Джо редко смеется, но достаточно часто ухмыляется. Вместо людей он часто видит подобии животных, псов, котов, знает как с ними общаться, как их обхитрить, со всеми в общении он занимает позицию “над”, возвышается. Жизнь для него уже пройденная дорога, люди его перестали удивляться, единственная причина жить и рисковать своей жизнью в этой войне— это сделать мир чуточку лучше для своих детей.
» Старого пса новым трюкам не обучишь, говоришь? Это явно не про Джо, безупречный, аналитический ум с годами стал только яснее, отбросив все возможные эмоциональные переменные, он выстраивал отношения в коллективе так, что с легкостью мог стать как лидером, так и помощником лидера без желания претендовать на его лавры и обязанности. Но больше всего Делавер любит работать один, как по части аналитики, так и в поле.
» "В Техасе люди простые". Этот стереотип отчасти Джо и сам принял. Мужчина избегает всячески философские вопросы, ему чужды терзания души и мечущийся инфантилизм других поколений(бес в ребро тоже прошел мимо него), но, работая с молодыми оперативниками, он потихоньку начал проникаться их проблемами, любя давать простые, порою странные советы из разряда: "бери быка за рога", "не объездишь кобылу — не поймешь" и другой, понятный лишь ковбоям прерий, фольклор.
» Что касается его мировоззрения, то Джо не может служить верой и правдой людям, которые подозреваются в терроризме. Делавер считает, что Итан, хоть и выглядит как говнюк, говорит как говнюк и вообще по сути является говнюком на первый взгляд, у него хотя бы есть четкая позиция, желание удержать от мир от безумия и хаоса, когда Риндт прикрывается высосанной из пальца околобиблейской моралью, выводя людей на улицу и сталкивая между собой. Как юрист, он считает, что Линколь мог бы и законным способом доказать свою правоту, как гражданин правового государства, а не бежать из тюрьмы, как преступник, и более того— призывать людей к оружию.
» Джо сложно назвать верующим, но мужчина крайне падок на всякого рода знаки и символы, именно они служили векторами во многих его действиях: от решения стать отцом до предательства своих товарищей ренегатов.

Свернутый текст

● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ● ●
jake johnson

» имя, возраст: Chuck // Чак, ~30-35. » принадлежность: носитель. » профессия: до войны: на ваш вкус (что-то, соответствующее его личности); сейчас: информатор ренегатов.

» способность: биолокация, ментальный блок, шестое чувство, эффект хамелеона, абсорбция материи, прохождение сквозь объекты or ваш вариант (обсуждаемо); » сторона: ренегаты. » статичное изображение: ссылка.

Чак - ты тот еще кадр и забавный малый.
Еще до начала войны ты метался с места на место, был далеко не работником месяца, возможно, сменил несколько профессий или компаний, якобы находясь в поиске, но на деле, попивая пиво, ты признавался друзьям, что понятия не имеешь, кем хочешь быть.
В то же время - ты хороший друг, на тебя даже можно положиться, но, черт возьми, рисковать ты совершенно не любишь. Вообще. Тебе бы тихий дом, бесконечный запас пива и классный паб по соседству, где можно расслабиться после работы - но никак не войну, убийства, разруху и многочисленные стычки вигилантов и ренегатов.
Возможно, ты даже считал себя неудачником, но после начала войны жизнь доказала тебе, и не раз, что хрена с два тебя так просто поймать или прибить. Впрочем, ты не перестаешь попадать в самые разные передряги, но умудряешься выходить из них живым (но не всегда невредимым).
Не все воспринимали и воспринимают всерьез, ты не кажешься угрозой, не привлекаешь внимания, и от того ты так хорош в качестве информатора. Ты бы не хотел им быть, но интересные и полезные сведения и важные контакты так и липнут к тебе магнитом. Как ни отнекивайся, Чаки, но похоже, что ты был создан именно для этого.

Тебя колбасит от одной мысли, но я снова появлюсь в поле твоего зрения. Ты постоянно орешь: "Чтоб тебя, Салли!" и клянешься, что завязал помогать мне и ренегатам, ты кричишь, что отошел от дел, но каждый раз оказываешься в самой гуще событий. Так что, куда бы ты ни отправился, любитель покоя и сторонник неконфликтной обстановки, я все равно найду тебя и все равно втяну в очередную передрягу   Ведь мы такая отличная команда: я за риск, ты против него; я за импровизацию, ты за стабильность и выверенный план; я за бой, ты за отступление. Вот и посмотрим, насколько хорошо нам работается вместе.

Особых требований нет. Приветствуется здоровое упоротое чувство юмора, креатив и тяга развивать персонажа совместно и с другими игроками (поверь, у нас ты точно не останешься без игры). Добавлю лишь то, что с Чаком уже отыграны два эпизода (где он появляется на несколько постов в качестве нпс), но его роль очень важна, поэтому сильно ждем тебя и готовимся совместно рвать шаблоны военной драмы (не все ж страдать ).

п р и м е р    п о с т а

- superstition ain't the way -

Чей-то громкий мат на улице заставил Салли вздрогнуть и с трудом разлепить глаза на сонных щах.
Пол. Ножки тумбы.
"Какого бабуина..."
Решив, что ему все еще снится сон, Уилл закрыл глаза и приготовился мирно посапывать, но внезапно ощутил приступ такой головной боли и такого вертолетного головокружения, от которых не то что спать - жить не сильно хочется. На космонавта Салли сейчас мало походил, но ощущения испытывал довольно схожие: земля в иллюминаторе плюс состояние невесомости, при котором внутри тебя крепнет ощущение, будто твои ноги летят выше головы, а сама голова, наполненная изнутри непонятной жидкостью, словно старый аквариум, парит где-то в стороне и одновременно рядом с тобой, гудя так, будто на нее на всей скорости несется состав.
"Fuck dat..."
Не имея представления о том, где находится, а также не догадываясь о расположении предметов интерьера, Уилл умудрился оказаться рядом с унитазом очень вовремя, чтобы, едва не нырнув туда головой, избавиться от отравляющих остатков алкоголя.
Спустя пятнадцать минут "исповеди" перед белым другом, Салли потер сонное и помятое лицо руками и потянулся к раковине и крану с водой. В висках ярко и звонко барабанили тамтамы как издевательский гимн всем страдающим от похмелья, каждое движение причиняло дискомфорт, а голова, кажущаяся нереально огромной, при малейшем неудачном наклоне грозилась треснуть изнутри, как переполненная бочка. Салливану пришлось оставить попытки подняться, и он просидел у стены на прохладном кафеле еще некоторое время, прикрыв глаза и лениво прокручивая в памяти события вчерашнего вечера. Но всплывали лишь отдельные кадры, от мелькания которых Уиллу приходилось открывать глаза и делать глубокие вдохи.
За это время он успел получить входящее сообщение о месте встречи с группой приблизительно через 4,5 часа, и Салли мог лишь надеяться, что за это время он не только успеет прийти в себя, но и доковыляет до точки сбора, что было достаточно смело, ведь от одной мысли, что ему придется поднимать свою невероятно огромную голову-шар и нести ее далеко отсюда, Уиллу хотелось положить самого себя на кровать - так бережно, как только можно, и предаться крепкому бессовестному сну. И пусть ему звонят хоть до второго пришествия — все, что ему следует сделать, так это осторожно улечься, очень тихо, чтобы не разбежались длинные чёрные трещины по скорлупе его хрупкой гудящей головы, натянуть одеяло повыше, подтянуть колени к подбородку, свернуться калачиком и лежать в покое, тепле и темноте многие месяцы, словно зародыш. А на любые попытки привести в чувство он бы отвечал из-под одеяла: "Не трогайте меня, я не знаю ничьих тайн, понятия не имею, о каком штабе и какой войне идет речь, оставьте меня в покое. Я хочу тепла и темноты. На многие месяцы. Я ещё не родился. Я сплю, и в моей огромной пустой голове шумит сладкий ветер беспамятства".
Но спустя десять минут чувство долга взыграло сильнее, и Салли, пробормотав в свой адрес несколько только что придуманных вычурных эпитетов, отлепился от стены и наконец-то (но с большим трудом и крайней осторожностью) принял вертикальное положение.
"Спокойно, бро. Не делай резких движений. Сейчас возьмись осторожно за смеситель, поверни его плавно, как руку женщины, в нужную сторону, и ме-едленно подними наверх, после чего умойся - бережно и заботливо, как если бы твое лицо могло развалиться на части при любом случайном прикосновении".
Прокручивая в голове успокаивающие мысли, помогавшие сосредоточиться на деле, Салли поморщился от скрипа смесителя и осторожно умылся прохладной водой.
Да. Так определенно лучше.
Подняв взгляд на зеркало, Салли за мгновение изменился в лице.
"Какого..."
На его левой щеке красовался смайл, выведенный чей-то уверенной рукой черным, как смоль, маркером. Крайне озадаченно потерев линии, Уилл понял, что маркер, по всей видимости, водостойкий.
- Блеск.
Загадка о том, чем он занимался вчера вечером, становилась еще более интригующей.
Приняв контрастный душ и почувствовав себя в разы лучше, Уилл собрал свои вещи и, с третьего раза верно надев под рубашку и жилет облегченную экзоброню (два раза запутался с вырезами, один раз надел не той стороной), Салли убрал оружие в кобуру под жилетом, телефон - в карман и вставил в ухо микронаушник, который искал минут двадцать, после чего нашел в пачке чипсов рядом с кроватью. Не на шутку проголодавшись, Салливан смел всю еду и воду в номере мотеля (вот, где он, оказывается, находился) и поплыл, как призрак алкогольного абстинентного синдрома, к выходу, чтобы найти место для завтрака.
Мотелем оказался второй этаж небольшого паба на одной из центральных улиц городка под названием Бакли, куда Салливана занесло по старому знакомству и закончилось празднованием чей-то помолвки, дня рождения кошки, игрой в гигантскую алкодженгу, пиво-вонг и "Эдвард-сорок-градусов". Заползая за стул барной стойки осторожно, чтобы не сотрясать гудящую голову, которая и без того разрывалась на части от любого, даже негромкого звука, Салли заказал плотный завтрак, три литра воды и приготовился умирать. Бармен оказался не промах - видимо, привык к зеленым мордам после попоек, - и подал парню холодное полотенце, которое Уилл сразу же приложил к гудящему черепу и с благодарностью влил в себя первый стакан с водой, за которым нон-стоп проследовал второй и третий.
Несмотря на относительно темный интерьер, Салли раздражал яркий солнечный свет из окон паба, но, к счастью, Зевс, Посейдон и вся остальная братия богов была благосклонна к австралийцу: кто-то забыл на стойке свои очки от солнца, и Уилл, не особо раздумывая, осторожно поместил их на нос, стараясь касаться головы по минимуму.
- Мяу, - раздался неподалеку от Салли скрипучий кошачий голос.
Поморщившись, австралиец повернул голову-шар и увидел неподалеку от себя кота - вчерашнего именинника.
- Не шуми, - буркнул Уилл, вернувшись к завтраку.
- Мяу, - настойчиво повторил кот, который чувствовал себя куда лучше Салливана.
- ТИШЕ, - шикнул мужчина и потер дрожащими пальцами пульсирующие виски.
- МЯУ! - "прокричал" (как показалось Салли, и он был готов в этом поклясться) кот и подошел чуть ближе к стойке.
- Да на, на, наслаждайся! - Уилл схватил кусок бекона и с мученической миной на лице запустил им в кота, который перехватил бекон еще в полете и с наслаждением зачавкал едой рядом со стойкой. Вздохнув и позавидовав животинке, Уилл вернулся к своей тарелке.
Когда на ней оставалась еще добрая порция завтрака, до Салливана внезапно донеслись крики с улицы, отборный мат и звуки выстрелов, разорвавшие его бедный нежный от похмелья слух, словно осколочная граната.
Прикинувшись кактусом, Уилл продолжил ковырять омлет с беконом и отправлять его в рот, упрямо убеждая себя в том, что это просто кто-то решил устроить шоу фейерверков. Или рядом находится тир. Или ребята просто резвятся. И это при том, что бармен давным-давно спрятался в подсобном помещении, в то время как Салли продолжал завтракать за стойкой и морщиться от гудения в голове и похмельной боли в мышцах.
Но когда одна из пуль пробила стекло в окне паба и угодила в одну из бутылок на стойке перед Уиллом, австралиец с некоторым удивлением отложил вилку в сторону и медленно обернулся к окну.
"Серьезно?"
Встав со стула, Уилл потянулся к пистолету в кобуре, но потом передумал и, словно вспомнив что-то важное из прошлой ночи, заглянул за барную стойку и вытащил оттуда дробовик.
- Очень надеюсь, это все-таки какой-нибудь местный фестиваль, - пробормотал под нос Салливан, направляясь к двери походкой пенсионера.
Сразу выходить на улицу не стал - сначала выглянул в окно и, насчитав четырех подозрительных лиц с битами, вздохнул. Кажется, про отдых придется забыть, ибо эти "подозрительные лица" меньше всего походили на мирных жителей, но казались простыми преступниками, прямо сейчас забивавших ногами и битами какого-то беднягу, чье лицо, залитое кровью, показалось Салли сильно знакомым.
Австралиец поставил дробовик рядом с дверью.
- Эй! - хрипло прикрикнул в их сторону Уилл, когда вывалился, шатаясь, из паба, и поморщился от громкости собственного голоса. Когда четверка обернулась к нему, Салли добавил: - Толпой на одного? Вас только что из школы для трудных подростков выперли, или вы просто так развлекаетесь, пока ваши мамаши готовят обед?
Шпилька в адрес их возраста была вполне заслужена: все четверо выглядели лет на десять моложе Салливана, если и не больше.
- Че ты там сказал, говна кусок?
Салли поморщился.
- Не кричи ты так. - Вздох. - Я сказал, говна кусок, - добродушно передразнил он выступившего парнишку, - что твоя мама будет явно недовольна из-за всего вот... этого,  - он кивнул в сторону разбитых окон близлежащих зданий и избитых до полусмерти людей. - Шли бы вы отсюда.
- Ой, да что ты? - гоготнул второй парень. - Что ты нам сделаешь, Джон Бон Джови?
Знал бы Салли, что за этими четырьмя подростками-переростками стоят еще несколько взрослых и куда более опасных партизан вигилантов, которые были кураторами для новеньких и водили их в "поле" на задания, возможно австралиец и не стал бы так резво выступать. Но его и без того гудящая голова требовала тишины, покоя и возмездия за сильный шум, и поэтому Уилл решил припугнуть молодежь - которая, ко всему прочему, успела позабыть про избиваемого мужчину, неподалеку от которого плакала его невеста (вот, оказывается, чью свадьбу они все вчера отмечали).
"Hey, mate".
- Ну... тебя, Тимберлейк, - ткнул он пальцем в "главаря", - я кину вон на тот забор, из-за чего ты отобьешь себе копчик и неделю будешь ходить в туалет, согнувшись. Тебя, блондинка, - болтал Салли, давая избитому мужчине возможность уползти подальше, пока партизаны были заняты его речами, - я бить не стану, а просто окуну в чан для очистки рыбы за тем углом. Тебя, Милки Вэй, - кивнул Салли на черного парня с короткими выбеленными волосами, - я привяжу к тому столбу и разукрашу твое перекошенное лицо баллончиком с зеленой краской, и мы поменяем тебе имя на Халк Невероятный. А тебе, Рон Уизли, достанется самое вкусное: я...
Договорить Салли не успел - "Тимберлейк" неожиданно оказался аномально ловким и, подскочив к Уиллу-с-бодуна, ударил его битой наотмашь. "Милки Вэй" подоспел и сбил Салливана на землю, отвесив ему удар ногой под живот, что для и без того страдающего австралийца было сродни удару машиной.
Сплюнув под ржач группы пыль, Салли стянул с носа треснувшие очки и, приподнявшись с раздолбанного асфальта, увидел, как на него летит одна из бит.
Удара не случилось: бита замерла в нескольких сантиметрах от лица Уилла, а уже в следующий момент "Рон Уизли" полетел в сторону своих подельников и сбил их на землю, словно шар для боулинга. Пока все четверо пытались стащить с себя рыжего, Уилл, охая, поднялся на ноги и вытянул руку в сторону паба, откуда через несколько секунд из открывшейся двери вылетел дробовик и "приземлился" прямо ему в руку.
- Я просто мегаохренительный Тор! - гордо прохрипел Салли. Он не раз проделывал этот фокус и на тренировках, и на поле боя. Как австралиец сам признавался, это была его любимая сторона способности (а то и вовсе единственная).
Прицелившись в поднявшихся с асфальта партизан, Уилл проговорил уже куда более серьезным голосом:
- Стоять на месте, One Direction. Не знаю, что вы забыли в этом... - и тут его взгляд наткнулся на татуировку на руке "Тимберлейка". Трезубец. - А. Кажется, знаю. Ну, конечно, кто бы сомневался.
Ему бы держать дробовик ровнее, но руки дрожат, в горле - пустыня Сахара, и голова раскалывается.
А теперь и эти четверо целятся в него из пистолетов и довольно заливаются смехом.
Не... незадача.
"Все, я больше не мешаю виски с пивом".
Радовало только одно: за это время избитый, его невеста и остальные люди успели попрятаться по углам. Только вот что теперь делать Салливану - интересный вопрос.
И тут он придумал. Но за секунду до его действия произошло то, чего он точно не ожидал увидеть.