Все чаще в последнее время меня можно было найти в лаборатории Барри, чем на положенном мне рабочем месте. Не то, чтобы я полностью забросила все свои дела, просто мне физически трудно было держаться от него на расстоянии. Джо я говорила, что мне сложно концентрироваться в хаосе, который обычно царил на нашем этаже, и что обстановка в о владениях Аллена больше настраивает меня на рабочий лад. Напарник делал вид, что он мне верит, но все же не отказывал себе в удовольствии немного меня поддеть по этому поводу. Ему явно доставляло немалое удовольствие видеть, как мы с Барри синхронно краснеем от его шуточек и намеков. Постепенно на один из столов в его лаборатории уже перекочевали моя любимая кружка, записная книжка, куда я вносила все дела на ближайшие дни, и несколько папок с текущими расследованиями. Сингх тактично закрывал на все глаза, пока моя работа была результативной. К тому же, иногда я исключительно в целях саморазвития, даже помогала Аллену в его работе. Криминалистика всегда меня привлекала, но в последнее время я стала понимать, что сама бы не смогла заниматься этим на постоянной основе. Все же мне больше нравится быть детективом.

Новый день встретил меня светящим прямо в глаз солнышком и пустой кроватью. Судя по характерным звукам, Барри готовил завтрак. Улыбаясь, сползаю с постели, натягивая на себя валяющуюся на полу майку Аллена. Зачем покупать пижаму, если есть такой замечательный шкаф с одеждой одного супергероя? Быстро умывшись и почистив зубы, прихожу на кухню, ведомая смесью ароматов свежесваренного кофе и омлета. Поцеловав Барри в щеку, устраиваюсь за столом. Мне нравятся такие умиротворяющие моменты, как сейчас. Можно никуда не спешить, наслаждаясь каждой секундой, болтать о всякой ерунде или о работе, не думать о мета-людях и угрозе для человечества. Это помогало настраиваться на рабочий лад и поддерживало, когда жизнь становилась похожей на кошмар.

Спивот! - громкий и несколько возмущенный голос офицера Грин отвлекает меня от микроскопа, где я сравнивала волокна с последнего места преступления. Если они совпадут, то мы сможем прижать нашего подозреваемого, ему точно не отвертеться. - Вот ты где! У тебя сегодня стажер, ты забыла? - мысленно выругавшись, я постаралась ничем не выдать своего смущения. Конечно же, я забыла. Все утро помнила, но как только погрузилась в рутину рабочего дня, все лишнее вылетело у меня из головы.
Нет, конечно! - надеюсь, у Грин сейчас начнется острый приступ близорукости, и она не заметит, что я покраснела. - Я как раз собиралась с ним встретиться, - как там говорится, врет и не краснеет? Ну, это явно не про меня. - Я просто зашла забрать... - лихорадочно осматриваю стол, -... отчет! - подхватываю папку и машу ей в воздухе, попутно скинув на пол ручку и несколько листочков. Офицер посмеивается надо мной и делает вид, что верит.
Поторопись, она ждет в холле, - махнув на прощание рукой, Грин отправляется дальше по делам, а я раздраженно сдувая с лица прядь волос. Прекрасно, теперь весь день водить за ручку этого стажера, вот словно мне заняться больше нечем. Сделав глубокий вдох, стараюсь успокоиться. В конце концов, девушка не виновата, что капитан выбрал меня, уж не знаю правда по какому принципу. Ладно, надеюсь, она хотя бы не очень глупая и болтливая. Привожу стол в порядок, складываю бумаги и, быстренько черкнув на клеящемся стикере краткую информацию о том, где я остановилась, чтобы потом продолжить и не забыть, покидаю лабораторию, плотно закрыв дверь.

Привет, - улыбаюсь и протягиваю руку девушке, - Ты должно быть новый стажер? Извини, что заставила ждать, заработалась, не заметила, как пролетело время, - личное достижение, я не покраснела.
Меня зовут Пэтти. Пэтти Спивот, - пожимаю руку девушке, представляясь. Она миленькая, что-то в ней такое есть, притягивающее. Что же, возможно все будет не так уж и тягостно.

Меня зовут Пэтти Спивот, и моя жизнь рухнула почти полгода назад. В тот день, когда он спас Централ-Сити и весь мир, пожертвовав собой.
Нет, он не умер. Просто исчез в измерении, которое называется СпидФорс. И никому не известно, чего это ему стоило.
Я так и не смирилась с тем фактом, что его больше нет. Так и не смогла. Он не умер, я бы почувствовала это. Сердцем я чувствовала, что нужно лишь подождать, Циско и Уэллс придумают способ вытащить его без вреда для мироздания. Нужно набраться терпения, но засыпать в нашей пустой постели становилось все сложнее. В конце концов я практически переехала в дом Джо. Единственный положительный момент за эти полгода, старший Уэст окончательно ко мне оттаял. Он даже смог простить за то, что я также утаивала от него информацию о возможном будущем для Айрис. Нам было трудно первое вернуть доверие друг друга.

Мы уже почти отчаялись, когда к Циско пришло озарение. Идея была рискованная и опасная, но мы уже были окрылены надеждой.

Я прихожу каждый день, по-крайней мере стараюсь. Чаще всего просто молчу, спиной упираясь в стекло его камеры или же сидя, скрестив ноги и не отводя от него взгляд, надеясь увидеть в выражении его лица хотя бы отголосок моего Барри. Бывают дни, когда поток моих слов не остановить, я рассказываю ему, как прошел мой день, как мне надоел Сингх со своими бесконечными отчетами, какой ресторан открыли в центре города, каких мета-людей мы поймали и что произошло в наших любимых сериалах, словно я пыталась восполнить в его памяти прошедшие месяцы. Я не уверена, что он вообще слышит и понимает, что я говорю, но мне становилось легче после таких монологов.

Как обычно, я заглядываю к нему вечером после рабочего дня. Сегодня, к счастью, на удивление спокойного. Все мета залегли на дно и не рисковали лишний раз высовываться, да и в принципе уровень преступности в городе значительно снизился. Миру не угрожали пришельцы, никто не пытался захватить власть, но мы не могли расслабиться. Бессонница и головная боль стали моими постоянными спутницами, и лишь рядом с Барри мое напряжение несколько спадало. Одно его присутствие успокаивало меня. Мне так хотелось вновь ощутить его объятия, что приходилось с силой сжимать ладони в кулаки, впиваясь ногтями в кожу.

Его слова разбивают мне сердце. Все еще хуже, чем говорила Кейтлин. Он не может различить где правда, а где вымысел, даже представить страшно, что именно он пережил за все то время в СпидФорсе. Мне так до отчаяния хочется забрать его боль себе, что на глаза наворачиваются слезы, и мне приходится пару раз моргнуть и чуть приподнять голову, чтобы не дать им скатиться по моим щекам. Не хочу, чтобы он видел меня такой. Не хочу, чтобы он разочаровался во мне. Не хочу, чтобы видел, что я не справилась.

— Солнце уже зашло. Звёзды появляются на небе. И все, что важно, это здесь и сейчас, — мои вокальные данные далеки от идеала и тем более до голоса Барри, но тем не менее все же в ответ негромко напеваю продолжение песни, которую мы не сговариваясь считали нашей, и прикладываю руку к стеклу, сдерживая глубокий тяжёлый вздох и робко улыбаясь, чувствуя жжение в глазах и не позволяя надежде ослепить ее. Физически он вернулся, но вот его разум был ещё где-то далеко. Кейтлин говорила, что ему нужно немного времени, чтобы осознать изменения. Нам оставалось только ждать, — Я здесь, Барри, и никуда не исчезну, — встаю на ноги и набираю на панели код блокировки его камеры, слыша через динамики возмущение Циско и неодобрение Кейтлин, которые наблюдали за нами через мониторы. Но я знаю, что он не причинит мне вреда. Специально или случайно. Да и мы будем в камере, которая блокирует способности. Это правда значит, что и моя регенерация неактивна, но что-то мне подсказывает, что это и не нужно будет. И я знаю, что за нами внимательно наблюдают и если вдруг что, помощь примчится со скоростью вспышки.

С тихим шорохом стекло в его камеру поднимается, и, наклонившись вперед, проскальзываю под ним, не в силах больше ждать. Хм, физически никаких изменений в себе не замечаю. Впрочем, мои способности продолжают оставаться латентными и проявляющимися в случае угрозы моей жизни. Тем не менее, я не тороплюсь, делаю осторожный шаг вперед, потом еще один, медленно сокращая между нами расстояние и присаживаясь на корточках перед ним, внимательно следя за его реакцией, готовая в любой момент отскочить назад. Барри выглядит таким запутавшимся и сломленным, что моим первым порывом является желание его обнять. Что-то негромко и успокаивающе шепча, медленно и осторожно накрываю его ладони своими, чувствуя легкое покалывание в кончиках пальцев, словно бы от статического электричества.
Барри, это правда я, — мой голос звучит едва слышно и я прекрасно осознаю, что вся команда сейчас собралась перед мониторами в ожидании. Мои нервы были натянуты до предела.

ладно, шучу, мне жаль за этот эпизод и с меня кофе хд

Я люблю путешествовать с Доктором, прекрасно понимаю то, каким чудом и сокровищем является его своенравная и непредсказуемая машина времени, но блин...
— Мы в Бристоле. Опять мимо пункта назначения. Ну, на этот раз хоть промахнулись немного. Если, конечно, хоть год нужный... — скептически говорю я. Ну просто не могу удержаться и в который раз не отметить то, что Тардис опять приняла решение за нас. Но я вижу, что Доктор меня не слушает, а его радостное выражение лица, будто бы он ребенок, который получил долгожданный рождественский подарок, и вовсе заставляет меня сменить гнев на милость.
— Ну ладно, ты прав. Это и вправду невероятно: внутри все та же, но уменьшилась снаружи. С ней такого ведь раньше не случалось? — спрашиваю я, показывая всю свою заинтересованность в решении данной загадки. Доктору только это и было нужно, я выслушиваю подробный отчет о разных изменениях, которые случались с Тардис, ведь Доктор не ограничивается простым "нет".  Хотя, информация, бесспорно ценная, ведь проанализировав то, как может меняться Тардис, мы сможем понять, почему она так повела себя на этот раз. Не стоит пренебрегать прошлым, ведь порой все ответы находятся именно в нем.
Разглядываю Тардис и озвучиваю первую пришедшую в голову мысль:
— Она будто бы съежилась. Ну, так звери делают. Съеживаются от страха. Доктор, а Тардис может испытывать страх?...
Ответом мне служит многозначительный взгляд Доктора "моя Тардис может всё, а я вот не уверен, что хочу знать, чего же она так испугалась, шучу, конечно же, хочу". А я вот что-то не особо горю желанием выяснить, насколько верна моя случайная догадка. Но раз мы оказались здесь, то так должно быть случиться, а значит, мы не улетим отсюда, пока не разберемся во всем досконально. Возможно, есть люди, попавшие в беду, которые нуждаются в нашей помощи. Скорее всего, так оно и есть, ведь Доктор оказывается часто там, где происходит что-то плохое, и он уже помог стольким людям. Обычно я чувствую себя спокойно рядом с Доктором. Ну то есть, боюсь, конечно, но скрываю это ото всех, а в процессе быстро сама забываю, что я чего-то боялась 5 минут назад. Но сейчас мне почему-то слишком страшно. И я уговариваю себя перешагнуть через эту лужу липкого, вязкого и неприятного страха, ради этих людей, которым нужна помощь Доктора...и моя тоже.
Чувство ответственности возвращает прежнюю меня, и я отправляюсь осмотреться вокруг по просьбе Доктора, который все еще продолжает диагностику уменьшившейся снаружи Тардис. Вроде бы, с годом Тардис не ошиблась... Мне кажется, будто бы все, как и должно быть, вдали от столь загадочно изменившейся Тардис я не чувствую ничего необычного или опасного. Прохожу мимо странных граффити: люди, изображенные со спины. Люди, занимающиеся оттиранием граффити с городских стен, оказываются не сотрудниками службы благоустройства города, а людьми, исполняющими предписание суда. Это понятно из сальных шуточек, которые они отпускают в мой адрес, но я делаю вид, будто бы ничего не слышала. Один из них, темнокожий молодой человек моего возраста, догоняет меня, чтобы извиниться за остальных. Я улыбаюсь ему в ответ. Улыбка — ключ к сердцам людей. Самый просто способ подарить немного тепла, чтобы человек почувствовал, что его окружает не только надоевшая рутина, а вспомнил, что в мире есть что-то хорошее. Он совсем не похож на преступника, интересно, за что он попал сюда? От него я узнаю, что эти граффити посвящены в память пропавших без вести недавно людей, что-то вроде местного мемориала. Спешу назад к Доктору, чтобы рассказать ему, что узнала.
А кстати, где он? Озираюсь в поисках Тардис. Доктор не улетел бы без меня... Такое было уже, конечно, но, кажется, он проникся тем, как сильно я на него рассердилась и обещал больше так не делать... Где же он? Не сразу, но я замечаю нечто синее в траве. Когда я уходила, Тардис была примерно с меня ростом. Сейчас же она похожа на детскую игрушку.
— Доктор? — спрашиваю удивленно я.

Я не знаю, как попала в эту перепетию. Каждое утро, просыпаясь в своей "морозильной камере", я надеялась увидеть над собой другой потолок. Любой, даже дешевого отеля, в которого невыносимо воняет мочой и рвотной массой. Но потолок над головой был уже привычно белым, в одна из стен, к которой была повернута моя кровать, — стеклянным. И это снова и снова напоминало мне, где я нахожусь и что выхода от сюда нет. Разве что на тот свет, как пошутила Аманда Уоллер при нашей первой встречи. Или не пошутила, черт ее знает.
Я могла бы выбраться. Мои силы не сдерживали ни браслетами, ни кулоном, который когда-то для меня сделали Циско и Джулиан и который был мною уничтожен. Я могла спокойно создавать иней на стенах, бросать в них сосульки, но не могла выбраться отсюда. Это стекло не поддавалось разрушению, сколько бы я не тратила сил на его заморозку. Учёный внутри меня предлагал несколько вариантов, почему стекло непробиваемо — пока лидировал вариант наличия примесей в стекле, что делало его прочнее обычного. Какое было в стеклянной камере Зума — Фрост оно сдерживало весьма успешно, а значит и мне бесполезно в него биться. А бетон -это не моя специализация, хотя сейчас я бы хотела управлять бетоном. Правда, тогда моя камера была бы стеклянной или резиновой — Уоллер бы не дала мне шанс на спасение.
Если бы я сумела покинуть камеру или вне ее проявила бы агрессию — меня бы убили, взорвав голову. Моя регенерация без проблем латает синяки и ссадины, даже справляется с ранением в живот, но отрастить новую голову ей не по силам. Бомба в шее — это почти гениально, хотя и отдает плагиатом. Помнится, Лиза Снарт поступала к нам с такой проблемой, и Циско решил ее большим трудом. У меня не было под рукой его вакуумного оружия, а сама я нейтрализовать бомбу не могла — она была устойчива к перепаду температур, чтобы не взорваться внутри моего холодного тела. Заморозь я ее отдельно — бомба бы просто взорвалась. Это бы позлило Аманду Уоллер, но не это является моей целью, я все еще хочу выжить.

Отряд Самоубийц не был моей целью. Я все еще искала лекарство, и почти нашла его. Правда за него просили не деньги, а некие услуги. Нет, не эротического характера, хотя лучше бы меня попросили просто потрахаться с кем-то. Услуги были криминальные, и за них меня и поймали. От тюрьмы меня спасла Аманда, решив, что криокинетик будет достойным пополнением ее коллекции уродов с бомбами. Тактический отряд Х, готовый умереть по одному ее приказу. Не хочешь подчиняться — умри. Язык силы был мне неприятен, но он действовал, и я не могу этого не признавать. От доктора Кейтлин Сноу осталось слишком мало — она бы не выдержала и дня в таких условиях. Храбрилась бы, показывала свою "силу" и верила бы, что вскоре сюда явится Флэше, чтобы ее спасти. Я же знала грустную правду — никто нас отсюда не спасет, а напрасные надежды не помогут нам выжить. Вопрос выживания был ключевым, поэтому Кейтлин покорно уступила мне, понимая, что я в этом разбираюсь чуть больше. Вот если бы нас бросил парень или бы он трагично умер — то тут на бы правила балом, тут она спец.

Я не пыталась найти друзей — среди этого отребья мало достойных личностей, а я была очень избирательна в плане общения. Или пыталась таковой быть. Но при этом я не искала конфликтов, оставаясь в стороне от всего. Наблюдая за перепалками заключенных, которых растаскивали охранники с автоматами, я не влезала. Лишь единожды я нарушила это правило — когда кто-то начал задирать клоунессу, которая выглядела неуместной посреди всего этого дерьма и дополняла цирк уродов. В каждом же цирке должен быть клоун, верно? Харли Квин была именно такой — настырной, смешной, но при этом истинным ребенком. Таковой она мне казалось — в ее хорошенькой светлой головке вряд ли были серьезные мысли, а убийство воспринималось ею как игра. И это было тошно видеть, но я продолжала сохранять нейтралитет, отмахиваясь от нее и ее вопросов — "А ты любишь больше кошек или собак, Морозик? Или снеговиков?" — как от надоедливой мухи. Признаться, честно, я ей даже по-своему симпатизировала, как симпатизируют детям или умилительным щенкам.
Конечно, она не стоила того, чтобы получать за нее разряд тока, но здесь впервые пробудилась Кейтлин, вечная защитница униженных и оскорбленных. Как по мне, Харли бы и сама смогла себя защитить и вряд ли нуждалась в чьей-то помощи. Но я влезла, наживая себе новых врагов и получая "домашний арест", которому была даже рада.
Ненавижу людей.

Кажется, именно это роднит нас с Уоллер. Она тоже ненавидит всех нас — и даже не пытается скрывать — но при этом, в отличии от меня, пытается найти общий язык с каждым, с кем это возможно. Поэтому Харли сейчас в отключке и связана, а я добралась до этой каморки самостоятельно в сопровождении охраны. Потому что Уоллер успела понять, что я становлюсь сговорчивее, если мне давать иллюзию свободы. Притащи она меня сюда на каталке и в смирительной рубашке — я бы показала зубки. За это она бы меня наказала, снова заперев в камере и срывая задание. Откуда я знаю про задание? А зачем еще нас было вытаскивать из наших норок? Смущало меня лишь то, что здесь были мы вдвоем — я и Харли. Ни Бумеранга, ни Крока, ни Дедшота. Не то, чтобы я по ним скучала, но их отсутствие меня нервировало. Особенно тогда, когда Харли очнулась и не нашла иной жертвы, кроме меня.

— Никаких обниманий, — я морщусь от ее "Морозик", но уже не поправляю, зная, что это бесполезно. Здесь я известна как Киллер Фрост, но когда Харли волновали формальности? Она ловко и грациозно избавляется от пут, и я жалею, что ее не привязали крепче. Желательно, намертво.
От "дружеских" объятий меня спасает Аманда Уоллер. Не лично, конечно — она не заходит в клетку к львам, оставляя нас на своих солдат. Общения с ней лично я удостаивалась лишь при приеме в отряд, и то нас разделяла стена моей камеры. Все остальное — через экран монитора, с которого она коротко рассказывает о задании, оставляя месть для интриги и неприятных сюрпризов. Впрочем, все задания сами по себе были неприятным сюрпризом, о которых заранее никто не предупреждает, конечно.
— Полчаса до полета, время пошло, — Аманда отключается, не думая о том, что у нас могли остаться вопросы. Например, "КАКОГО ЧЕРТА?!"
Мы летим одни. Даже солдат Уоллер не будет. Дискриминированы по половым признакам — на наше задание вход girls only. Катана на другом задании, но уже вылетает к нам. Будет завтра, если мы к тому времени будем живы.
И когда это успело стать моими буднями?

— Ты готова? — На задания нам дают сменить тюремные робы на что-то понаряднее. У меня была лишь синяя кожаная куртка и обычная одежда, у Харли же был целый гардероб, выбрать что-то одно из которого ей было сложно. Как итог, я давно была одета, а она нет.
А до вылета 10 минут.

- Я сейчас сдохну от скуки, - раздается в наушнике раздраженный голос Ковальски, который в течение последнего часа слонялся вокруг здания лаборатории, которая стала целью грядущей операции. Ему нужно было оценить степень охраны, а также прикинуть возможные пути отхода. Учитывая габариты Джо и довольно запоминающуюся внешность, все остальное время ему придется провести в номере. Если все пойдет по плану, разумеется. Их задача была простой - всего лишь разведка и уточнение полученных данных, прежде чем группа приступит к активным действиям. На Джо свитер с эмблемой баскетбольной команды Нью-Йорка и соответствующая бейсболка, а в руках только мобильный телефон, с помощью которого он делает снимки здания.

- Вы уверены, что это наша цель? - в сотый раз задает вопрос великан, выпивая уже пятый по счету стакан крепкого кофе. Сейхан закатывает глаза в ответ на его вопрос, предоставляя другим право успокоить мужчину и не отвлекаясь от смазки своего любимого Зиг-Зауера. Заряженная обойма лежала рядом. Кобура же ждала своего времени. Простые и привычные действия успокаивали ее и помогали настроиться на миссию. Бывшей наемнице сложно было адаптироваться к новому ритму жизни, но все же у нее нет причин жаловаться. Грейсону Пирсу удалось невозможное - благодаря ему у Сейхан открылось второе дыхание, она буквально начала новую жизнь. У нее появилась новая семья.

- Не тебе жаловаться, Ковальски, - недовольство Монка буквально можно пощупать, он тоже оставлен за бортом, ему предстоит сыграть доставщика, который ошибся с адресом. На самом деле, в коробке был передатчик, который поможет хакерам Сигмы проникнуть в систему интересующей организации. Коккалису нужно лишь прикинуться дурачком и отвлекать внимание охраны какое-то время, все документы были заранее подготовлены. Задача Монка проста - потянуть время и позволить вирусу проникнуть в компьютерную сеть. И он успешно справляется с заданием.

Я работаю с детьми, - несколько раздраженно, с улыбкой думает Сейхан, с щелчком вставляя обойму в пистолет. Это лишь мера предосторожности, их легенда и прикрытие идеальны - никаких проблем возникнуть не должно. На ней из одежды лишь белье, и это женщину ничуть не смущает. Помимо нее в комнате находится только Грейсон, все остальные оперативники устроились в соседнем номере. Кэт забронировала для этой операции два соседних номера, обеспечив также и прикрытие. Всего лишь очередная фармацевтическая компания, которая желает слияния с более крупной. Сейхан и Грею предстояло играть представителей такой компании. Они тщательно готовились, изучая данные и сопутствующие документы, чтобы поддерживать диалог с главой компании. У них назначена встреча на пять часов.

В идеале, Грей и Сейхан под фальшивыми именами просто придут на эту встречу. Разведают информацию. А также при удачном стечении обстоятельств, оставят жучки в стратегически важных местах. И потом уйдут, оставляя основную работу хакерам и компьютерщикам. И лишь при наличии доказательств начнут действовать. Встреча была организована на высшем уровне. Связи Кэт пригодились, как никогда. Она действительно была неоценима.
Такой был план.

- Грейсон, - Сейхан слегка сжимает предплечье Пирса, негромко вздыхая, - Держи себя в руках, - девушка передергивает плечами, усмехаясь. Она успела изучить Грея за время их знакомства и знала, на что он способен. Также она знала, как он реагирует в той или иной ситуации. В ней не было ни капли страха, потому что была вера в него. Они составляли идеальный тандем. Научились угадывать действия друг друга.

- Кстати, помоги мне, - для встречи Сейхан выбрала черное платье, которое застегивалось со спины. Она планировала после прикрыть кобуру с пистолетом строгим пиджаком. Ей нравилось их полное взаимопонимание. - И поторопись, у нас сорок минут до встречи, - Сейхан окидывает его оценивающим взглядом, оставаясь довольной. По легенде Грей является вице-президентом компании, которая надеется на слияние, а Сейхан предстояло играть роль его секретаря.

Что может быть сложного?

Надкушенное яблоко пролетело мимо удивленного личика нимфы, отскочило от декоративной колонны и упало куда-то вниз, на землю. Века спустя смертные сочинят красивую легенду о том, как богиня любви заботливо своими руками посадила эту старую яблоню на радость жителям этих мест. Ну, или что-то подобное. Смертные любят красивые истории, куда замешивают богов.
На деле же все было куда прозаичнее: пресловутое яблоко было принесено в числе прочих фруктов нимфой-прислужницей Афродите, предававшейся полуденному отдыху в своих божественных покоях. Она это яблоко изящно взяла и столь же изящно надкусила (ей казалось, богиня красоты не может что-то делать неграциозно). В следующее же мгновение миловидное личико Пеннорожденной сморщилось, как высушенный на солнце виноград, а кислое яблоко улетело в сторону.
Со вздохом богиня откинулась на подушки. Как и многие женщины, не знающие, чем себя занять, она заедала свою скуку. Причин для скуки у Киприды было предостаточно: то, что ей дарована вечная жизнь, конечно, хорошо, но и вся шутка здесь заключалась в том, что каждый ее день был похож на предыдущий.
Ограниченная своей довольно узкой божественной специализацией Афродита пробовала найти себе развлечение в любовных утехах, но старые ее возлюбленные то пропадали на войне, то были жутко заняты своими сугубо мужскими делами, которыми ей "не следовало забивать свою прелестную голову", то и вовсе уже померли от старости и в боях. Новые же знакомства не отличались оригинальностью и все чаще переходили в разряд одноразовых.
Пыталась богиня обратиться и к другой части своих полномочий, связанных с красотой. Раз десять уже переменила обстановку в своих покоях, а собственную внешность и того больше, испробовав на себе стандарты красоты всех земных народов. Особенно позабавило Афродиту то, какими считались красавицы в одном племени где-то в Центральной Африке: губами таких размеров можно было, пожалуй, обхватить спил целого баобаба. До сих пор она то и дело прикасалась к нижней губе, проверяя, не забыло ли все вернуться на свое место.
Наконец, оставив попытки поразвлечься по-божественному, Киприда решила взять пример с людских женщин и скоротать свободное время за разговорами со своими подругами. Афина отпала сразу: праматерь мудрости все еще злилась на Пеннорожденную за то, что та в очередном приступе скуки присела за прялку, попытавшись заняться рукодельем. В итоге, мало того, что исколоты были все пальцы, а нежные руки покрывали мозоли, так еще и Афина, заправская истеричка, наделала такого шума и закатила такой скандал, что себе дороже было продолжать заниматься этим неблагодарным делом. Также Афродита отбросила мысль заскочить на чарочку нектара к Гере: богиня любви все еще отходила от бесконечного потока жалоб Царицы Небес на своего не в меру гулящего мужа, который ей пришлось выслушать предыдущий визит. Пробовала Киприда наведаться к Нике, которая сейчас вместе с Аресом находилась в Спарте, но была вытолкана из палатки, дабы "не испортить атмосферу грядущей победы" в воинском лагере. Заглядывала богиня к Деметре; та вроде и приняла Афродиту радушно, и даже терпеливо пыталась научить ее искусству прополки, но, устав от постоянных вскриков Пеннорожденной при виде каждого жучка и червячка, прогнала со своих полей от греха подальше.
Несколько раз заглядывала Киприда в чертоги к Немезиде, но каждый раз не заставала хозяйку у себя. К слову, богиню возмездия давно уже никто не видел на Олимпе, а при расспросах все пожимали плечами и отвечали, что хотели бы и сами знать ответ. Греческие божества — народ вспыльчивый, гордый и нередко пренебрегающий правилами поведения. Поэтому неудивительно, что в отсутствие Немезиды, на священной горе то и дело стали возникать споры и конфликты, уладить которые была способна только она своей твердой рукой и безупречной интуицией.
Отчаявшись изведать, куда пропала подруга среди богов, Афродита подумала, а не попытать ли ей счастья у духов природы. Ведь как раз кстати в прислужницах у нее сейчас находилось несколько аур, нимф ветра, созданий легких как физически, так и морально, а, значит, не гнушавшихся сплетен. Подозвав к себе одну из них, ту самую, что принесла ей кислое яблоко, Пеннорожденная расспросила у робеющей ауры, не слышала ли та каких-либо вестей о Немезиде. С удивлением наблюдая, как мертвенная бледность сменяется пунцовым цветом, богиня красоты узнала, что нимфа слышала от одного знакомого сатира, помогавшего ей собирать фрукты, будто в Рамнунте, неподалеку от храма Немезиды, видели женщину с мечом, внешне отдаленно напоминавшую богиню возмездия, да только смертную и постаревшую.
Расцеловав прислужницу, Киприда приказала немедленно принести ей новый хитон...нет-нет, лучше тот, фиолетовый! и, переодевшись, перенеслась туда, где по ее подсчетам она могла если не встретить подругу, то хотя бы узнать что-нибудь о ней. Но при этом богиня не учла одной важной детали. А именно того, что в том месте, куда она переносилась, местные пастухи не первый день выгуливали свои стада.
— Да ну что такое... - Афродита осеклась, заметив, что на нее с интересом смотрят древнегреческая буренка и мальчишка-пастух. Улыбнувшись, она пожелала корове двойню, а мальчику красавицу-жену, и навсегда вычеркнула из его памяти момент появления из воздуха женщины, сопровождаемой ароматом роз.
Пастбище, к счастью, располагалось недалеко от поселения, куда уже пешком (дабы избежать лишних попаданий во что не следует) отправилась богиня любви, где она рассчитывала найти колодец, чтобы отмыть испорченный хитон. Но, подходя к площади, она увидела столпотворение людей, окруживших кого-то. Из самого центра были слышны мужские крики и спокойный, очень знакомый женский голос. Не сумев устоять перед любопытством, Афродита, расталкивая окружающих локтями, стала протискиваться вперед, проверить, не показалось ли.

Курт тяжело вздыхает и бросает грустный взгляд на сумку, в которую еще в школе были бережно сложены детские сочинения (Если так, конечно, можно было назвать то, что написали восьмилетние дети на свободную тему). Уже было понятно, что проверку придется отложить на вечер, ведь он пообещал ученикам сообщить результаты как можно скорее. Обманывать детей Хаммел не желает даже в таком мелком вопросе, а Смайт вряд ли станет ждать, пока Курт закончит свои дела. К тому же, делать что-то под надзором Себастьяна – нет уж, спасибо. А ведь он уже почти представил, как, придя домой, устроится на диване с чашкой чая – о, Курт буквально подсел на этот напиток, целый шкафчик в его кухне был забит большими и маленькими упаковками листового чая с различными вкусами: от чабреца до малины – и вдоволь наплачется, пересматривая Мулен Руж в, наверное, тысячный раз.
Словно в подтверждение мыслей Хаммела – будто бы Смайт умеет их читать Ты умеешь? Моргни, если да. Эмм, ты моргнул? Это было «да»? Хм… Тогда напой «Firework» Кэтти Перри?.. Нет?, хотя вряд ли бы кто-то признался, обладай он какой-нибудь суперспособностью – Смайт, не дожидаясь приглашения (которое никогда бы и не прозвучало), присаживается напротив Курта и тянется к печенью, одиноко лежащему на тарелке. Хаммел провожает грустным взглядом половинку кондитерского изделия, на которое Себастьян бесцеремонно покусился – по мнению Курта, овсяное печенье в этой кафейне было даже вкуснее тех, что он пробовал в Нью-Йорке.
– Будем продолжать спор о том, кому принадлежит этот город? Нам что, пять лет? – Усмехнулся Курт, пытаясь как-то сгладить напряжение. Недавняя встреча с Блейном подкосила его, заставила усомниться в себе, своих действиях, и очередные конфликты были ему сейчас не нужны. Семь лет назад Курт был уверен, что поступает правильно, когда сообщал Блейну – по телефону, черт возьми, зная, что не выдержит его потерянного взгляда, и даст их отношениям второй (Третий? Десятый?) шанс – что им следует расстаться. Теперь же, видя, до чего он довел Андерсона, где в итоге тот оказался и что с ним стало, Курт все четче и четче начал осознавать свои ошибки. Не проходило и дня с той встречи на парковке, чтобы он не задумывался о судьбе Блейна, и каждый раз Хаммел убеждался лишь в одном – это его вина. Разумеется, он не вручал Андерсону нож, перевязанный красной ленточкой, и не проводил торжественное посвящение в ряды преступников Центра-Сити, но, бесспорно, его вина все же была. А очередное напоминание о прошлом в лице Себастьяна Смайта, когда-то ставшего причиной разногласий между Куртом и Блейном, было совсем ни к чему – он и без этого осознавал свои ошибки.
Хаммел игнорирует выпад Смайта, но следующие его слова лишь окончательно убедили Курта в том, что мирного разговора с этим человеком ему не видать: – Ты бы еще затронул тему стереотипов и того, что «типично» для всех геев. Рейчел, я уверен, блещет где-нибудь на Бродвее – мы не общались несколько месяцев, но если тебе интересно, могу подсказать её номерок. – Хмыкнул Курт, и его взгляд снова упал на салфетку. Если он не успокоится, ему точно нужно будет что-то взять в руки, иначе он, несмотря на то, что всю жизнь был против насилия, точно не сдержится и заедет кулаком по этому самодовольному лицу, которого раздражало его что в школе, что сейчас. –  И какие такие причины, Смайт? Тебя тогда так задела та ситуация со слашем, что ты до сих пор не можешь успокоиться? Помнишь, это ты чуть не лишил Блейна зрения! Хотя я не думаю, что тебе может быть за что-то стыдно. – Он активно жестикулирует руками и в какой-то момент едва не скидывает со стола кружку с остывшим кофе – черт возьми, Смайт, как же ты не вовремя . –  Я работаю здесь, Себастьян. Несколько месяцев назад я направил письма в несколько школ, и здесь меня были готовы принять на весьма хороших условиях. Я учитель, Смайт. Так что расслабься, я не скачу по сцене, а учу маленьких Джеков и Сьюзи читать, писать, считать…
-А чем занимаешься ты? – чуть не сорвалось с его языка, но Курт сдержался. Слушать что-нибудь неприятное он сейчас не желал, как и видеть, как собеседник хвастается своими достижениями, если таковые, конечно, имели место быть.
–  Кстати, ты должен мне печенье, – заявил он, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. – Но я прощу, если ты избавишь меня от своего общества. Как я говорил еще в школе, ты мне не нравишься. – Глупо было надеяться, что они смогут нормально пообщаться, не затрагивая тему школы, хорового кружка и Блейна. Курт и забыл, как этот человек мог вывести его из себя одной лишь колкой фразой. – Зачем ты вообще ко мне подсел, если я у тебя никогда не вызывал «приятных чувств»? – На последних словах он не поленился и махнул руками в воздухе, изображая кавычки.  И уже неважно, что он первый окликнул этого парня.

[float=right][/float]Я прихожу в отведенную тебе палату каждый вечер, перед сном. Стараюсь по-крайней мере. Сижу, практически утопаю, в слишком мягком, светло бежевом кресле, поджав под себя ноги. В спокойные дни у меня на коленях одна из бесчисленных книг по магии, которые для меня без устали достает Клинт или Капитан, а на столике рядом стоит чашка с ароматным какао, заботливо приготовленным Наташей. Иногда я лишь заглядываю на пару минуток, буквально таки валясь с ног от усталости, от напряженных тренировок, шипя сквозь стиснутые зубы проклятия. Это все, ради моего блага, ради спасения жизни невинных, ради благой цели. Но ты остаешься недвижимым и холодным, а у меня опускаются руки. Впрочем, не в моих правилах сдаваться, и я знаю, что ты никогда не простишь меня. Поэтому я слегка сжимаю твои пальцы на прощание, иногда оставляю невесомые поцелуи на твоей щеке или губах, а после решительно отправляюсь на тренировку/очередное задание. Стив, хоть и относится ко мне, как к ребенку, все же не щадит меня. Мои тренировки с Сэмом и Наташей иногда задерживаются далеко за полночь. Я считаю, что мне повезло, если я урвала хотя бы пять часов крепкого сна. А хотя, кого я пытаюсь обмануть, я толком и не спала с того самого "происшествия". Доходит до абсурда, я пью снотворное ночами, а по утрам пытаюсь перебить его действие кофе и энергетиками. Вполне возможно, что последние месяцы я существую исключительно за счет своей магии и улучшенному метаболизму мутанта.

Я провожу в твоей палате, нет, комнате, все свободное время, только здесь способная немного расслабиться, слушая равномерный писк и шуршание приборов, которые обеспечивают твое жизнеобеспечение. Только так мне удается убедить себя, что ты все еще жив, только здесь липкие нити страха уже не так сильно опутывают мое сердце. Иногда я даже ловлю случайные мыслеобразы, мелькающие в твоем подсознании, но они все слишком расплывчатые, эфемерные, смазанные, чтобы понять, о чем ты действительно думаешь и что тебе снится. Ты всегда был слишком быстрым для меня, но после пребывания в камерах Г.И.Д.Р.'ы все словно в сотни раз ухудшилось. Временами я и вовсе практически теряла нашу связь. Красно-серебряная нить с каждым днем все больше истончалась. Но я не отпускаю тебя, Пьетро. Ты обещал. Впрочем, использовать свои способности на тебе я все же не рискую. Медицинский персонал, ежедневно проверяющий показания приборов, дает позитивные прогнозы и даже выглядят вполне искренними и убедительными. Твое тело способно самостоятельно излечить раны, вот только что-то тебя сдерживает, регенерация не запускается. Почему ты решил оставить меня, брат? Ты ведь знаешь, что я не могу без тебя. Штрукер обещал, что я буду всесильной. Он убеждал меня, что никто никогда не встанет у меня на пути. Он обещал силу, равную силе богов. Вот только, в конечном итоге, он обманул меня, я так и не смогла сделать главное - я не спасла тебя. Твой лечащий доктор, Хелен Чо, ты ведь помнишь её, взвалившая на себя ответственность за возвращение тебя к жизни, подбадривает меня, не смотря на причиненный мною вред ей и ее сотрудницам. Мне до отчаяния, до боли хочется верить ее словам. Пьетро жив, его организм выдержал более десятка пулевых ранений, вот только что-то продолжает удерживать его сознание, он все еще в коме, я ничего не могу сделать, прости, Ванда. Она еще находит в себе силы извиниться передо мной, а я лишь морщусь, отворачиваясь и перечисляя мысленно свои грехи. Мне хочется оказаться как можно дальше от людей, вот только проблема в том, что меня, как магнитом тянет к тебе, к твоей палате.

Пьетро, пожалуйста, проснись.

И я боюсь, боюсь, что никогда больше не увижу твою немного кривоватую улыбку, не услышу твой насмешливый голос. Так никогда и не скажу тебе, как сильно я тебя люблю. Больше никогда не почувствую вкус твоих губ. Это невыносимо больно. Ты не имеешь право так со мной поступить. Ты обещал. Сдержи свое обещание, слышишь? На моих плечах теперь тяжесть смертей жителей Ваканды, которые оказались не в том месте, не в то время. Кэп пытался внушить мне мысль, что я не виновата - если бы не я, количество жертв было бы гораздо большим, он и сам теперь обязан мне жизнью. Но я раз за разом вспоминаю твое бездыханное тело и не соглашаюсь с Роджерсом. В нашем деле любые невинные жертвы неприемлемы.

[float=right][/float]Я до сих пор просыпаюсь в слезах от того сосущего ощущения пустоты в сердце. Непривычной тишины твоего полного отсутствия. Боль разрывает меня на куски. Мне страшно. Мне хочется прижаться к твоей теплой груди, услышать биение твоего сердца и поверить, что все будет хорошо. Но нас разделяет океан, и я даже не уверена в твоей дальнейшей судьбе. Мы с тобой наивно полагали, что уже давно расправились с Г.И.Д.Р.'ой, вот только недооценили силу и власть этой организации - Щ.И.Т. был дискредитирован с самого основания, а ты вместе с саркофагом и прочим оборудованием официально считался его собственностью. Я едва не сошла с ума, полагая, что потеряла тебя навеки, пока тихий, но уверенный шепот Капитана не возродил надежду. Пьетро в безопасности, мы успели. У Кэпа нет времени посвящать меня в подробности, но в необходимую информацию я узнаю, ужом скользнув в его сознание, убеждаясь, что он не врёт мне, боясь причинить ещё большую боль.   

Дни в этой клетке тянутся бесконечно долго. Охранники меня заметно боятся, обходят камеру, избегают даже смотреть в мониторы. Я слышу их мысли, буквально чувствую на языке горький привкус их страха и от этого мне хочется смеяться, громко безумно хохотать, запрокинув голову. Но я бессильна, ничего не могу им сделать, и от этого ещё веселее. Вот только они не знают того, чего знаю я.

Он придёт за мной. За нами. Капитан не бросит своих солдат, пока дышит.

Глаза Стивена Роджерса темнеют от ярости, когда он видит ошейник на моей шее, контролирующий мою магию, и мне непривычно и странно, что кому-то действительно не все равно. Когда покореженный металл оказывается на полу, Стив позволяет мне не сдерживаться, понимая, какие именно воспоминания пробудились во мне за время заключения. Вот только в этот раз твоего успокаивающего незримого присутствия за стенкой не было. Отчаяние разрывало меня. Впрочем, переступить грань я так и не смогла, только вывела из строя, вызывая самые страшные из их кошмаров и страхов, не тратя на них особо много времени.

У меня назначена встреча, на которую я не хочу опаздывать. Неприятное чувство стягивало грудную клетку тугим обручем, мешая дышать.

[float=right][/float]В Ваканду мы прибыли на закате. Атмосфера в куинджете была, мягко говоря, тревожная и натянутая. Никто не решался нарушить гнетущую тишину, каждый был погружен в свои мысли. Мы не только теперь государственные преступники, мы беглецы, лишенные родного дома. Сижу, привалившись к плечу Клинта, а он несколько рассеянно гладит меня по плечу, обнимая и поддерживая. Мой взгляд расфокусирован, губы поджаты. Тепло помогает мне не скатиться окончательно в пучину отчаяния. Неизвестность изводит меня, ломает, выкручивает суставы. Магия плещется внутри меня, плотина вот-вот грозит прорваться. Хочется кричать до срывающегося голоса. Бартон, словно чувствуя мое состояние, лишь сильнее прижимает меня к своему боку, и я более спокойно выдыхаю.

Мы мягко приземляемся на площадке перед дворцом, где собралась небольшая группа людей. На мне, да и на остальных, все еще тюремные одежды, времени переодеваться просто не было. Король Ваканды мягко улыбается, пожимая руку Капитану, а после окидывая каждого внимательным изучающим взглядом. Свои глаза я опускаю в пол, вспоминая нашу прошлую с ним встречу. Впрочем, кажется он не держит на меня обид и лишь делает знак кому-то из своей личной стражи. Все обсуждения и переговоры оставлены на утро, он отдает приказ разместить нас в отдельных покоях и с легким кивком головы, разворачивается и уходит. Нахожу руку Клинта и слегка сжимаю его пальцы, пока нас ведут по казалось бы бесконечным шикарно обставленным коридорам. Сердце сбивается с ритма, когда до боли и ужаса знакомое тепло едва ли касается моего сознания. Красивая темнокожая женщина кивает на дверь, покрытую причудливой резьбой. Благодарственно киваю и выдавливаю из себя улыбку, уже заходя в комнату, мечтая только о том, чтобы провалиться в сон, но прежде, мне кажется, что я замечаю на ее лице какую-то знающую и даже немного предвкушающую улыбку. Словно ей известен какой-то секрет, но проникнуть в ее мысли не успеваю. У меня буквально таки перехватывает дыхание, когда я вижу напротив окна знакомый и родной силуэт.

- Пьетро, - шепчу я одними губами, не веря своим глазам. С негромким щелчком закрывается дверь за мной спиной. Кажется, я окончательно сошла с ума.

Спотыкаясь о многочисленные коробки, расставленные по всему поместью, я перерывала вещи в поисках дневника отца, который еще в Сибири, уезжая, спешно бросила куда-то к монгольским находкам – Если только я не оставила его в долине… Картонные коробки, забитые различными артефактами из России – а в некоторых до сих пор лежали найденные мною древности с Яматая, которые я так и не удосужилась отнести к независимому искусствоведу на оценку – ждали своего часа, когда я, наконец, найду время, чтобы разобрать их и решить, что отправится на аукционы и, возможно, в музеи, а что займет почетное место в бывшем кабинете отца – ныне моем. Кое-где все еще валялось оружие – старый лук, пара пистолетов… Вывезти всё это было невероятно сложно, но ничего из этого нельзя было бросать там – а вдруг помимо уничтоженного источника, осколки которого я бережно сложила в небольшую шкатулку и привезла с собой, что-то еще имело хоть какую-то ценность? Будь Анна жива – и не окажись она такой сукой – она бы постоянно ругалась, грозясь выставить все эти коробки на улицу или вовсе скидать их содержимое в большой грузовик и вывезти на ближайшую свалку – ей никогда не нравилась любовь отца к древностям, глупо было ожидать, что она поддержит меня? И не менее глупо было доверять ей. Когда первые страницы желтых газетенок пестрели мерзкими заголовками вроде «Еще одна сумасшедшая Крофт» и были украшены моими фотографиями – её рук дело, сейчас-то я в этом уверена! – Анна была одной из немногих, кто принял мою сторону и оказал поддержку, только вот откуда мне было знать, что под  утешительными речами и воспоминаниями об отце скрывались обман и предательство? Она твердила мне, что любила Ричарда, что привязалась ко мне, но будь её чувства хоть каплю искренними, разве она поступила бы так с нашей семьей, позволив отцу совершить самоубийство, разве отправила бы сначала в Сирию, а после и прямиком в Сибирь вслед за мной Тринити, наемные солдаты которых едва меня не прикончили? Разве там, внизу, ища вход в древний архив, отдала бы она приказ о моем убийстве, будь я ей хоть каплю дорога? Но при этом она остановила Константина, когда он пытался прикончить меня, но при этом она пыталась переманить меня на их сторону… – Я трясу головой, затыкая подсознание – единственный человек, оставшийся со мной после смерти отца, оказался предателем, работавшим на противника. И как теперь доверять людям?
Но она мертва. Некому больше ходить по поместью и, вздыхая и взмахивая руками, ругать меня за разведенный беспорядок – крыло, где жила мама, потребует огромных денег на реставрацию, а замена прогнивших местами ступенек и уборка пыльных углов займет немало времени, как и разбор многочисленных коробок и сортировка вещей на «продать», «оставить», «выбросить». Дядя Атлас порывался оказать мне помощь с поместьем, но пошел он к черту – даже оставшись без гроша, я бы не подпустила его близко к поместью.
Предстоят долгие месяцы работы, прежде чем имение станет вновь таким же уютным и пригодным для жизни, каким оно было несколько лет назад. Возможно, годы, учитывая, что я уже несколько недель не могу даже одну коробку разобрать! – Улыбаюсь я, и тут же задеваю ногой, ощутимо ударившись о нижнюю коробку, хлипкую систему из четырех ящиков, пирамидкой стоявших друг на друге.
- Нет-нет-нет-нет…! – Но что толку от моих причитаний, когда содержимое за пару секунд разлетелось по комнате – кажется, какая-то ваза укатилась под кровать. Лишь бы не разбилась.
Тяжело вздохнув, я подтаскиваю ближайший к себе ящик и принимаюсь скидывать в него всё, что попадется под руку, а ведь раньше все было рассортировано по годам и принадлежности к той или иной культуре, но теперь монгольская свистящая стрела отправляется в одну коробку к короне киевского князя. Дневник отца, к слову, валялся на дне одной из уроненных мною коробок – быстро нашелся, хоть и оставил после себя ужасный беспорядок. Откидываю на кровать потрепанный дневник и лезу за вазой, только вот вместо неё моя рука нашаривет какую-то коробку, которой, я уверена, там не было раньше.
Вытащив находку на свет и сдув небольшой слой пыли, я понимаю что нашла:
- Видеоигра? Страннее было только увидеть византийскую боевую галеру во льдах Сибири! – Смеюсь я и откидываю коробку куда подальше – и чего только нет в этом доме. Скидываю оставшиеся вещи в коробки и на этот раз просто отпихиваю ящики поближе к стене, второй раз собирать рассыпавшиеся вещи, часть которых может разбиться при падении, у меня не было желания.
- Иона, это ты? – Снова лезу под кровать – вазу все же следовало достать – и тут же слышу шаги в комнате.
Яматай научил меня быть всегда начеку, быть готовой к нападению в любую секунду; Сибирь подарила привычку держать оружие поближе. Правда, притягивание неприятностей никуда не делось – я сама будто одна ходячая проблема. Но сейчас что-то внутри меня хочет надеяться, что это мой верный друг, но шаги, неестественно легкие для Ионы, убеждают меня в обратном, и я, едва не стукнувшись головой о каркас, вылезаю из-под кровати и хватаю с тумбочки пистолет – черт, он вообще заряжен?
Я ожидала увидеть солдата тринити, прокравшегося в поместье, но вместо громадного мужчины с винтовкой наперевес сзади меня стояла девушка – красивая рыжеволосая девушка, одетая так, будто бы снималась в каком-то фильме про джунгли. Ну, знаете, неестественные для климата шорты, короткие маечки и каблук на ботинках – эдакая приманка для комаров. Кажется, она выглядела немного растерянной - не ожидала застать меня дома?
- Ты кто такая и как тут оказалась? – Спрашиваю я, не опуская пистолет, от которого, вероятнее всего, толку не было, и ища взглядом любую другую вещь, которую я смогу использовать для самообороны.

Кара напряженно поморщилась, ей не понравились намеки Лекса, о том, что люди на той стороне могут быть подвергнуты смертельной опасности лишь из-за своих каких-то низменных поступков. Скрестив руки на груди она прислушалась к разговорам на острове, пока ничего особого — все та же болтовня о новых приобретениях: машинах, акциях, женщинах, что было тошнотворно слушать. Она их пересказывала уже некоторое время назад с описанием присутствующих, поэтому повторятся не было надобности. Хоть осадок и оставался, Кара себя успокоила, что Лекс скорее имел ввиду их смерть как бизнесменов, их карьерную смерть и не более. По сути она откликнулась на просьбу Лекса из нескольких соображений — для начала, Кларк ему доверял, в любом случае они сотрудничали, плюс он заботился о Коне и отзывался Коннер о нем исключительно положительно, в бою Лекс показал себя как надежный партнер и последнее, текущий заговор мог отразиться на жизни Лены. А она как-то пообещала ей, что всегда будет ее защищать. Нельзя было просто отказаться. Тем более, Лекс пришел лично к ней домой, говорил с ней прямо, не через кого-то, Кара наверное не смогла бы ему отказать, даже если бы не было и половины всех перечисленных условий.
Поджав губы и выдохнув она все же опустила руки, подперев ими бока. Кара старалась не проявлять свое то и дело проскакивающее недоверие к Лексу. Увы, несмотря на уже довольно продолжительное сотрудничество она всё еще училась ему доверять и оценивать по его поступкам. Увы, раньше его поступки расходились с ее личными идеалами да и простыми земными законами. Но сейчас всё было иначе, Лекс Лютор получил свой второй шанс на более достойную жизнь и он уцепился за него, вгрызся в него. Кара считала, что ее долг заключался в помощи человеку удержать такую возможность. Она всегда верила в исправление, она всегда верила в искупление. Она старалась находить в своем сердце  надежду для любого. Даже для Лекса Лютора, даже для тех ограниченных богачей.
Хоть они уже и переключились с пристального наблюдения за островом и вели разговор скорее на другие темы, Кара не прекращала часть своего внимания оставлять их сегодняшним целям.  Вид у нее был строгий и собранный, но вместе с тем спокойный. Она услышала как кто-то заговорил о Лексе, о том, что он сейчас наверняка думает, что его королевство всецело принадлежит ему, не ведая ни о чем. Ей не нравилось, когда кто-то думал, о том, что думает другой. Чтоб наверняка знать чужие мысли нужны способности как у Коннера и не менее. Это было глупо и грубо. Видимо, того они и не могли превзойти Лекса Лютора, уж больно часто отвлекались на восхваление самих себя посредством унижения других. Лекс же фактически, благодаря своим куда более значимым свершениям, был и правда лучше других, что заставляло, уже тех других, его восхвалять.  Кара считала, что Лекс скорее сделает всё, чтоб заставить собой восхищаться, чем дешево себя самовосхвалять. Нельзя было назвать подобное хорошей чертой характера, но и плохой она не была. Ко всему, у нее было странное чувство, что Лекс, может сам того не зная, практически добился и ее восхищения. Он обладал практически всеми качествами, что высоко ценились на Криптоне, а значит автоматически и ею самой: он был умен, в нем горела страсть к чему-то новому, он был храбрым, верным своим идеалам.
Она перевела взгляд, еще какое-то мгновение она видела Лекса в рентгеновском спектре — движущийся скелет, бьющееся сердце, затем она моргнула возвращая обычное зрение. Их разговор, задел семейные узы, тема тяжелая для их двоих, поэтому Кара уважительно полуобренулась к Лексу. Заговорили они о влиянии родителей на жизни, Кара упомянула и вирус созданный отцом и ошибки матери на суде, что раскрылись после ее встречи с узниками Форт-Роз. Она сказала, как долго считала, что это и есть ее наследие — самонадеянность Криптона, что несет лишь разрушения. Как поэтому не могла выносить любых ошибок, выступая как Супергел. И как лишь со временем поняла, что зная о прошлом и неся ответственность за содеянное так может быть, сможет изменить что-то в последних строчках истории ее планеты. 
Несмотря на то о чем и что он говорил, она заметила, что Лютор выглядел расслабленно и даже отдыхающим, совершенно не таким как обычно — собранным и сконцентрированным. Да, как сказал Коннер однажды в разговоре, Лекс смотрит испытующе, так же было и сейчас, но она заметила странную мягкость в чертах его лица, будто его не пыталась подсидеть горстка чиновников и его же партнеров, будто он не говорил о том, что его мать убила его брата во младенчестве. Кара смотрела в его зеленые глаза и не находила там нужных эмоций. Словно Лекс по примеру своей матери душил их сразу, как только они зарождались. Она никогда бы не подумала, что такое может произойти, но она сочувствовала Лексу, ее лицо сразу же переменилось, поза больше не была такой строгой. Конечно, она знала, что такое разочароваться в своих родителях, но она не знала каково это расти и не имея никаких особых ожиданий. Из разговоров с Леной, она знала, что старшие Люторы не отличались теплотой по отношению к ней, она оправдывала это тем, что была приемной. Она пару раз упоминала, что Лексу доставалось всё внимание их матери, но Кара и представить себе не могла, как всё было на самом деле. Она не знала, что ответить, будто они дошли до тупика их разговора. На Криптоне и в их семье не было принято говорить о чувствах, эмоции шли всегда после холодной логики. Нельзя сказать, что криптонцы — каменные глыбы, но в их обществе эмоции порой считались грубым тоном, ведь они не раз были путем последующей деструкции. Поэтому какой-то эмоциональности, всему этому она училась здесь, на Земле. Проявить сочувствие, поддержку, всё эти навыки коммуникации она в большей части получила от Дэнверсов. Сначала без особого понимания повторяя как ритуалистику и лишь со временем, она разобралась в истинном смысле проявления эмоций — более глубинному пониманию друг друга.
Поэтому, совершенно по-человечески она опустила голову, а поднимая, она неуверенно заложила прядь волос за ухо.
— Rao, я не знала. Иногда, Лена вспоминает семью в разговоре… — она осеклась, негромко прочистила горло,  — мне очень жаль. — было слышно, что ее голос на последних словах поменялся, стал более низким, чем в начале фразы. Все потому, что она не знала, правильно ли поступает. Не знала, нужно ли Лексу ее сочувствие. Скорее всего нет и это будет явным пересечением границ установленных для их общения. Она и сама не знала почему так среагировала, может свободный внешний вид, может его такая простая, не свойственная ему манера поведения, заставила ее переменить отношение, но это случилось — она больше не думала о Лексе, как о напарнике, она увидела в нем обычную личность. Ей показалось это лишним, в любом случае, это будет игрой в одни ворота.
— Они открывают уже новые бутылки с алкоголем, мистер Лютор. Что именно вы хотели услышать или увидеть? Мне кажется, информации вполне достаточно, хотя не знаю, вам нужны более прямые доказательства? — она чувствовала себя глупо, поэтому больше не решалась встретиться с Лютором взглядом, она вернулась в изначальную позу сторожевого и снова осмотрела их праздных островитян.

[float=right][/float]Я прихожу в отведенную тебе палату каждый вечер, перед сном. Стараюсь по-крайней мере. Сижу, практически утопаю, в слишком мягком, светло бежевом кресле, поджав под себя ноги. В спокойные дни у меня на коленях одна из бесчисленных книг по магии, которые для меня без устали достает Клинт или Капитан, а на столике рядом стоит чашка с ароматным какао, заботливо приготовленным Наташей. Иногда я лишь заглядываю на пару минуток, буквально таки валясь с ног от усталости, от напряженных тренировок, шипя сквозь стиснутые зубы проклятия. Это все, ради моего блага, ради спасения жизни невинных, ради благой цели. Но ты остаешься недвижимым и холодным, а у меня опускаются руки. Впрочем, не в моих правилах сдаваться, и я знаю, что ты никогда не простишь меня. Поэтому я слегка сжимаю твои пальцы на прощание, иногда оставляю невесомые поцелуи на твоей щеке или губах, а после решительно отправляюсь на тренировку/очередное задание. Стив, хоть и относится ко мне, как к ребенку, все же не щадит меня. Мои тренировки с Сэмом и Наташей иногда задерживаются далеко за полночь. Я считаю, что мне повезло, если я урвала хотя бы пять часов крепкого сна. А хотя, кого я пытаюсь обмануть, я толком и не спала с того самого "происшествия". Доходит до абсурда, я пью снотворное ночами, а по утрам пытаюсь перебить его действие кофе и энергетиками. Вполне возможно, что последние месяцы я существую исключительно за счет своей магии и улучшенному метаболизму мутанта.

Я провожу в твоей палате, нет, комнате, все свободное время, только здесь способная немного расслабиться, слушая равномерный писк и шуршание приборов, которые обеспечивают твое жизнеобеспечение. Только так мне удается убедить себя, что ты все еще жив, только здесь липкие нити страха уже не так сильно опутывают мое сердце. Иногда я даже ловлю случайные мыслеобразы, мелькающие в твоем подсознании, но они все слишком расплывчатые, эфемерные, смазанные, чтобы понять, о чем ты действительно думаешь и что тебе снится. Ты всегда был слишком быстрым для меня, но после пребывания в камерах Г.И.Д.Р.'ы все словно в сотни раз ухудшилось. Временами я и вовсе практически теряла нашу связь. Красно-серебряная нить с каждым днем все больше истончалась. Но я не отпускаю тебя, Пьетро. Ты обещал. Впрочем, использовать свои способности на тебе я все же не рискую. Медицинский персонал, ежедневно проверяющий показания приборов, дает позитивные прогнозы и даже выглядят вполне искренними и убедительными. Твое тело способно самостоятельно излечить раны, вот только что-то тебя сдерживает, регенерация не запускается. Почему ты решил оставить меня, брат? Ты ведь знаешь, что я не могу без тебя. Штрукер обещал, что я буду всесильной. Он убеждал меня, что никто никогда не встанет у меня на пути. Он обещал силу, равную силе богов. Вот только, в конечном итоге, он обманул меня, я так и не смогла сделать главное - я не спасла тебя. Твой лечащий доктор, Хелен Чо, ты ведь помнишь её, взвалившая на себя ответственность за возвращение тебя к жизни, подбадривает меня, не смотря на причиненный мною вред ей и ее сотрудницам. Мне до отчаяния, до боли хочется верить ее словам. Пьетро жив, его организм выдержал более десятка пулевых ранений, вот только что-то продолжает удерживать его сознание, он все еще в коме, я ничего не могу сделать, прости, Ванда. Она еще находит в себе силы извиниться передо мной, а я лишь морщусь, отворачиваясь и перечисляя мысленно свои грехи. Мне хочется оказаться как можно дальше от людей, вот только проблема в том, что меня, как магнитом тянет к тебе, к твоей палате.

Пьетро, пожалуйста, проснись.

И я боюсь, боюсь, что никогда больше не увижу твою немного кривоватую улыбку, не услышу твой насмешливый голос. Так никогда и не скажу тебе, как сильно я тебя люблю. Больше никогда не почувствую вкус твоих губ. Это невыносимо больно. Ты не имеешь право так со мной поступить. Ты обещал. Сдержи свое обещание, слышишь? На моих плечах теперь тяжесть смертей жителей Ваканды, которые оказались не в том месте, не в то время. Кэп пытался внушить мне мысль, что я не виновата - если бы не я, количество жертв было бы гораздо большим, он и сам теперь обязан мне жизнью. Но я раз за разом вспоминаю твое бездыханное тело и не соглашаюсь с Роджерсом. В нашем деле любые невинные жертвы неприемлемы.

[float=right][/float]Я до сих пор просыпаюсь в слезах от того сосущего ощущения пустоты в сердце. Непривычной тишины твоего полного отсутствия. Боль разрывает меня на куски. Мне страшно. Мне хочется прижаться к твоей теплой груди, услышать биение твоего сердца и поверить, что все будет хорошо. Но нас разделяет океан, и я даже не уверена в твоей дальнейшей судьбе. Мы с тобой наивно полагали, что уже давно расправились с Г.И.Д.Р.'ой, вот только недооценили силу и власть этой организации - Щ.И.Т. был дискредитирован с самого основания, а ты вместе с саркофагом и прочим оборудованием официально считался его собственностью. Я едва не сошла с ума, полагая, что потеряла тебя навеки, пока тихий, но уверенный шепот Капитана не возродил надежду. Пьетро в безопасности, мы успели. У Кэпа нет времени посвящать меня в подробности, но в необходимую информацию я узнаю, ужом скользнув в его сознание, убеждаясь, что он не врёт мне, боясь причинить ещё большую боль.   

Дни в этой клетке тянутся бесконечно долго. Охранники меня заметно боятся, обходят камеру, избегают даже смотреть в мониторы. Я слышу их мысли, буквально чувствую на языке горький привкус их страха и от этого мне хочется смеяться, громко безумно хохотать, запрокинув голову. Но я бессильна, ничего не могу им сделать, и от этого ещё веселее. Вот только они не знают того, чего знаю я.

Он придёт за мной. За нами. Капитан не бросит своих солдат, пока дышит.

Глаза Стивена Роджерса темнеют от ярости, когда он видит ошейник на моей шее, контролирующий мою магию, и мне непривычно и странно, что кому-то действительно не все равно. Когда покореженный металл оказывается на полу, Стив позволяет мне не сдерживаться, понимая, какие именно воспоминания пробудились во мне за время заключения. Вот только в этот раз твоего успокаивающего незримого присутствия за стенкой не было. Отчаяние разрывало меня. Впрочем, переступить грань я так и не смогла, только вывела из строя, вызывая самые страшные из их кошмаров и страхов, не тратя на них особо много времени.

У меня назначена встреча, на которую я не хочу опаздывать. Неприятное чувство стягивало грудную клетку тугим обручем, мешая дышать.

[float=right][/float]В Ваканду мы прибыли на закате. Атмосфера в куинджете была, мягко говоря, тревожная и натянутая. Никто не решался нарушить гнетущую тишину, каждый был погружен в свои мысли. Мы не только теперь государственные преступники, мы беглецы, лишенные родного дома. Сижу, привалившись к плечу Клинта, а он несколько рассеянно гладит меня по плечу, обнимая и поддерживая. Мой взгляд расфокусирован, губы поджаты. Тепло помогает мне не скатиться окончательно в пучину отчаяния. Неизвестность изводит меня, ломает, выкручивает суставы. Магия плещется внутри меня, плотина вот-вот грозит прорваться. Хочется кричать до срывающегося голоса. Бартон, словно чувствуя мое состояние, лишь сильнее прижимает меня к своему боку, и я более спокойно выдыхаю.

Мы мягко приземляемся на площадке перед дворцом, где собралась небольшая группа людей. На мне, да и на остальных, все еще тюремные одежды, времени переодеваться просто не было. Король Ваканды мягко улыбается, пожимая руку Капитану, а после окидывая каждого внимательным изучающим взглядом. Свои глаза я опускаю в пол, вспоминая нашу прошлую с ним встречу. Впрочем, кажется он не держит на меня обид и лишь делает знак кому-то из своей личной стражи. Все обсуждения и переговоры оставлены на утро, он отдает приказ разместить нас в отдельных покоях и с легким кивком головы, разворачивается и уходит. Нахожу руку Клинта и слегка сжимаю его пальцы, пока нас ведут по казалось бы бесконечным шикарно обставленным коридорам. Сердце сбивается с ритма, когда до боли и ужаса знакомое тепло едва ли касается моего сознания. Красивая темнокожая женщина кивает на дверь, покрытую причудливой резьбой. Благодарственно киваю и выдавливаю из себя улыбку, уже заходя в комнату, мечтая только о том, чтобы провалиться в сон, но прежде, мне кажется, что я замечаю на ее лице какую-то знающую и даже немного предвкушающую улыбку. Словно ей известен какой-то секрет, но проникнуть в ее мысли не успеваю. У меня буквально таки перехватывает дыхание, когда я вижу напротив окна знакомый и родной силуэт.

- Пьетро, - шепчу я одними губами, не веря своим глазам. С негромким щелчком закрывается дверь за мной спиной. Кажется, я окончательно сошла с ума.

     Иногда ты паясничаешь, иногда закрываешь глаза. Думаешь: "эй, брось, да что с тобой?". Но бороться не можешь, не получается. Потом вдруг видишь, что не получается потому, что ты по-правде не хочешь этого делать. От этого становится мерзко на душе, не хочешь находиться рядом с этим "собой", потому что... Потому что неприятно. Так бы выпрыгнул из собственной кожи, избавился бы от этих предрассудков, каких-то ощущений, да даже собственных мыслей. Потому что это тянет. Это тянет на дно как долбаный магнит. И не вырвать это из себя, не искоренить. Ты говоришь себе: эй, Питер, брось, так нельзя! ты ведь понимаешь — это плохо. А Питер и отвечает: понимаю, черт побери, я знаю! Но ничего не меняется. Ты можешь лишь сделать от внешнего мира шторку, завесить ею своё истинное лицо и подать людям наиболее искреннюю маску, на которую ты способен. И не потому, что ты лицемер или лжец. А потому что тебе больно. И другие ничего не сделали для того, чтобы принимать твою боль как свою.
Будь честным, Питер, — мама так говорила. И её голос звучит где-то у тебя внутри. Будь справедливым к остальным, и когда-нибудь ты будешь вознагражден. Образ матери всегда причинял боль. Почему-то Питер запомнил её именно прикованной к постели, в минуты, когда Питеру было больно, она приходила и просила взять за руку. Она говорила, что будет легче.
Но рука никогда не поднималась. Он не мог этого сделать.

     Осознание того, что ты не прав даже для самого себя, что ты сам не на своей стороне... делало какую-то клетку твоей души мертвой. Всякий раз, когда ты пытаешься защитить от себя мир, твой разум как рак съедает твою душу по одной клеточке. Одна за другой, одна за другой, одна за другой... И так все время. Потом, осознавая это, твоя душа сжимается, как ребенок и досадливо тычет пальцем в мир, что вокруг тебя. "Он виноват! Он обидел меня," — кричит этот ребенок внутри тебя и принимается реветь... А что делают, когда плачет душа? Квилл и малейшего понятия не имел. Ничерта он не имел понятия, как с этим справляться.
Так он и ходил, как взведенная часовая бомба, как атлант, знающий дату собственной смерти... Он ходил и убеждал себя: и это, Питер, пройдет. Боль не бывает слишком долгой. Всегда можно себя обмануть. Ты можешь. Ты можешь, Питер.
А потом все начиналось заново. На следующее утро душа прекращала лить слезы и ребенок внутри утихал. А Квилл был готов вновь и вновь бороздить просторы галактики. Только стены вокруг становились плотнее и толще, больше масок изучал и принимал к лицу этот герой, больше запретов и строгости применял к себе.
И уже не чувствовал себя куском паззла, который тыкается вдоль несобранного пано этой вселенной, тщетно, беззаветно надеясь, что однажды будет именно тот фрагмент, который всецело сойдется с ним.

     Ещё хорошо помогал алкоголь. О, да. Это был тот универсальный клей-соска, который затыкал ребенка и склеивал настоящего Квилла во что-то единое. Он был собой, но ему уже не было больно. Он чувствовал себя живым, чувствовал больше и шире, ярче. Это было похоже на красивый, очень красочный сон. И пусть ненадолго.

     Питер посмотрел Гаморе в глаза. Просто поднял голову и посмотрел так, как, кажется, не смотрел прежде. Он будто не был пьян. Он будто вдруг превратился в кого-то другого, кто, уж наверняка, не стал бы танцевать и дурачиться, а ещё просить себя называть Звездным Лордом. Питер посмотрел на Гамору так, словно просил её не делать ему больно. Словно просил её проявить к нему жалость, дать ему ту любовь, которой он был лишен с тех пор, как мама заболела. Будто просил принять всю его боль и разделить — ведь вдвоем нести её было легче. Но только при одном условии: что все это по-правде. Что, поделившись, он не обнаружить вдруг, что ноша, предназначенная для двоих, кренится и тянет его на дно потому, что тот, кто был рядом, кто обещал подставить плечо... сбежал, испарился. Квилл боялся того, что однажды и того, кого он впустит в своё сердце, простынет след. Ему казалось, это разобьет его, разломает и выжжет. Что он больше не сможет собрать обратно свой кусочек мозаики, и уж тем более никогда больше не найдет в себе сил найти свою вторую частичку.
Взгляд Квилла длился лишь несколько секунд, но перед глазами пронеслось все, что годами изъедало его вместе с огольным одиночеством.
Мужчина поморщился и поднялся на кровати рывком, ударяясь о балку головой.
— Кто собирался спать? Я? Не-е-е.... ау! — балка не отвечала взаимностью на близость Капитана Милано, как и весь внешний мир вокруг того маленького мальчика, которого когда-то забрал Йонду.
Квилл обиженно потер макушку и поморщился. Нет, он не должен сдаваться. Ведь все можно изменить, все когда-нибудь будет лучше! Нельзя терять веру, нельзя терять надежду. Нужно терпеть, ведь мама обещала — все когда-нибудь будет хорошо.
— Гамор-р-ра. Я хочу тебе кое-что показать, — лишь немного протягивая буквы (алкоголь-то ещё не выветрился), выдал Питер и поднялся с кровати, ловко обходя Гамору и скрываясь за дверью, бросив только командное "пошли!"

     Наверху, на втором этаже в "рубке" Милано, царила тишина, потому что на верхней палубе было только два сиденья и ни одной приспособы для сна или пьянства.
Приборная доска игриво отзывалась лучиками находящегося в спящем режиме Милано. Лихо бухнувшись в кресло по правую сторону, Квилл стал тыкать в сенсорный экран, отдавая своему кораблю только одному ему известные команды. Когда на лестнице — которая вела прямо к лобовому стеклу — показалась тёмная голова с подпаленными цветом бургунди волосами, Питер водрузил планшет на место и дернул рычаг, заставляя Милано проснуться, а Гамору — едва ли не пересчитать обратно головой все ступеньки вниз.
— Пр-р-ристегни ремни, красотка! Сейчас покатаемся, — заговорщически облизал губы и улыбнулся Квилл, выводя Милано со стоянки прямо в открытый космос.

     Галактика никогда не спала. У неё не было общего светового дня или звездной ночи. У большинства планет, на которых обитали межгалактические путешественники, вообще были странные отношения с небом — в том смысле, в котором понимал его Квилл.

     Панорамное лобовое стекло открывало прекрасный вид, и Питер остановил машину. По привычке он услышал, как затихло сердце его корабля, и Дракс принялся более равномерно храпеть.
— Вообще-то я никому обычно это не показываю, — для того, чтобы придать немного пафоса вставил Питер, конечно же солгав, — это Млечный путь. Террианцы считают его очень красивым, потому что... — сперва Квилл хотел сказать, что террианцы ничего больше и не видели, но потом, перебирая в своей голове разные звездные скопления, пришел к выводу, что Млечный путь ему все же нравится больше всего. Корабль оставался спиной к Терре и скопище маленьких белых точек
Они некоторое время молчали. Питер смотрел на звезды.
— Ну, в общем, ты смотри пока, запоминай. Потом зарисуешь меня с достоверной точностью... А я пока поищу бутылочку горячительного...
~

Кларк так и не признал в Коннере своего сына. Все дело было в Люторе, который не спросив никого, просто поддавшись каким-то своим маниакальным идеям, создал мальчика из пробирки, позаимствовав генетический материал Кларка и смешав его со своим собственным. Вот это было особенно противно, знать, что этот псих едва ли не скрестил себя с Уайтом, что получить себе что, новую игрушку? Это было сродни вторжению в личную жизнь — Кларку казалось, что Лекс забрался в его постель. И Коннер Кент стал этому постоянным напоминанием.
В то же самое время он просто не мог отвергнуть мальчишку. Кон-Эл был не виноват в том, что стал чьим-то генетическим экспериментом; он был хорошим парнем, и Кларк приложил все усилия, чтобы перешагнуть через себя и стать ему хотя бы старшим товарищем. Оглядываясь назад, Уайт вспоминал, каково это быть особенным среди нормальных, на какое одиночество обрекают суперсилы, и как тяжело с ними управляться. Криптонец обладал слишком большим и любящим сердцем, чтобы бросить Коннера на произвол судьбы, или того хуже — оставить в компании Лютора. Кларк помог ему, познакомил с родителями, с будущей женой, с членами Лиги Справедливости, сделал своим, но так и не смог назвать своим сыном. Корил ли он себя за эту слабость, когда видел безжизненный труп Коннера или когда оказался оторванным от всех, кто был ему дорог, кто погиб на той Земле? Уайт так и не смог ответить себе на этот вопрос, но сейчас, вновь увидев другого, но живого Кон-Эла, он был определенно счастлив. Ему казалось, что он стал достаточно взрослым и умудренным опытом человеком, чтобы закрыть глаза на происхождение Коннера и подпустить его к себе ближе. Правда, еще было непонятно, нужно ли это самому Кон-Элу. Все-таки он другой, и Уайт не знает, в каких отношениях он состоял с Кларком Кентом. Они, возможно, были не разлей вода, а может и вовсе не переваривали друг друга. По крайней мере сейчас, смотря на ошеломленного Коннера, Кэл не рисковал прикидывать. Но одно он знал наверняка: случайно очутившийся на его ферме Кон-Эл точно не ожидал увидеть того, кто умер пару месяцев назад. Возможно, он был даже напуган, смотря на Кларка одновременно внимательно и как-то мимо.
— Погоди, дай я тебе все объясню... — Кларк попытался предупредить первую реакцию парня, но тот был быстрее. Он отпрянул, оторвался от земли и всем своим телом выказывая недоверие к незнакомцу с лицом Кларка Кента. — Убить? Нет. Я не...
Уайт даже растерялся, свел брови, и между ними легла задумчивая складка. С чего бы Коннеру так думать, разве Кларк дал повод ему считать себя врагом? «... и думаешь о моей смерти!» — Кларк отрицательно замотал головой, понимая, что каким-то образом Коннер мог прочитать его мысли. Каким — не важно; Супермен и не с такими чудесами сталкивался за всю свою жизнь. Он протяну руку Супербою ладонью вверх, демонстрируя тому свою дружелюбность и открытость.
— Коннер, спустись, я не причиню тебе вреда, да и ты в состоянии мне противостоять. Я Кал-Эл. Другой Кал-Эл, из другого мира. Давай зайдем в дом, Лоис — другая Лоис — скоро накроет рождественский стол, но мы успеем до этого поговорить. Я объясню тебе все, обещаю.
Лишь бы он был достаточно взрослым, чтоб не улететь. Кларку не хотелось бы все бросать и гоняться за испуганным Супербоем в небе, в попытках его поймать и убедить в своих словах. Уайту не нужно было внимание, не нужно было, чтобы кто-то еще узнал, что на одной из ферм под Смолвилем окопался Супермен. В идеале, об этом не должен был знать и Супербой, но ничего уже не воротишь, держать под контролем все Кларк не умел да и в глубине души был готов к тому, что когда-нибудь все откроется. Хорошо, что все началось с Кон-Эла, а не с того же Лютора.
— Пожалуйста, Коннер...

[indent]Вряд ли кто-то мог подсказать Маланье ответ на вопрос - как, во имя Гора, она оказалась здесь? В планах ведьмы были изучить артефакты канувших в Лету мексиканских магов, но когда вспыхнула ярким светом на периферии магия, задрожали браслеты на запястьях, низко загудела замаскированная под лопухоидный байк крышка от саркофага фараона, Нефертити поняла, что грядет что-то интереснее обычных археологических раскопок древностей. По окрашенным алым губам заскользила смутная улыбка, паренёк-археолог, что рассказывал ей о раскопках от неожиданности сбился и завороженно уставился на девушку. А Маланья вздохнула, идея использовать восторженного лопухоида уже не казалась ей такой уж хорошей, как всего пару часов назад. Влиять на них было куда проще, чем на каких-нибудь оставшихся в этой стране жрецов многочисленных культов. Некоторые из которых всё ещё имеют кое-какую силу. Все эти археологи более восприимчивы к магии, однако то с каким нетерпением им хотелось поделиться с ней информацией ей напоминало о периоде, когда она в сборной мира и тем самым привлекала всеобщее внимание, которое Маланье и даром не сдалось. Но слушать археолога, который любил свою работу было всё-таки приятно, может на него и действовал слабенький приворот и стремясь произвести на нее впечатление он старался, однако он говорил интересно и в принципе явно был более восторжен своими открытиями, нежели горячей красоткой рядом.
[indent]Ведьма потрепала его по плечу, снимая легкое магическое влияние и попрощалась, - спасибо...
Если кто-то скажет, что будучи темной ведьмой девушка не создала проблем, то он глубоко заблуждается. Остаточный след от тёмной магии потом долго портил жизнь этой группе археологов. То дождь пойдет во время переноса артефактов, то все поголовно заболеют, то всё подает из рук даже у лучших из них. В итоге группа осталась без финансирования и была расформирована. Но об этом Маланья никогда не узнает. Уезжая с места раскопок ведьму вовсе не интересовала судьба встречных, чары отвода глаз работали безукоризнено.
[indent]Находясь высоко в небе, омываемая горячими ветрами Мексики, которые до боли напоминали обжигающие ветра родного Египта, Маланья сняла один из браслетов, который больше всего отреагировал на постороннюю магию. Браслет "горел" мистическим огнём, даже не видя его, ведьма могла сказать, что где-то использовался огонь слишком сильный для последствия какого-нибудь русского "вспышкус гробулис". Низко завибрировал перелетный артефакт, явно предвкушая приключение, которые он очень любил. Настолько, что бывали моменты когда он отказывался взлетать, если Маланья летела по неважным на его взгляд делам. Но стоило жрице нежно протянуть "Туте-е-еша", тот снова становился покладистой крышкой от саркофага фараона, чье имя не смог узнать даже настырный и любопытный лопоухий светлый из Тибидохса. А ведьма только насмешливо улыбалась и продолжала называть артефакт Тутешей, хотя это ни капли ни намек.
[indent]Горящая впереди заправка производила двоякое впечатление, хотя Маланья предполагала, что лапухоидный бензин может долго гореть, но этот огонь был необычен. Девушка снизилась неподалеку от курящих байкеров спокойной наблюдающих за пожаром, пожарники кстати тоже рядом были. Жертв видимо не было... либо пожар по их классификации из той категории, которая пусть горит, пока на местность не перекинется. Возле горящей заправки не было ничего пожароопасного, поэтому пожарники просто тихо переговаривались. Маланья, лишь чуть недоуменно вскинула бровь, сняла небесную маскировку и уже направилась к огню, как услышала:
- Что за задницаа... - с присвистом, - эм, у этого байка.
[indent]Послышалось похлопывание по металлу, а потом раздраженное гудение крышки. Девушка даже не обернулась, но чему-то кивнула. Раздался тихий шелест ткани, скулеж и глухой стук, как если бы кто-то упал. На губах жрицы заиграла удовлетворенная улыбка, конечно не жертва по всем египетским правилам, но саркофаг явно остался довольным. А довольный артефакт это минус капризы в пути. Браслет, что указывал ей путь к источнику магии с тихим шелестом лопнул в руках у ведьмы. "Невероятно" - прошептала Маланья глядя на огонь, явно магического происхождения, а главное не утихающий и самоподдерживающийся. Нечто подобное есть в храме, где она воспитывалась, но там был спокойный огонь очага, а не неистовый огонь схожий с чем-то демоническим, но куда сильнее. Заинтригованная, девушка попыталась найти источник и что, неожиданно, нашла нить ведущую куда-то в сторону от заправки, как если бы у огня были ноги-руки.
[indent]- Очень интересно... - Маланья вернулась к саркофагу, внутри которого уже ничего необычного не было, и взлетев направилась туда куда её вела слабенькая нить, прочь от пожара. Вряд ли жрица планировала поймать того, кто в силах создать огонь такой мощи, но поглядеть на мастера сего произведения, - тут стоит оглянуться на горящую заправку, которая и не думала утихнуть, - обязательно стоит. Может получится выведать секрет? Маланья обожает секреты магии.
[indent]Зато прибыв по назначению она испытала разочарованное недоумение. Зачем идти в такую дыру? Девушка слезла с саркофага, который опять принял облик байка, она попыталась снова настроится на магию, но тут она чувствовалась, как дымка, которая вроде бы и есть, но её всё равно нет. Но брюнетка не привыкла сдаваться, раз её чутье привело в этот бар, то надо его осмотреть. Может она ошибается? Переступая порог и тем самым привлекая всеобщее внимание контингента под стать названию бара, ведьма огляделась. И снова никаких признаков сильного мага, что раздосадовало её больше всего. Неужто её чутье жрицы не сработало?