CROSS-O-WHATSOEVER


Он рухнул, осыпав нас каскадом радужных брызг — █████, Великий мост пал, и мы потонули в люминесцирующем тумане. Наши машины взбунтовались, наша логика предала нас, и вот мы остались одни. В безвременном пространстве, с руками холода и их любовными острыми иглами — искрами обратно изогнутых линз.

роли правила нужные гостевая

BIFROST

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » BIFROST » law of universal gravitation » the fire and the flood


the fire and the flood

Сообщений 1 страница 30 из 31

1

http://66.media.tumblr.com/aef64c90be76b9fed4eb35c0c920c321/tumblr_oansfc7Dbj1shk8ewo4_250.gif https://68.media.tumblr.com/903b2bbe32bed5f699eefd9785b78aa7/tumblr_oansfc7Dbj1shk8ewo1_250.gif
https://68.media.tumblr.com/8f9c4ce78296ef9286cec0f624c9e937/tumblr_oansfc7Dbj1shk8ewo6_250.gif https://68.media.tumblr.com/376dd550a22f8bdf41c22e005276d7a8/tumblr_oansfc7Dbj1shk8ewo7_250.gif


YOU'RE THE FIRE AND THE FLOOD
bryan & miller // от ковчега до земли // долгие два года


день рождения нейта // шутки о ферме и фермерах в нужных позах // удушение в первую ночь на земле // разговор о жестокости и демонах //tba

+1

2

День рождения Нейта
Ковчег

За последние полгода путь из родной станции в Альфу стал привычным. В основном Нейт избегал ее, предпочитаю ту же Ферму или любую другую, но складывалось все так, что они все равно проводили много времени именно тут. У Миллеров была большая жилплощадь, больше чем у семьи Брайана. У Нейта имелась собственная комната, ну и Дэвида периодически подолгу не было дома. Разумеется, это были идеальные условия для двух шестнадцатилетних парней, озабоченных в принципе и жутко увлеченных друг другом. Иной раз стыдно было смотреть Миллеру старшему в глаза, находясь у них, потому что он не догадывался, где пару часов до этого Нейт и Брайан активно проводили время. Стыдно, но оно того стоило, вот и приходилось старательно не смотреть в сторону всевозможных плоскостей, на который он успел полежать или к которым приваливался всем телом.
Если вначале Брайану было на Альфе неуютно и ему то и дело казалось, что его вот-вот погонят отсюда, то со временем он освоился. В основном потому что понял, что на Альфе живут те же люди и если оттуда и могут выгонять жителей других станций, то только после наступления комендантского часа или чрезвычайных ситуаций, а это правила, значит и спроса с них нет. Жизнь тут, на самом деле, едва ли отличалась от жизни других, с первого взгляда так и не увидишь разницу. Но она, несомненно, была. Например, она касалась ресурсов, те в первую очередь поступали именно сюда. Классовое неравноправие, сколько бы они ни прожили в космосе, а некоторые старые привычки не искоренялись. Брайан не очень понимал, почему. Все работали одинаково много, а кто-то ещё и подвергался опасности. Такой критерий распределения большего количества еды и воды был бы честнее, разве нет? Некоторые выходили в космос, чтобы устранить неполадки обшивки, кто-то забирался в узкую систему вентиляции, где моно было иной раз поджариться. Но когда-то правительство решило иначе, выделив из массы жителей тех, кто проживал на Альфе, вот теперь их потомки и пользовались принадлежностью к той или иной семье. Брайан знал, что некоторые, даже на Ферме, близко к сердцу воспринимают расслоение в обществе, есть те, кто настроен агрессивно, но лично он знал, что ничего изменить не может, а значит терзать себя и накручивать – лишь трата времени и сил. В конце концов, все они, без исключения, страдали от того образа жизни, который они вынуждены вести в ограниченной космической станции. То и дело им не хватало еды. Они не знали, что значит смена дня и ночи. А самая большая авантюра жизни - это переезд из одной станции в другую в случае брака.
Всё это, конечно, прискорбно, но у Брайана не было времени отчаиваться, ведь он был полностью поглощён той жизнью, которая началась у него с тех пор, как они с Нейтом начали встречаться. Он всё делал насыщеннее. Научил обращать внимание на вещи, к которым Брайан раньше относился, как к должному. С одной стороны, благодаря Миллеру он начал понимать, как ограничено и скучно их существование, с другой – он скрасил собой всю эту будничность и серость. Они были вместе уже сколько? Уф, полгода. Шесть месяцев! Не то чтобы Брайан подсчитывал дни… Если только иногда. Когда-то он думал, что Нейт бросит его через месяц, ну максимум два! Не считал себя достаточно интересным, но время шло, и ничего не менялось. В смысле, конечно, изменялись сами они, но они всё еще были вместе. И Брайану теперь всё чаще прежние страхи казались абсурдом. Полгода в шестнадцать лет кажутся вечностью. Они были вместе целую вечность, и Брайану не хотелось, чтобы это прекращалась. Он чувствовал себя, как никогда нужным, желанным и защищённым. Думая о Нейте, Брайан не мог сдержать улыбку, и плевать ему было, что люди в коридорах непонимающе смотрят на него. Какая разница, что они думают, когда сердце бьётся так часто. Пришлось прибавить ходу, так сильно не терпелось ему увидеть именинника. Перед тем, как дать о себе знать, Брайан ещё раз проверил подарок, который он заткнул за пояс и спрятал под длинной ветровкой. Было бы неловко потерять его по пути, ведь и его достать было трудно – Брайан не был искусным игроком на рынке, да и ресурсы у него были ограниченные, но не мог же он оставить Нейта хотя бы без мелочёвки? Брайану хотелось, чтобы тот думал о нём чаще, каждый раз, когда смотрел на подаренную вещь.
Встретил его Дэвид. Отношения с ним у Брайана были более чем хорошими. Если Нейту пришлось изрядно приврать и ещё больше умалчивать, чтобы покорить родителей Брайана, то он, не умея особо притворствовать, смог понравиться отцу своего парня и без лишних уловок. И, конечно же, он не пытался приставать к Миллеру, когда у них был второй вечер знакомств. Брайан был восхищён Миллерами. Самое интересное, что они не были самой дружной и открытой семьёй, и иной раз ощущалось, что им не хватает женской руки, той, кто смягчил бы нрав обоих. И всё-таки, они были семьёй, и оба были великолепными людьми. Дэвид с его приверженностью правилам, стойкостью и умением принимать решения. Нейтан с его любовью правила нарушать, наглостью и умением принимать решения. Похожие и такие разные. Когда Брайан бывал у них, ему нравилось чувствовать себя частью этой атмосферы, хотя он до сих пор смущался от слов, которые передал ему Миллер после первого знакомства с Дэвидом. Мол, тот готов был усыновить Брайана, чтобы у него был хоть один послушный сын. Это было шуткой, но Брайан стушевался. Не ожидал такого приёма, не ожидал, что произведёт хорошее впечатление, ну и боялся, что вдруг Нейта отпугнёт то, как хорошо к его мальчишке с Фермы отнёсся отец. Нейт не был покорным сыном, и ему нравилось всё интересное, щекотавшее нервы, подстёгивающее. Такими словами точно не назовёшь того, кого одобрил строгий родитель. Это, вроде как, противоречит желанию внутреннего бунта. Брайан себя накрутил, кажется, Нейту было совсем неважно, наоборот, он был доволен. Да и с тех пор волнение на эту тему поутихло. Если бы Миллера что-то не устраивало, они бы уже распрощались.
- Мистер Миллер, здравствуйте, - поздоровался Брайан, улыбаясь родителю своего парня, и заглядывая за его плечо. Никого там не оказалось, и только сейчас Брайан понял, что он ведь мог никого и не застать. Нейт уже мог уйти к Дрю, Мёрфи или ещё неизвестно кому, а может они всей гурьбой отсиживались в чьей-то комнате и… Ну, чаще всего такие посиделки были сопряжены с курением или выпивкой, а уж в день рождения и подавно. Брайан пришёл сюда сразу, как только освободился, но у него не было возможности предупредить, что смену он сегодня закончит раньше (по особой настойчиво просьбе. У его парня день рождения! Имеет он право на внеурочный выходной, хотя бы половину, чтобы поздравить и провести вместе время). В отличие от жителей Альфы, у них не было в распоряжении личных средств связи, а воспользоваться рабочим было как-то, ну, неправильно?  Теперь же Брайану казалось плохой идеей заявиться раньше, чем он обещал. Будет глупо, если Миллер уже не здесь. Он точно не сказал бы отцу правду, куда идёт, а, значит, придётся бегать искать его по всему Ковчегу. Так что энтузиазм Брайана немного угас, сменившись обеспокоенной неуверенностью: – А Нейт?..
[AVA]http://savepic.ru/11304864.gif[/AVA]

+2

3

Дни рождения на Ковчеге продолжали считаться праздниками, хотя от праздников осталось одно название. Люди просто продолжали хранить оставшиеся от предков традиции, даже если воплотить их в жизнь было совершенно невозможно. Не было ни праздничных колпаков, ни свечей, ни тортов, и сборищ друзей с подарками. Были просто друзья, которых можно было собрать для ничем не отличающейся от десятков других встречи. Даже пожелания здесь не могли похвастаться никакой оригинальностью. Ну, что можно было пожелать человеку, живущему в жестяном конструкторе, который болтается в космосе? Здоровья и не сдохнуть от скуки. Миллеру еще не помешало бы пожелание законопослушной жизни, но разве ж он стал бы кого-то слушать? Подарки на Ковчеге тоже были не самыми вычурными даже на Альфе. У них просто не было ресурсов, чтобы делать что-то, не несущее практической пользы. А все нужное редко оказывалось лишним. В ходу были разве что какие-то талисманы от первого поколения. Миллер знал, что у них в семье хранились некоторые вещи Рейны, но кто будет раздаривать последнее напоминание о том, что они не просто пленники бесконечной черноты, но когда-то люди, чей дом остался далеко позади? Поэтому в свой день рождения Миллер не ожидал ничего особенного. Да и не нужны ему были подарки, он никогда не был падок на материальную составляющую жизни. Кто-то хотел одежду из лучших материалов, кто-то хотел лишнюю порцию еды, кому-то нужно было карманное зеркало или красивая заколка, кто-то выменивал книги или предметы личной гигиены вроде безопасной бритвы, кто-то хотел домашнего уюта и искал лишние подушки или пару одеял. Ничто из этого не нужно было Миллеру несмотря на то, что с его карьерой вора и жизнью на Альфе он мог поторговаться на черном рынке за неплохие вещи.

Свой семнадцатый день рождения он планировал провести так же, как и любой другой день. Возможно только улизнуть вечером, чтобы хорошенько накуриться с Дрю. Или Мерфи. Или ими обоими. Миллер не считал поздравления необходимыми. С чем его поздравлять? В Ковчеге не было смены дня и ночи, не было смены времен года, в Ковчеге была одна бесконечная серость, и деление ее на года было простой формальностью, попыткой не потерять себя, не забыть, как давно они в последний раз ступали на Землю. Даже если последний год для Миллера действительно был особенным, выбивающимся из общей серости и однообразия, и он не мог сказать, что это были все те же триста с лишним дней, похожие на все предыдущие. Но все же, Миллер не собирался устраивать что-то особенное. Хотя, наверное, мог? У него были ресурсы, а если подключить свое воровство, то тем более. Провести весело время Миллер мог в любой день и не видел смысла ждать ради этого день рождения. Иногда он думал о том, когда родился. И если бы вокруг не было Космоса и коробки из одинаковых безрадостных стен, то сейчас был бы самый разгар осени. Вокруг была бы прохладная погода, все бы скучали по лету, но уже почти смирились с приближением зимы. Деревья были бы золотыми и красными, а дни бы становились все короче. По крайней мере, так писали в книгах и показывали в кино. Миллер понятия не имел, какой на самом деле была осень, как ощущался первый холодный ветер после тепла лета, как выглядел сокращающийся день. Как выглядела Земля.

Словом, день рождения порой отличался еще большей депрессивностью, чем вся жизнь на Ковчеге. Потому что это должен был быть радостный день — люди знали это, люди пытались праздновать и как-то выделять этот день из остальных, да только что толку? Их попытки были смешными и жалкими. А накуриться и повеселиться можно с таким же успехом в любой другой день, с которым даже нельзя было сыграть в игру "найди десять отличий", потому что не получилось бы найти ни одного. А еще Миллер не особенно любил людей и обостренное внимание к нему в этот день иногда действительно раздражало.

Миллер закончил учебу и отправился домой, поглядывая на время. Смена Брайана должна была закончиться только через несколько часов, и Миллер надеялся перехватить его после. Возможно, сегодня из его статуса именинника и можно было извлечь пользу — он давно хотел познакомить Брайана с прекрасным и беззаботным миром травяного опьянения, но тот был непреклонен. Он довольно быстро сдавался перед разнообразными развлечениями, которые предлагал Миллер, но курение не входило в список вещей, которыми он позволял скрашивать свое серое существование. Брайан был простым — его устраивала его жизнь, он следовал правилам и жил в своем ограниченном мире день за днем в пресном комфорте из бесконечного Дня Сурка, не жалуясь и не задумываясь. Миллера это категорически не устраивало. Даже при условии жизни на Ковчеге повседневность не должна была быть такой скучной, как у Брайана. Конечно, жителю Альфы легко было так думать о фермере, но ведь даже тогда жизнь не обязана была состоять из работы и возвращений домой. Миллеру нравилось показывать Брайану новый мир, где все было ярче, насыщеннее, острее, потому что тот был таким миром для него самого.

Они были вместе уже полгода, и никто не ожидал, что они доберутся до этой отметки, что Миллеру в считанные недели не надоест мальчик с Фермы. Дрю считал, что он так вцепился в Брайана, потому что тот его послал, а потом месяц не позволял залезть ему в штаны. И поэтому Миллер, хоть и был влюблен в Брайана с того момента, как увидел его сквозь дымку выкуренного, тоже ожидал, что интерес пропадет или ослабнет, что, получив Брайана, он постепенно перестанет чувствовать эйфорию от взглядов на него, начнет воспринимать его как должное, станет меньше улыбаться или говорить комплиментов. Перестанет быть с Брайаном настолько другим. Но шесть месяцев прошли неожиданно быстро, в шестнадцать лет время летит совсем по-другому, и Миллер все еще смотрел на Брайана с тем неизменным восхищением, будто ему позволили прикоснуться к какому-то чуду. Он действительно считал себя счастливчиком от того, что Брайан дал ему шанс доказать, что обкуренный парень без фильтра между мозгом и языком может сделать его счастливым. И Миллеру хотелось, чтобы Брайан тоже попробовал побыть обкуренным и свободным. Для начала — ему действительно нужно было расслабиться, ну, и потом Миллеру очень хотелось посмотреть, что будет с Брайаном, если выключить его тормозные механизмы, которые держали его в рамках приличия. А отказывать имениннику это же ужасный моветон, правда?

С этими мыслями Миллер ввалился в их с отцом жилье, попутно стягивая с себя форменную куртку, начиная разговаривать прямо с порога:

Сегодня обо мне вспомнили все, кто мог. Встретил по дороге Кайла, он передает тебе... — Миллер развернулся и заметил, что в комнате его отец был не один. Видимо, тот предложил Брайану подождать его. Выражение лица Миллера смягчилось, он замер на мгновение, просто глядя на Брайана, будто до сих пор ему требовалось время, чтобы поверить в существование кого-то настолько потрясающего. И что этот кто-то стоит и ждет его. Он улыбнулся, бросая куртку на кресло и подходя ближе, точно Брайан был центром его гравитации, и он был бессилен сопротивляться притяжению. Да и едва ли хотел. — Привет.

Миллер помнил о том, что в комнате находится его отец, и даже если тот прекрасно понимал, чем они занимались в его отсутствие, он не спешил отдаваться радости встречи с Брайаном, и просто мазнул поцелуем по его щеке, прижимая к себе, чтобы через секунду отступить. Отец наблюдал за ними с легкой усмешкой, и Миллер был готов поклясться, что тому просто нравится наблюдать за тем, как его сын-шпана на глаза превращается во влюбленную двенадцатилетнюю девочку. Мама бы, наверное, в умилении сказала, что они чудесно смотрятся вместе. Миллер не сомневался, что Брайан бы ей понравился. Возможно, она бы задавала много неудобных вопросов, чтобы его смутить, и подмигивала бы сыну, отпуская всякие намеки. Все-таки он пошел в нее характером куда больше, чем в отца.

Если бы не дата, я бы решил, что вы ждете меня для того, чтобы серьезно поговорить.

А у нас есть повод? — вздернул брови Дэвид. Миллеру ненормально нравилось то, как он говорит "у нас", имея в виду и Брайана тоже. Может быть, им в семье и правда не хватало кого-то все это время, и Брайан смог немного скрасить это разделенное на двоих одиночество своим теплом. Он так мило смущался каждый раз, когда Миллер напоминал ему о том, что он пришелся по душе его отцу. Это чувство с самого начала было другим, особенным — желанием делить с Брайаном не только постель, но и жизнь.   

Нет, что ты, — по невинному лицу Миллера было видно, что поводов было предостаточно, но колоться он не собирается. Даже под двумя одинаковыми осуждающими взглядами. — Я сама кротость.

Отец только покачал головой на это заявление, оставив его без комментарием. Все в этой комнате знали, что кротостью от Миллера даже не пахло, и его комментарий не произвел ни на кого впечатления. Не то чтобы сам Миллер особенно старался. Дэвид взял несколько вещей с журнального столика и направился к дверям, останавливаясь чтобы пожать Брайану руку.

Я оставлю вас. Рад был увидеть тебя, Брайан, — он уже открыл дверь, чтобы уйти на смену или просто дать подросткам время, как развернулся уже в дверном проеме, будто внезапно вспоминая что-то, и сказал: — И, Нейт, если никто не собирается дарить тебе на день рождения новый стол — будьте осторожнее, у нашего ножка расшаталась совсем.

+2

4

Нейта дома не оказалось, так Брайан и знал, но никто выгонять его не стал. Дэвид предложил дождаться именинника у них, и смысла отказываться не было. Брайан, несомненно, испытывал некоторую неловкость наедине с отцом своего парня. Потому что... Ну, что же, Брайан занимался сексом с его сыном, и вряд ли это было для кого-то тайной. Да и было это естественно, абсолютно нормально. И все-таки Брайан не мог избавиться от смущения, как раз потому, что все всё понимали. Брайан слишком привык быть хорошим мальчиком, сыном своих родителей, чтобы без стеснения относиться к тому, что они знали - он вырос. На Дэвида это тоже распространялось, хоть он и отец Нейта. Вот уж кто не стеснялся ничего. Этот тип никогда не отличался хотя бы минимумом скромности. Он перед родителями Брайана радовался в открытую, что не надо скрываться, что они могут встречаться официально и открыто, в то время как многих за это могут попросту посадить в тюрьму, а то и казнить. Брайану было неловко, но он научился справляться с этим. Поэтому спустя пару молчаливых минут в напряжении, Брайан решил расспросить Дэвида о всех предыдущих днях рождениях Нейта. Не то чтобы он рассчитывал услышать потрясающую историю о каких-то особенных вечеринках в честь события, потому что такие бывают только в кино, а в их жизни все гораздо скромнее. Но ему было интересно узнать о времени, когда Нейт был совсем карапуз, а потом уже взрослый ребёнок.
Все разговоры прекратились, как только отворилась дверь, впуская делового Нейта, совершенно не обращающего внимания на то, что творится в комнате. Брайан тут же поднялся с места, хотя до этого с комфортом устроился и за время ожидания совсем расслабился, совершенно невероятно здорово поговорив с Дэвидом. Отличный он все-таки человек, и, хотя серьёзнее, чем сын, все-равно со своеобразным родителям чувством юмора. Взгляд первым делом выхватил обожаемый образ - Нейт в форменной куртке, которую тот, правда, уже снимал. Впрочем, как Нейт раздевается Брайан тоже любил, так что не ему жаловаться. А вот что непонятно кольнуло где-то в сознании, так это упоминание Кайла.
Кайл. Дрю бы закатил глаза и сказал что-нибудь грубое. Он терпеть не мог бывшего Нейта. Что же, редкий случай, когда Брайан был с Дрю полностью солидарен. Причём у него даже не было на это особых причин. Брайан всего раз на самом-то деле с Кайлом разговаривал, но только одной мысли хватало на то, чтобы злобно скрипеть зубами и раздраженно сжимать кулаки. Кайл не был образчиком благочестивого гражданина и приятного человека, но главная его повинность, с точки зрения Брайана, заключалась в том, что он когда-то встречался с Нейтом. Его Нейтом, который его на тот момент и не был. Если уж на то пошло, они тогда и знакомы-то не были. Однако эти факты не мешали Брайану ревновать. Нейт не общался с Кайлом нарочно, а их встречи были действительно редкими. Но вот же, этот надоедливый франт поздравил Миллера быстрее, чем Брайан!
Все раздражение куда-то улетучилось, стоило Нейту заметить его, наконец, и измениться в лице. Он тут же оказался рядом, Брайан только и успел сделать шаг навстречу, широко распахнув глаза, потому что... Ох. Одно дело думать о Нейте по пути к нему домой. Совсем другую видеть воочию. Эти дико привлекательные черты лица, его горящий взгляд, длинные ресницы, губы, нос, скулы. Всего его. Нейт всего на секунду приблизился к нему максимально, чтобы поцеловать в щеку, но Брайан успел прильнуть к нему, потому что так правильно, ему этого хотелось. Тепло от сердца разлилось по всему телу. Он был беззаботно влюблён, и ему от этого было здорово. Как уж тут пытаться вести себя при родителях отстранённо прилично, когда у Брайана при взгляде на Нейта по-хорошему дрожали коленки?
И всё-таки, пришлось отводить взгляд. Между Миллерами случился маленький диалог, от которого Брайан очнулся от своей сказки, в которую выпал, стоило ему завидеть своего парня. Есть ли у них повод? Хах. Пришлось опускать глаза в пол и делать вид, что он не участвует в разговоре, а рассматривает обувь. Она, в конце концов, очень интересная. Если бы Дэвид знал о сыне то, что знает о нём Брайан, то у них действительно был бы серьёзный разговор. Настолько серьёзный, что всё могло бы закончиться тюрьмой. Какое-то время Брайан действительно пытался и, пожалуй, не отказался ещё от попыток доказать Нейту, что воровство, в конце концов, может привести к плачевным последствиям. Но ведь Миллер это итак понимал, он не глупый, он проходит обучение в охрану, он в курсе всех законов. Так всегда, воры и преступники лучше знают все правила, чтобы находить лазейки. Но он жил ощущениями, а кто был Брайан, чтобы отбирать их? Ему казалось, если он заартачится и запретит, то Нейтан сделает усилие над собой и прекратит. Но тогда в нём навсегда что-то умрёт. Та частичка, яркая и недостижимая для Брайана, которая словно искра, которая разгоралась, стоило ощутить вкус сладкой победы от удачного нарушения закона. Курение и выпивка Нейту приелись, они стали обыденной частью жизни. А вот воровство… Брайан не понимал, но принимал эту часть Нейта, ведь эта жажда ходить по лезвию ножа делала его самим собой.  Отец его вряд ли отнёсся бы к увлечению сына также благосклонно. Брайан ограничился выговором и высказанным волнением, а потом и вовсе смазал нравоучительный эффект не вовремя сделанным признанием.
Но в то, что Нейт совместим со словом кротость, не верил даже его отец. Так что заслужил как минимум два скептических взгляда и тишину в ответ. На эту тему даже не нужно было спорить. Ни о какой скромности и речи идти не может. На этом всё. Точка. Миллер мог обмануть родителей Брайана, но не его самого, и уж точно не своего папу. Впрочем, не мог обмануть главу охраны и Брайан. Он не пытался делать это нарочно, лишь не поднимал тему и делал вид, что они с Нейтом наедине ну максимум целуются да в шашки играют. Лучше бы все так и считали. Но, как оказалось, у Миллеров была ещё одна такая редка для них общая черта: нанести колкий удар исподтишка. Брайан в момент покраснел, когда Дэвид намекнул на то, что в курсе, что случилось со столом.
- До свидания, мистер Миллер, - заплетающимся от позора языком пробубнил Брайан, пытаясь смотреть куда угодно, но не на уходящего мужчину. – Он же… не намекал. Да? – спросил Брайан, зная, что надежды его тщетны. Это был не намёк. Это был прямой текст. «Я знаю, ребята, что вы обычно делаете на столе, осторожнее, он может совсем упасть». Брайан и не помнил, когда ему в последний раз было настолько стыдно. Наверное, Дэвид специально сказал им двоим, нарочно создавая неловкую ситуацию. Родители порой так добродушно жестоки!
- Мы больше не используем стол, - решил, наконец, Брайан, думая, что в будущем это избавит его от подобных сцен. Правда ему с трудом верилось, что он сам сможет сдержать собственное только что данное обещание. Даже сейчас, когда он был пристыжен, руки его уже легли Нейту на живот. Они столько не виделись. Целый день! Брайан скучал. И, если уж на то пошло, ему следовало отвлечься от инцидента со столом. Он ведь ещё даже не поздравил именинника. Осознание этого заставило отбросить стыд на более подходящее время. Всё равно Дэвид уже в курсе и конкретно сейчас мнения о себе не изменить. Зато перед ним был Нейт, такой красивый и тёплый, желанный и ставший старше ещё на год. Руки скользнули по мягкой ткани вверх. Обняв его за шею, Брайан подался вперёд, чтобы поприветствовать ещё одним поцелуем. На этот раз куда более откровенным, чем короткое прикосновение к щеке.
- С днём рождения, Нейт. Ты стал совсем взрослым, - на губах заиграла дразнящая улыбка. Он знал, что Миллер относится к этому празднику без энтузиазма и должного внимания, и позиция его была предельно ясна. Брайан тоже не испытывал особого восторга от дней рождения, но даже бессмыслица приобретала в компании Нейта новые оттенки. И вот ненужный праздник превращался в повод сказать приятное и просто лишний раз поцеловать. - А теперь закрой глаза.
[AVA]http://savepic.ru/11304864.gif[/AVA]

+2

5

Сказать по правде, Миллер не любил людей. Они были в большинстве своем скучными или надоедливыми, и поэтому стоило кому-то открыть рот, как на его лице появлялось привычное угрюмое выражение человека, совершенно не впечатленного сказанным и вообще сожалеющего обо всех своих жизненных выборах, которые привели его в эту точку. Такой реакции удостаивались даже его друзья вроде Дрю или Мерфи, хоть и заметно реже остальных. Несмотря на это Миллер умудрялся знать все сплетни и оставаться в курсе событий, хоть и утверждал, что ему совершенно это не интересно. Эти правила не касались только Брайана. Когда рот открывал он — всё было совершенно по-другому. В том числе, когда он открывал его, чтобы что-то сказать. Дрю смеялся над тем, как забавно Миллер раздражался от разговоров других людей, а потом прекращал обращать внимание на все вокруг, стоило Брайану просто сделать вдох. Не то чтобы Миллер настолько был поглощен им, но нужно было признать, что Дрю недалеко ушел от правды. Брайан будто был ярче всего вокруг, и когда он появлялся в поле зрения Миллера, он просто не мог не смотреть на него. И все, что говорил Брайан казалось важным и интересным, даже если он порой не понимал, о чем говорил Миллер, когда дело касалось книг или каких-то знаний о Космосе.

Возможно, Брайан действительно был скучным мальчиком с Фермы, чья жизнь состояла из работы с соей, игры в карты и возвращения домой, и, касайся это кого-то другого, Миллер бы даже не стал слушать, но это касалось Брайана, и поэтому имело значение. Миллер не притворялся из вежливости, потому что так принято в отношениях, он действительно был заинтересован. Наверное, в этом была положительная сторона отношений с ним — он никогда бы не стал тянуть кота за причинное место и притворяться, прекратил бы все в тот момент, когда это перестало быть ему нужным. В конце концов, он не стал бы рисковать своей шеей и красть лекарства для отца Брайана, если бы тот не был ему действительно важен. Все знали, что красть из медблока — одна из самых плохих идей, потому что обычно крали именно это. Лекарства и еда — две основных цели воров на Ковчеге, поэтому именно эти ресурсы украсть было сложнее всего. Но Миллер знал нужных людей, знал смены охраны и любил Брайана — этого было достаточно, чтобы рискнуть. В конце концов, он воровал массу совершенно бессмысленных вещей просто ради развлечения, почему бы не использовать это его хобби на благо действительно важного дела? К тому же это было отличным моментом поставить Брайана в известность, с кем действительно он связался. Миллер готов был понять его нежелание продолжать отношения с вором, которого могут в любую минуту посадить, а через пару лет и вовсе выбросить в космос, но тот решил, что он стоит волнений и бесполезных выговоров. И Миллер бесконечно любил Брайана за это.

Он не стал удостаивать отца ответом на его комментарий по поводу состояния стола. Признавать свою вину в этом Миллер тоже не собирался. Он же был вором. Он умел делать вид, что совершенно не виноват даже в том, что очевидно было его заслугой. Возможно, расшатанная ножка действительно была на их с Брайаном совести, и это было поводом для гордости, а не для стыда или извинений. Пусть отец радуется, что Миллер нашел себе замечательного парня и счастлив с ним уже почти год. Отец, конечно, радовался появлению Брайана в жизни сына и говорил об этом, но вряд ли он имел в виду расшатанный активным времяпрепровождением наедине стол. Если бы он знал, что от этого пострадал так же стол в комнате семьи Брайана, потому что с него началось их знакомство, и для Миллера делом чести было снова оказаться между разведенных ног Брайана. В этот раз без страха того, что его оттолкнут и вытурят из комнаты. Брайан, конечно, во второй раз был таким же громким и эмоциональным, как и в первый, но с его губ срывались уже совсем не требования выйти. А совсем, совсем наоборот.

Миллер ухмыльнулся, переводя взгляд со стола на смущенного комментарием отца Брайана. Это был тот момент, когда Дрю обычно закатывал глаза и издавал неопределенный звук. Миллер знал, что тому на самом деле нравился Брайан, потому что того же Кайла он никогда не стеснялся встретить нелестным комментарием и любил напомнить Миллеру о том, что он не нравится никому, кроме него, и это повод задуматься о своей жизни. Кайл казался Миллеру терпимым, но в словах Дрю был, что удивительно, смысл. Кайл нравился Миллеру потому, что ему, в силу собственной толстокожести, было плевать на любые комментарии, покидавшие его рот. Поэтому Миллер знал, что если бы Брайан не пришелся Дрю по душе, то тот об этом сразу же сказал. И, возможно, просто загнобил его. Но Дрю только закатывал глаза и жаловался Брайану на то, каким отвратительным он сделал его лучшего друга. Брайан нравился всем. Потому что он был хорошим, верным и приятным человеком. Если на то пошло, то удивление у Дрю вызывало скорее то, почему он до сих пор не послал Миллера. Дело было определенно в обаянии плохого парня. И в чувстве юмора. Черном. И большом.

Мы определенно продолжим использовать стол. Если мы не сможем сохранить его, то попросим Дрю починить. Он мастер на все руки. Если бы ты только видел, что он подарил мне сегодня.

Миллер совершенно проигнорировал ужасно неубедительную попытку Брайана быть приличным — даже он умел лучше, — потому что пока тот произносил свои опасения, его руки уже блуждали по телу Миллера от живота до шеи для того, чтобы обнять и притянуть для поцелуя. Миллер прижал его к себе в ответ, обнимая за талию и поглаживая поясницу, иногда спускаясь легкими движениями ниже. Близость Брайана дарила ни с чем не сравнимое счастье и тепло. Весь Ковчег становился куда более терпимым местом просто из-за его присутствия в жизни Миллера. Пожалуй, он мог потерпеть излишнее внимание Брайана в честь праздника, если тот продолжит обнимать и целовать его. И так дразняще улыбался после поцелуя. Брайан все делал лучше и, кажется, с днями рождения у него тоже получилось провернуть этот фокус, волшебным образом превращая насмешливое поздравление в лучшее за несколько последних лет. Это был первый день рождения с Брайаном, этот день был поводом для кого-то настолько ошеломляющего как он прийти к Миллеру и целовать его, улыбаться ему. Это определенно был отличный день.

Не совсем взрослым, меня все еще не могут казнить, так что не считается, — осклабился Миллер, не в силах оставить без комментария заявление о его возрасте.

Если честно, он ждал своего совершеннолетия для того, чтобы пару месяцев после него до того момента, как Брайан сравняется в с ним по возрасту, заламывать руки и восклицать о том, что он спит с несовершеннолетним, будучи взрослым мужиком. Брайан о его планах не знал, но Миллер легко мог представить себе, как тот поджимает губы и слегка качает головой, осуждая.

Как пожелаешь, сладкий, — ехидно растянул последнее слово Миллер и закрыл глаза.

Он не помнил, в какой момент впервые назвал Брайана сладким, и это, наверное, была какая-то шутка, но того это настолько забавно выводило из душевного равновесия, что Миллер продолжил звать его так. В конце концов, Брайан первое время звал его по имени только для того, чтобы смотреть, как он дергается, он заслужил немного мести. Да и кто мог обвинить Миллера в чем-то плохом? Он звал своего парня сладким от любви, это было совершено естественно — называть друг друга ласковыми прозвищами. И просто посмотрите на Брайана. Как еще можно было его назвать? Он же со своей улыбкой, смущением, щеками, одуванчиком волос, да всем лицом и поведением, идеально подходил под определение слова сладкий. А желание Миллера брать у него в рот только подтверждало это. Со сладким ведь именно так принято поступать. Все вечно тянут его в рот.

+2

6

Так всегда с Миллером. Говоришь ему: «Мы не используем стол», а он и не подумал послушаться. Он отвечает: «Мы определённо продолжим использовать стол», и намерения Брайана стоять на своём куда-то исчезают. Это неминуемый результат, потому что Нейт берёт обаянием. Там, где не хватает только харизмы, он добавляет наглости, а её у него бездонный запас. У Брайана всего-навсего нет моральных сил противостоять этой самонадеянной энергетике, поэтому да, хорошо, они продолжат использовать стол. Они продолжат использовать всё, до чего успеют добраться. Когда они увлекаются (а случается это так часто, что скоро уже появится закон специально для них, чтобы они сдерживались и не липли друг к другу на глазах у других людей), далеко не всегда рядом оказывается кровать. Порой она так далеко, что и стол, несмотря на то, какой он жёсткий, хороший вариант. Да что уж там, было бы на что опереться, а там уж они не будут терять ни минуты. Ничего удивительного, что они довели столь не хрупкую конструкцию до плачевного состояния. Скорее всего скоро даже его кровать, а она металлическая, и вообще-то впаяна в стену, начнёт скрипеть. По крайней мере, Брайан не удивился бы этому.
- И что же он подарил? – не удержался Брайан, заинтригованный. Зная Дрю, а спустя полгода Брайан правда успел его узнать, причём не только с худших его сторон, это что-то из ряда вон. Нечто пошлое. Или грубое. А скорее всего и пошлое, и грубое одновременно. Дрю был типичным семнадцатилетним озабоченным подростком, с острым языком и умением превращать всё в хаос. К сожалению, он был с Мехи (что, возможно, стало одной из причин, почему Брайану было так сложно свыкнуться с таким лучшим другом своего парня) и действительно что-то умел делать руками. И, нет, не только шлёпать девчонок по заднице и показывать всякие похабные пантомимы. – Или я не хочу знать? – пришлось неуверенно добавить, так как, возможно, от этого знания будет только хуже. Оставалось надеяться, что речь о банальном косяке (и когда это стало для Брайана нормально? Не то чтобы одобрять, но хотя бы не осуждать Нейта и его друзей за смертельно опасные пристрастия?), в конце концов, что-то незаметно, чтобы подарок был в руках именинника.
Что ещё было типичным для Нейтана Миллера? Злые шутки. Он обнимал и гладил, целовал в ответ, а в следующее мгновение придавал своему лицу хищное выражение человека, который смеётся Смерти в лицо. Брайан недовольно вздохнул и хлопнул его по плечу – такие шуточки ему не нравились. Нейт доверился ему, показав, каким является на самом деле. Зависящим от опасности, нарочно играющим против правил, за что можно было поплатиться собственной жизнью. Брайан был в шоке, он злился, но потом он смирился. Надеялся на лучшее, например, что Нейт повзрослеет и станет серьёзнее, найдёт легальные способы поддерживать свой внутренний огонь. Брайан принял его таким, каким он был, но это не означало, что он будет слушать такие шуточки. Потому что однажды они могут стать их реальность. Однако злиться долго он не хотел, только не сегодня. Он великодушно простил Нейту его шутку и уже снова обнимал.
Ровно до тех пор, пока его не назвали сладким. Брайан зашипел, сквозь стиснутые зубы, и состроил недовольную гримасу – всё равно Нейт не видел.
- Я прощаю тебе это только потому, что у тебя сегодня день рождения, - пробормотал Брайан, выбираясь из объятий. Он терпеть не мог это прозвище. Почти все, какие использовал Нейт, потому что он откровенно издевался. Сладкий… Иногда Брайану казалось, что Нейт слишком сильно зациклен на внешности своего парня. Пожалуй, в этом не было ничего плохого, да только Брайану не хотелось быть для него обыкновенной милой мордашкой. Интересно, нравился бы ли он Нейту, если бы он был страшненьким, кривым, ну или хотя бы если бы его лицо было намного более мужественным. Брайан комплексовал, потому что и правда казался себе слишком… чёрт возьми, сладким. Вряд ли кто-то воспринимал его всерьёз. Впрочем, не мог Брайан отрицать и того, что каждый комплимент от Нейта, нормальный комплимент, а не как этот, издевательский, приводил в восторг. И не редко возбуждал ещё больше, потому что особо щедрым на приятные слова Нейт становился, когда на них обоих был минимум одежды.
Всё было так просто и сложно одновременно, когда речь касалась Нейтана Миллера. Брайан смотрел на него, покорно прикрывшего глаза, и не мог сдержать улыбку. Пусть он нахальный засранец, но такой ласковый и заботливый. И у него были обалденные ресницы. Порой казалось, что он вот-вот привыкнет к этой черте Нейта, перестанет так реагировать. Но вот глаза Миллера закрыты, ресницы плотно прилегли друг к другу, а из-за освещения в комнате тень них исходила тень. Такие длинные и густые, чёрные волшебные ресницы. Брайан не сдержался, взял Нейта за лицо и, приблизившись, поцеловал его в закрытое веко.
- Всё ещё не открывай, - предупредил Брайан, а то вдруг Нейт посчитал, что на поцелуе весь подарок и закончился? Вытащив спрятанную под ветровкой шапку, Брайан расправил её и одел на чужую голову. Поправил, критически осмотрел и тут же закрыл себе лицо руками, чувствуя, как заливается краской.
- С чего я вообще взял, что это хороший подарок, - раздался приглушённый жалобный голос, полный укора по отношения к самому себе. Брайан так долго выбирал подарок, ещё дольше копил на него, и ему в тот момент правда казалось, что шапка непременно нужна Нейту. А сейчас понял: зачем? На Ковчеге не так холодно, в шапке и вовсе будет жарко! Да и что это за подарок любимому человеку? Он должен был подарить… Да, вариантов на космической станции, которая уже сто лет живёт на одних только внутренних ресурсах и переработке, не так уж и много. Ещё меньше их у шестнадцатилетнего фермера. А ещё он совсем не представлял, что может быть нужно Нейту. Ничто из того, что было бы реально достать. Ну, кроме травы и самогона. Он не испытывал любви к материальным ценностям, только к их краже. Не нуждался в чём-то, потому что по меркам их жизни, у Нейта было всё необходимое для жизни. У Миллеров, как у жителей Альфы, было гораздо больше шансов купить на Ферме совсем редкие, а потому дорогие продукты. Например, яблоки. Они были дефицитом, так что Брайан вряд ли бы смог накопить хотя бы на одно даже за год. А ведь он был работником Фермы! Но при этом только видел их издалека, и даже не представлял, как они пахнут. Яблоко можно было бы хотя бы съесть, а что делать с этой шапкой? Самый. Глупый. Подарок. Во вселенной.
- Давай забудем, что я тебе её подарил, боже, мне так стыдно…

+2

7

Миллеру не нужны были подарки. Особенно от Дрю, который был с ним в самые тяжелые и важные моменты его жизни, и на плече которого Миллер хрипло рыдал абсолютно пьяный в годовщину смерти матери. Присутствие невыносимого, живого, сильного Дрю было уже достаточным подарком, и он никогда не нуждался от него в чем-то кроме его дружбы. Но они с Дрю не были любителями долгих разговоров о чувствах, поэтому подобных речей и признаний между ними никогда не звучало. Достаточно было одной ревности Брайана, который какое-то время был уверен, что Миллер был влюблен в Дрю. Хотя бы когда-то. Хотя бы раз. Поэтому Дрю продолжал дарить Миллеру глупые подарки каждый год. Он не мог себе позволить что-то действительно нужное, да и вряд ли хотел. У Миллера было все необходимое. А то, что Дрю мог достать для него, он отдавал без всяких поводов. Поэтому обычно на день рождения от своего лучшего друга Миллер получал что-то, что может опьянить (не его поцелуи, конечно, Дрю всегда предлагал, но Миллер боялся, что умрет от такого счастья), и что-то сделанное умелыми руками Дрю. В этом году он трепетно сделал из металлических отходов небольших размеров член. Он даже удлинялся на пару делений, если покрутить за колесико. И Миллер, конечно, собирался показать это Брайану, и убедить его лишний раз в том, что он единственный нормальный человек в этой компании, но пока он не собирался раскрывать свои карты.

Свою девственность, — пошутил Миллер. — Он трепетно хранил ее для меня все эти годы.

Если Брайана раздражали комментарии о его миловидной внешности, которую Дрю сравнивал с младенцами и щенками, то Миллера до сих пор смущало его внимание к ресницам. Миллер не отличался какой-то особенной внешностью в отличие от Брайана, чертами лица он во многом пошел в маму, и если она была красавицей, то он был обычным. Единственное, что бросалось в его внешности в глаза — это ресницы. У Миллера были по-девчачьи длинные и густые ресницы. Когда он говорил о том, что пошел внешностью в маму — он не шутил. Ресницы у него тоже были ее. И по неведомой Миллеру причине Брайан приходил от них в восторг. И его это чертовски смущало.

Когда Брайан в первый раз обратил внимание на ресницы Миллера (они отбрасывали тени на его щеки, что может меньше подходить парню, похожему на главаря местной шпаны?), тот растерялся. И смутился. Это был странный комплимент, потому что ресницы были чем-то таким глупым и девчачьим. Миллер, конечно, знал об этой своей черте, это помогало ему выглядеть как можно более невинно, особенно, пойманным с поличным, но никогда никто не делал этой его черте комплименты, не восхищался ею так, как это делал Брайан. Вот и сейчас, когда он прикоснулся легким поцелуем к сомкнутым векам Миллера, тот вздрогнул, совсем не зная, что делать. Брайан иногда заставлял его чувствовать себя абсолютно беспомощным, но это никогда не было плохим чувством. Уязвимость перед Брайаном была уютной и спокойной. Спустя столько времени, Миллер доверял ему всего себя, и позволял несколькими прикосновениями или словами лишить его воли. Он знал, что Брайан так же доверяет ему в ответ. Не было ничего ценнее его готовности отдать Миллеру свое сердце, даже если порой тот бывал действительно сложным человеком.

Ты прощаешь меня потому, что любишь, — Миллер улыбнулся, прикусывая губу, послушно оставляя глаза закрытыми. Ему нравилось произносить это вслух. Прошло не так уж много времени с тех пор, когда он впервые услышал это от Брайана. От забавного, доброго, искреннего Брайана, который восхищал Миллера до той степени, когда в этом уже было стыдно признаться в приличном обществе. Миллер с трудом удержался от порыва открыть глаза и взглянуть на Брайана, чтобы еще раз убедиться в его реальности.

Миллер почувствовал движение Брайана, а потом тот надел ему на голову шапку. Ткань защекотала лоб, когда Брайан расправлял ее и надевал как следует. Миллер терпеливо ждал, когда его устроит то, что он видит, прежде чем открыть глаза и потянуться к подарку. Брайан стоял перед ним, закрыв лицо руками, весь залившись краской и, должно быть, не видел, как широко и глупо улыбается Миллер глядя на него. 

Эй, нет, мне нравится, — Миллер мягко сжал запястья Брайана, отводя его руки от лица, чтобы тот на него взглянул. Миллер смотрел на него светящимися от переполняющей его нежности глазами. Вся бесконечность космоса пропадала и меркла, сейчас лишь Брайан стоял перед ним и корил себя за глупый подарок. — Детка, ты не должен был ничего мне дарить.

Миллер убедился, что Брайан не собирается опять прятаться от него, и провел руками по голове, ощупывая, натягивая шапку чуть ли не на глаза. Это был неожиданный подарок. Найти что-то сверх нормы на Ковчеге, где не было новых ресурсов вот уже сотню лет, было непросто. Даже эту шапку достать вряд ли было легкой задачей, особенно для простого парня с Фермы. Миллер никогда не думал, что мог бы носить что-то подобное. В шапке не было необходимости, в Ковчеге старались поддерживать комфортную температуру, тем более за этим на Альфе, а мерз он в принципе очень редко. Но самой большой роскошью на Ковчеге, на какой бы станции ты ни жил, было иметь вещи, в которых не было сиюминутной нужды. То, в чем не было жизненной необходимости. Например, вот этот подарок от своего парня.

Миллер оттянул шапку немного назад, собирая ее в складки и удобнее устраивая на голове. Брайан постарался, чтобы достать ее. И его старания делали эту вещь практически бесценный. К подаркам на Ковчеге относишься совсем не так, как если бы это было на Земле. Здесь десятки раз передаривали одни и те же вещи, и получить что-то новое всегда было событием. Брайану наверняка пришлось что-то отдать взамен этой шапки. Что это было? Миллер надеялся, что это не было что-то очень важное, и Брайану не пришлось ограничивать себя ради подарка ему. Даже если Миллер не имел права волноваться на этот счет, так как сам однажды отдал Брайану всю свою еду, когда у Ковчега в очередной раз случился кризис и пострадали все, кроме Альфа-станции, разумеется. Особенно несчастная Ферма, где еда по злой иронии и выращивалась. Миллер еще раз провел рукой по шапке.

Теперь все будут узнавать меня издалека, — улыбнулся Миллер, обхватывая лицо Брайана ладонями. — Спасибо. Это отличный подарок.

Он не ожидал получить что-то от Брайана в этот день, и шапка сама по себе была очень необычным выбором, но Миллер, даже еще не видя себя в зеркало и не представляя, как он смотрится в новой детали гардероба, не собирался ее снимать. К тому же, эта шапка определенно не пойдет к приличной одежде жителя Альфы, что Миллер собирался использовать как оправдание перед отцом. Не может же он отвергнуть подарок своего парня? Который так нравится его отцу? Так что ему придется одеваться соответствующе. Подарок Брайана дополнял образ Миллера. Делал его собой. Нахальным мальчишкой в потертой шапке, каким он и был всегда.

Я люблю тебя, ты знаешь это?[AVA]https://66.media.tumblr.com/f9ffac1de41d3825f3be45c9dcd0c2c6/tumblr_ngyf2yOIg71u52dhuo9_250.gif[/AVA]

+2

8

Брайан наигранно возмущённо вздохнул и закатил глаза к потолку. Шуточки Нейта и Дрю по отношению друг к другу и окружающим, в том числе самому Брайанe, вечно были «ниже пояса». Ничего другого и не ожидаешь от парней шестнадцати, а теперь и семнадцати лет. Похабные комментарии, мыслями вечно витают где-то на уровне «сейчас бы поесть» и «сейчас бы потрахаться». Брайан был приличнее этой разнузданной шайки без комплексов, но и он был типичным подростком. Брайан говорил: «мы больше не воспользуемся столом» и тут же представлял себе, как он уже сидит на нём и притягивает к себе Нейта. Иногда это очень мешало. На работе, например, когда вдруг в голову приходило «видел бы меня сейчас Нейт» и при этом Брайан ползал на четвереньках, чтобы собрать стручки сои. Отличался он только тем, что держал комментарии при себе, благодаря чему мог в такие вот моменты делать вид, что он осуждает. Совсем чуть-чуть.
- Лишний раз убеждаюсь, как много общего у нас с Дрю, - пошутил Брайан в ответ, потому что не ему ли лучше всего знать о теме отданной Нейту девственности?
Брайан порадовался сам себе, что может, теперь уже может, так легко относиться к таким шуткам в сторону Дрю. Всё потому, что он прекрасно помнил свои долгие подозрения по поводу отношений этих двоих. Они были очень… близки. Ближе, чем Брайан с Нейтом. Ближе чем Брайан вообще с кем-либо. Миллеру понадобилось время, чтобы начать раскрываться перед Брайаном, а вот Дрю был с ним очень-очень давно. Логично, что человек, который находится с тобой во все плохие и хорошие моменты жизни, становится не просто другом, а чем-то уже неотделимым. У них множество своих шуток и тем, которые Брайан до сих пор не знал или не понимал. Они понимали друг друга без слов, только по наглым бесовским улыбкам. Даже когда Брайан уже появился в жизни Нейта, тот предпочитал делиться чем-то личным с Дрю, а не с ним. Поэтому подозрения были обоснованными. Ему казалось, что Миллер в Дрю влюблён. Или был влюблён. И сначала не очень верил, что «нет», тем более после новости о том, что они целовались. Однажды, пьяные, но целовались. Но затем он начал подмечать, что между Нейтом и Дрю действительно нет чего-то интимного. Даже если они шутили пошлости друг про друга во всевозможных сексуальных ситуациях, всё равно это были шутки между двумя друзьями. И никто не подразумевал «я шучу про тебя с Брайаном, но на самом деле хочу быть на его месте». Чтобы привыкнуть, понадобилось время, но в конце концов, он с этим справился. Теперь уже больше не ревновал Нейта к Дрю, хотя и понимал, что тот неотъемлемая часть их отношений, как бы странно это ни было. Его собственным друзьям до этого было как до Луны, да и, в общем-то, у всех были свои жизни, всем плевать. Наверное, Брайан был согласен на это, потому что знал, как дорог Дрю для Нейта. И потому, что Дрю был рядом с ним тогда, когда Брайан не мог, ведь они были ещё незнакомы. Он чувствовал благодарность к этому нелепому парню с Мехи, о чём ему, правда, ни разу не говорил, да и вряд ли вообще скажет, а то ведь обсмеёт.
Брайан беспомощно нервно усмехнулся, когда Нейт сказал, что ему нравится. Как ему может нравиться, он же даже не видел себя. Он говорил так нарочно, чтобы успокоить! Брайан всё ещё хотел провалиться под пол, но послушно отстранил руки от лица, нерешительно смотря на Миллера. В его глазах было столько эмоций, что Брайан вновь почувствовал смущение. На этот раз не за нелепый подарок, а за блеск в чужих глазах. От него Брайан испытывал щекочущее покалывание в солнечном сплетении, теплоту в сердце. Он чувствовал себя любимым, и эта любовь Нейта значила для него очень многое. От такого взгляда не хотелось прятаться, наоборот, было желание смотреть в ответ.
- Но мне хотелось подарить тебе что-то. Чтобы ты думал обо мне, - каким бы ни было отношение Нейта к дню рождения, Брайан больше всего мечтал его как-нибудь порадовать. Даже если шапка не казалась сейчас хорошей идей, тогда он думал, что она идеально Нейту подходит. И представлял, как Нейт только при одном взгляде на самый бесполезный подарок думает о своём Брайане, даже если они не виделись несколько дней. Может, Нейт закинет шапку куда подальше, забудет о ней, но Брайан-то знать об этом не будет. Его собственная голова была забита Миллером. Воспоминания о проведённом вместе времени, высказанные мысли, его руки и губы абсолютно везде, каждая черта лица, каждая линия тела – стоило закрыть глаза, как всё подсознание заполнялось одним только человеком. Ему хотелось быть центром вселенной Нейтана Миллера. Шапка была нужна именно для этого - напомнить о себе. Уж точно не стоило волноваться, что Нейт простудит уши там, где сквозняков не существовало.
Брайан наблюдал, как именинник поправляет шапку, быстро свыкается с её наличием и, кажется, не спешит от неё избавиться. Ему дали ему шанс, никто бы не обиделся. Но Нейт оставил её, возможно, он даже будет её носить от случая к случаю. Сохранил глупый подарок, за который самому Брайану было стыдно... Может, он уже был неотъемлемой частью вселенной Нейта? Именно он отучал Брайана принижать самого себя в собственных глазах. Его слова заставляли краснеть. Нейт шептал их с наглой улыбкой, стонал на границе в самозабвение, терпеливо объяснял, если Брайан упрямствовал и отрицал. Пора было перестать считать, что Нейт для него значит больше, чем Брайан для него. Кажется, погрязли они в этом с одинаковой силой. И это было нормально, это было так хорошо, что иногда казалось, что он может задохнуться из-за перехваченного дыхания только от одного вида на Миллера.
Брайан умудрился повернуть голову, чтобы поцеловать раскрытую ладонь Нейта, когда тот взял его за лицо. Прижался губами к запястью, и улыбнулся от признания. Он знал, что Нейт его любит. Несмотря на неуверенность Брайана в себе, в любви Нейта он ни разу не сомневался.
- Знаю, - ответил Брайан, отстраняясь от запястья, чтобы приблизить лицо к чужому. Когда кончики из носов почти невесомо соприкоснулись, он прикрыл глаза. Наслаждался тёплыми руками на своём лице, дыханием Нейта, которое чувствовал своими губами, запахом его кожи, его близостью. – Я люблю тебя, - ответ не мог быть иным, свои чувства они делили на двоих. И пусть им шестнадцать, пусть впереди при счастливом стечении обстоятельств долгие годы жизни в замкнутом пространстве. Пока рядом с Брайаном был Нейт, он чувствовал себя так, будто держал в руках целый мир.
- Если ты меня сейчас же не поцелуешь, стол я пойду использовать в одиночку.

+2

9

все еще чертов Ковчег
Вопреки совершенно логичному предположению о том, что на Ковчеге без труда можно было знать всех жителей космического муравейника, мало кто действительно общался с представителями других станций. Все жили очень обособленно для такой небольшой в масштабах планеты площади, поэтому представления о жизни соседей в основном состояли из стереотипов, каких-то образов типичных представителей той или иной станции и, если честно, ни одна станция не могла похвастаться приятной репутацией в глазах соседей. Особенно доставалось, конечно, Альфе, потому что любит их, в общем-то, было совершенно не за что. И на самом деле никакие раздутые до абсурда стереотипы не рождались на пустом месте и хотя бы частично, но были правдой или хотя бы основывались на ней. Например, Миллер точно был уверен, что если погулять в его станции достаточно долго, то можно встретить стереотипного сноба, какими их видят жители остального Ковчега. А если погулять по Ферме, то можно найти обкуренного клиента незаконного бизнеса по выращиванию травы. Даже если это будет житель Альфы. Он сам, например.

Миллер никогда всерьез не верил в превосходство какой-либо станции или в то, что где-то люди были лучше или приятнее, поэтому находил стереотипы забавными и не придавал значения шуткам, на них основанным. Ну, это же глупо всерьез полагать, что целая станция может вписываться в пару не самых приятных определений? Это понимал даже очень далекий от любви к людям Миллер. Но крылатые выражения, основанные на этих стереотипах, слишком прижились в речи, постепенно теряя свой обидный смысл и становясь просто крылатыми выражениями. По крайней мере, так казалось Миллеру в силу его неспособности в должной степени волноваться о том, что говорят люди или думают. И еще потому, что его лучшим другом был Дрю, с которым они делили один барахлящий фильтр между мыслями и словами на двоих, и почему-то он каждый раз оказывался не у того, кто открывал рот. Чтобы что-то сказать. В отличие от Дрю, у Миллера была масса поводов открывать рот вовсе не для того, чтобы что-то произнести.

Девушка? Серьезно? — Нейт скрестил руки на груди и выгнул бровь, делая вид, что не верит ни единому слову Дрю. — Да кто тебе даст, с твоей то рожей? Я был твоей последней надеждой просто потому, что вижу тебя каждый день и больше не вздрагиваю в ужасе.

Встречаться где-то втроем у них получалось не так уж часто. Брайан был занят работой, Дрю тоже все чаще копался в механизмах Ковчега, который как-то резко состарился за последние несколько лет. Миллера гоняли на учебе и первой работе, потому что вместе с количеством поломок Ковчега росло количество недовольных. Миллер шутил, что с такими темпами они все скоро окажутся в открытом Космосе, им с Дрю для этого даже попадать в тюрьму не придется. Брайан такие шутки не любил. Как бы положительно на него ни влияло общение с Миллером и Дрю, он все еще был самым серьезным из них и не умел как следует развлекаться. По крайней мере, он перестал подозревать Миллера в том, что он влюблен в Дрю. Возможно, у него были причины на это, Миллер готов был это признать. И признал, когда на первый вопрос Брайана с уверенностью сказал, что видит Дрю в мокрых снах сколько себя помнит, и у него ноги подкашиваются каждый раз, когда он видит его обнаженное тело. На самом деле Миллер любил Дрю как друга, брата, и доброкачественную опухоль, которой через какое-то время даешь имя и пару раз в месяц интересуешься, не собирается ли она передумать и убить тебя.

Отношения Дрю и Брайана сдвинулись с мертвой точки взаимного "что это за хрен" на почве общей неприязни к Кайлу. Миллеру иногда казалось, что беспорядки на Ковчеге можно так прекращать, просто концентрируя раздражение людей на его бывшем. Потому что он не нравился никому. Миллер мог их понять. Они с ним не спали. Он был первым и поэтому первым понял, что его вполне можно терпеть. Даже когда его рот открыт. Особенно когда его рот открыт. Но в целом Брайан от общения с Дрю восторга не испытывал. Особенно в периоды, когда Дрю рядом с Миллером не было разве что в постели. Брайан, наверное, думал, что Миллер притащил его бы и туда, будь у него возможность. Миллер говорил, что только для того, чтобы показать Дрю, как это вообще происходит. Шутки должного отклика у аудитории не находили. И Миллеру хотелось, чтобы эти двое подружились. Он очень дорожил Дрю. И дорожил Брайаном тоже. Они были самыми важными людьми в его жизни, и неприятие Брайаном Дрю ее очень сильно усложняло. Миллер ценил то, что Брайан терпит их, и не выдвигает ультиматумов вроде "он или я", не заставляет составлять расписание встреч и в принципе не противится этой части жизни Миллера, но и не скрывал, что это не доставляет ему удовольствия. Брайан был совершенно из другого круга общения, нежели Миллер и Дрю, у него были другие взгляды на жизнь, на чувство юмора, да абсолютно на все, и если толкать его за границы зоны комфорта в том, что касается правил приличия, было забавно, и, в принципе, приносило удовольствие обоим, то общение с Дрю было проблемой. Миллеру только оставалось надеяться, что однажды Брайан поймет, что Дрю — отличный друг, и может стать таким же другом для него. И если что-то случится, Брайан сможет найти в нем поддержку и понимание, а не только похабные шутки.

Пока получалось так себе.

Сказать по правде, Миллер верил, что Дрю нашел себе кого-то. В конце концов, он был приятным на вид, что бы там Миллер ни говорил, высоким, хорошо сложенным и не дураком, даже если чаще всего умело это скрывал. И если Миллер смог покорить потрясающего парня шуткой про минет, то у Дрю были все шансы очаровать девушку. И когда тот заговорил о своем свидании, которое должно закончиться уединением и риском для жизни ради общего удовольствия, Миллер не сомневался, что все действительно так и есть. Но не подколоть друга не мог. Особенно вспоминая, сколько времени тот провел, надрывая живот от смеха, когда Миллер пытался говорить о Брайане. И как он потом сдал Брайану каждое слово (даже о желании спустить в штаны просто от его голоса, вот эта подробность вообще не должна была существовать озвученной). Дрю в принципе относился к Брайану достаточно хорошо. Миллер мог понять это по тому, что он никогда не позволял себе действительно злых комментариев. Зная характер и способности Дрю, Миллер не сомневался, что при желании он был просто затравил Брайана, отбив всякое желание еще когда-либо разговаривать с ним. Но Брайан ему нравился. Оставалось только убедить в этом самого Брайана.

Она же с Фермы, — отбил насмешку Дрю. Откидываясь к стене. Они сидели в укромном закутке, который обнаружили с Миллером еще когда были детьми, и даже если с тех пор он стал ощутимо теснее, здесь все равно было удобно. — Ты же знаешь, если тебе нужен кто-то доступный — ищи на полях с соей. Они уже в нужной позе.

Да ты совсем отчаялся, друг, — Миллер хлопнул Дрю по плечу, не придавая особенного значения сказанному и не думая, что эта невинная шутка могла кого-то задеть. Это ведь было всего лишь крылатое выражение, верно?[AVA]https://49.media.tumblr.com/6d9b4ed502273827c7c14596e525cdd0/tumblr_o360h6ueRB1qgpaguo6_250.gif[/AVA]

+2

10

Когда только Брайан соглашался встречаться с Нейтом (никакой романтики. Напор наглого парня, которого на тот момент он видел всего-то в третий раз), то ему не сообщали о таком маленьком нюансе, как вездесущий лучший друг-говнюк. Вряд ли бы слова о его наличии заставили Брайана передумать в тот момент, ведь ему вскружило голову тем, как Миллер настойчиво проявлял к нему внимание даже на трезвую голову. Это было так ново, необычно, волнительно. Он был почти буквально прижат к стенке предложением, и не было ни шанса сказать «нет». Но всё-таки, скажи ему тогда Нейтан о существовании Дрю, Брайан был бы хотя бы предупреждён. Потому что когда оказалось, что тот громкий парень с кино – лучший друг Нейта, прям-таки его третья рука, неотъемлемая часть… Что же, мягко говоря, Брайан был ошарашен. У него не было никакого опыта в отношениях. Он целовался с парой людей, но ни с кем не встречался, никто не воспринимал его всерьёз, не хотел видеть постоянно, да и он ни о ком не грезил больше обычного. То есть, он не знал, как это обычно происходит у других на Ковчеге, но он и не представлял, что может быть что-то такое. По итогу этих месяцев картина складывалась следующая: он с Нейтом и постоянно где-то рядом маячил Дрю. Даже когда он не присутствовал физически в комнате, он был в разговорах, в шутках, и иногда Брайану казалось, что он мысленно слышит его голос. Особенно, когда они с Нейтом устраивали очень долгие и сладкие сессии с поцелуями, что обычно вызывало у Дрю нарочитое отвращение. Вот и не смотрел бы. Проваливал бы! Нет же. Он всегда. Был. Неподалёку.
Это было проблемой. Не той, которая отравляла бы их с Нейтом отношения (что за глупость, их отношения с Нейтом и Дрю, вы хотели сказать?), но той, которая была как непроходимый зуд на коже – раздражает, пугает, но жить можно. Миллеру было чудесно, ведь рядом с ним был чудесный понимающий друг, а ещё парень, с которым можно спать. Брайану же хотелось больше персонального времени для них с Нейтом. Ему банально не нравился Дрю, хотя, признаться, резкое отрицание и негатив поутихли. Сначала Дрю воспринимался как потенциальная угроза, потому что непривыкший к такой «возвышенности», могли принять отношения Нейта и Дрю за непрекращающийся грубый флирт двух парней, один из которых никак не может решиться выйти за рамки своей натуральности, но при этом он продолжает поддразнивать другого. Миллер объяснил Брайану, что тот ошибается. И Брайан ему поверил. В целом. Оставался в подсознании неприятный голосок, который убеждал, что Нейтан мог соврать, не может быть, что они всего-то друзья.  И всё-таки, Дрю было слишком много, что заставляло Брайана испытывать некоторое неудобство и раздражение, каждый раз, когда они зависали втроём.
Он не требовал от Нейта отказа от лучшего друга. Это было бы дико и несправедливо, да и окончилось бы не в его пользу. Это ведь у Брайана была проблема с Дрю, а не у Нейта. Дрю был частью его жизни, которая интересовала Брайана, а значит, с ним приходилось мириться. По крайней мере, наблюдалась положительная тенденция в развитии их отношений. Брайану было легче привыкнуть к юмору Дрю, потому что оно у них с Нейтом было на двоих. Потом оказалось, что у них есть кое-что общее. Привязанность к Нейту и нелюбовь к его бывшему. Удивительно, но именно это сдвинуло с мёртвой точки глухую оборону, которую приходилось принимать каждый раз в компании лучшего друга Миллера. Да и за что-то же Нейт его ценил. Вряд ли только за шуточки и готовность поддержать любой кипиш. Поэтому Брайан пытался давать Дрю поблажку. Это было сложно, но он был преисполнен решимости.
До тех пор, пока эти двое, забывшись, что они тут не вдвоём, заговорили о жителях фермы. Это пренебрежительное «она же с фермы». «Кто-то доступный». Всё усугублялось тем, что Дрю лыбился и был доволен своей шуткой, не понимая, видимо, как оскорбительно это звучит. Он говорил гадость, не замечая этого. Брайан, принимавший посредственное участие в этом разговоре (ему настолько неинтересна личная жизнь Дрю, что он предпочитал разглядывать пол), тут же посмотрел на него, сощурив глаза с практически физически ощутимой жаждой расплаты в них. Но что с него взять? С Дрю. Он балбес и мудак. А вот Нейт… Взгляд скользнул на Миллера, но тот шутку друга лишь поддержал. Брайан приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, но захлопнул его. Он был немного… удивлён. О них правда так говорят? И Нейт правда в это верит? Он даже не подумал остановить Дрю, одёрнуть. Хотя бы из обычного чувства солидарности к Брайану. Парню с Фермы. На той самой, где они на полях с соей сразу в нужной позе стоят. Это было обидно, потому что несправедливо, и потому что Миллер… Брайану не требовалась его защита, чего не сказать о поддержке. И вместо того чтобы отшутиться и сказать что-нибудь о том, что Дрю понятия не имеет о чём говорит, он поддержал. «Да ты совсем отчаялся». Наверное, Нейт тоже отчаялся, раз пришёл искать парня на Ферму.
Брайну не нравился Дрю, но ради Нейта старался привыкнуть к нему, поладить с ним. А Нейт ради Брайана не был способен своего друга хотя бы осадить, когда дело дошло до оскорблений. Не лично в сторону Брайана, но косвенно, он ведь с Фермы. Внезапно, ему не захотелось находиться здесь, слушать этих двоих.
- Мне надо идти, - скомкано сказал, прежде чем подорваться с места и поспешить уйти из укромного места этой парочки засранцев. Он не удостоил Нейта объяснений куда и с чего вдруг, на него в общем-то и смотреть не хотелось, пока внутри ощущались обида и раздражение. Пусть хоть заобсуждаются, какие они на захудалой Ферме все беспринципные, в отличие от благородной Альфы и Мехи, но явно не в его присутствии.

[AVA]http://savepic.ru/12060441.gif[/AVA]

+2

11

Миллер никогда не был очень чутким человеком. Он примерно представлял, где находятся границы дозволенного, но на этом его способности к эмпатии заканчивались. В целом они представляли собой скорее понимание, когда за слова его может настигнуть физическая расправа, чем умение понимать, какие эмоции испытывает человек и почему. Миллер не любил, когда лезли в душу ему, и не спешил проделывать то же самое с другими. Он и выглядел не особо располагающим к посвящению в самые сокровенные мысли. Он не любил людей. И не спешил их узнавать. Именно поэтому, когда Брайан внезапно подорвался с места и быстро зашагал по коридору, Миллер в первый момент не понял, что произошло. Только что он сидел рядом и, стоило немного склониться, как они соприкасались плечами и ногами. Если Миллер хотел, он легко мог протянуть руку и провести пальцами по волосам Брайана, оставив ладонь у него на шее, следка поглаживая. Было хорошо и уютно, и вот спустя мгновение Брайан уже спешным шагом шел по коридору, ничего не объяснив. Миллер был уверен, что у него есть свободное время, и что ему никуда не нужно, а внезапное воспоминание о забытых делах вряд ли не позволило бы задержаться на секунду, объясниться или хотя бы поцеловать Миллера перед тем, как уходить. Но Брайан выскочил из их закутка без объяснений, без каких-то прощаний, так что даже Миллер понял, что что-то в этом разговоре пошло не так. А, зная Брайана, пойти не так могло, что угодно.

Множество людей на Ковчеге, с которыми так или иначе пересекались Дрю и Миллер, считали, что они встречаются. Возможно, таких даже было большинство. Всех смущал запредельный уровень доверия между ними, осведомленность каждого об интимных подробностях личной жизни второго, и, конечно, обилие двусмысленных шуток. Миллер не испытывал рядом с Дрю никакого дискомфорта, перебрасываясь откровенными замечаниями, и один раз действительно прикидывался его парнем. Со стороны они, наверное, выглядели как два парня, которые то ли не хотят портить свою дружбу, то ли Дрю боится обронить свою гетеросексуальность, но на деле они просто были очень близки, и не в том смысле, как думали все окружающие. Между ними была разница в пару месяцев, но Миллер всегда чувствовал себя младшим братом Дрю, тянулся к нему, доверял. С ним была связана львиная доля воспоминаний Миллера, возвращаясь к хорошим или плохим моментам своего прошлого, он так или иначе вспоминал Дрю. Даже его первый поцелуй был с ним, а этот опыт должен быть одним из самых запоминающихся. Не то чтобы Миллер хотел, чтобы это случилось именно с Дрю, ему просто стыдно было сказать, что он ни с кем не целовался, когда Дрю уже это делал. Если обдумать всё это еще раз, то, возможно, и правда можно было сделать вывод, что они испытывали друг к другу какие-то чувства кроме дружеских. И, может быть, Брайан в очередной раз задумался о верности Миллера ему? Потому что он сидел к Дрю слишком близко? Или он зря провел рукой по его показушно зачесанным набор волосам, отпуская насмешливый комментарий о такой прическе? Или сказал что-то, похожее на проявление излишней привязанности? Пошутил про то, что он был единственный надеждой Дрю заняться сексом? Миллеру казалось, что они уже обсудили это, и Брайан больше не волнуется о том, что Дрю может составить ему конкуренцию. Кто вообще в здравом уме мог подумать, что кто-то может составить Брайану конкуренцию? Сам Брайан и его неуверенность в себе. И никакие заверения Миллера, его поцелуи, его восхищенные взгляды, не могли поколебать ее. Миллеру сложно было понять это — потому, что Брайан был потрясающим, и потому, что самому Миллеру всего было плевать на мнение окружающих, которые, видимо, и считали Брайана неинтересным или недостаточно красивым. Наверное, поэтому Брайану было так неуютно в компании Дрю, порой их слова могли задеть кого-то более чувствительного, чем они. То есть любого нормального человека с толщиной кожи меньше гиппопотамьей. Словом, расстроить Брайана могло что угодно.

Миллер оглянулся на Дрю в поисках помощи, но тот только развел руками, тоже прибывая в недоумении от такой реакции. Не то чтобы подобное было удивительно, способности Дрю к эмпатии были еще более скромными, чем у Миллера, да и у него не было мотивации в виде риска лишиться секса на ближайший месяц, если он не сообразит, в чем проблема и не решит ее. С другой стороны он прекрасно понимал, что если проблема не разрешится, он рискует застрять со страдающим Миллером в замкнутом пространстве посреди бесконечной черноты космоса, и это должно было его пугать. Миллер вздернул брови и махнул в сторону уходящего Брайана, на что Дрю еще раз более выразительно развел руками и сделал неопределенный жест рядом с головой, будто говоря, что понятия не имеет, что творится там у Брайана. Миллер мрачно посмотрел на него и вызвал этим лишь еще несколько попыток оправдаться жестами. Молчаливый диалог рисковал растянуться еще надолго, если бы Миллер не закатил глаза и не сорвался вслед за Брайаном, раз уж Дрю не соблаговолил протянуть руку помощи. Возможно, эта рука понадобится Миллеру сегодня вечером, если он не сможет поговорить с Брайаном и уладить всё.

Миллер нагнал Брайана через несколько метров от их укромного уголка. Тот шел быстрым шагом, даже не собираясь оборачиваться на гулкие в постом коридоре догоняющие его шаги.

Стой, — попытался Миллер, и, не добившись реакции, схватил Брайана за руку повыше локтя, заставляя притормозить. — Брайан, эй, что случилось?

Миллер не убрал ладонь с руки Брайана, поглаживая большим пальцем. Эти отношения изначально были провальной идеей, это понимали все — мальчишка с Фермы и задира с Альфы, их не связывало ровным счетом ничего. У них не было общих увлечений, общих друзей, общих взглядов на жизнь, все, что их объединяло — это жизнь в Космосе, но даже она была совершенно разной. Если бы все ресурсы в этом громадном конструкторе не были ограничены, то на их расставание делали бы ставки, и вряд ли это были бы ставки, если они расстанутся, это были ставки, когда это произойдет. И, может быть, что станет причиной. Сейчас, например, можно было наблюдать одну из очевидных — Миллер скажет или сделает что-то, что заставит Брайана спуститься с небес на землю и осознать, с кем он связался. С кем-то совершенно ему не подходящим. Дрю иногда говорил, что если смешать Кайла и Брайана, то получится идеальный парень для Миллера — не слишком хороший, и не совсем невыносимый. Миллер в такие моменты закатывал глаза, и говорил, что Дрю не имеет права считать хоть что-то в Кайле подходящим после того, как вел себя с ним. Тогда Дрю предлагал смешать себя и Брайана. И выслушивал несколько демонстративных рвотных позывов. Миллер и сам понимал, что не подходит Брайану, но не собирался об этом думать, пока чувствовал себя таким до одури счастливым рядом с ним.[AVA]https://49.media.tumblr.com/6d9b4ed502273827c7c14596e525cdd0/tumblr_o360h6ueRB1qgpaguo6_250.gif[/AVA]

+2

12

Брайан не удивился, услышав шаги за своей спиной. Это был, без сомнений, Нейт. Именно он был парнем Брайана, а, значит, именно он заинтересован в том, чтобы догнать. Дрю, разумеется, наплевать, да и не нужны от него никакие извинения. Наверное, их с Нейтом дружба, такая беспардонная и не редко грубая, стала причиной того, что эти двое абсолютно наплевательски относятся к другим. Или, по крайней мере, не видят, когда перегибают палку, считая себя супер забавными ребятами. Иногда они действительно были такими, но частенько и задевали других. Вот как сейчас. Обычно Брайан был среди тех, кого такие пренебрежительнее шутки обходили стороной, потому что... Что же, стоило признать, исключительно потому, что он был не последним человеком для Нейта. И хотя шуточки никуда не делись, они были особенными. Не злыми, а иногда и вовсе с целью позаигрывать. Удача не могла быть долго на его стороне или на стороне Нейта, это с какой стороны посмотреть. Отозвавшись таким образом о Ферме, парочка злобных весельчаков задела и того, кто был частью их сегодняшней маленькой компании.
Брайан не собирался останавливаться, но и вырываться, когда его поймали, не стал. Это было бы совсем грубо и на грани с истерикой. Брайану меньше всего хотелось истерить, вести себя по-детски и демонстрировать уязвимость. Пришлось останавливаться и вставать в пол-оборота, чтобы видеть Нейта лишь отчасти и давать понять, что он мог бы и пойти дальше, если бы только захотел. Или если бы мог. Нейт держал его за руку и гладил большим пальцем, успокаивая, гипнотизируя своими действиями и интонацией. Порой Брайану не хватало решимости для того, чтобы сопротивляться таким вот уловкам, и он быстро оттаивал, может, поэтому они так редко ссорились. Но сейчас он был слишком раздражён, чтобы отпустить эти эмоции так просто, поддаться чужому спокойствию. Поэтому он взял Нейта за руку, которой тот его схватил, и уверенно отцепил от себя. Иначе бы долго продержаться он не смог - слишком чарующими были действия Нейта, расслабляющими, вызывающими толпу мурашек от руки к спине. Избавившись от чужого прикосновения, Брайан повернулся к Нейту лицом, но отступил на полшага назад, выстраивая небольшую дистанцию, чтобы Миллер не думал, что ему можно будет проникнуть в чужое личное пространство в любую минуту разговора. А ведь он это так сильно любил, что какое-то время такое поведение казалось вопиющей наглостью. Хотя, не ею ли она и являлась? Когда Нейт шлепал его по заднице, проходя мимо в коридоре, где полно людей. Когда в самую первую встречу оказался у Брайана между ног, вжав его в ловушку из стола и стены. Когда полез приставать к нему на семейном ужине. Нейт ломал любые границы без лишних вопросов и сомнений, так что устоять перед ним каждый раз было очень сложно. Сначала он сводил Брайана с ума своей тактильностью, потому что её было слишком много, но теперь её будто бы всегда не хватало.
- Почему ты встречаешься со мной? - спросил Брайан, вопросительно вскидывая брови. - Почему со мной? - повторил и выделил интонацией себя, ведь было довольно много парней вокруг - их возраста, чуть помладше или старше. - Потому что я с Фермы? Потому что ты отчаялся?
Все что они с Нейтом делали, как делали, было чудесно, невероятно и заставляло Брайана чувствовать себя счастливым. Наполненным во всех смыслах. Но не слишком ли много он позволял? Может, он слишком поторопился? У них есть лекции на тему тысячи и одной причины, почему можно быть выброшенным в космос, но нет ни одного урока о том, как правильно вести себя в отношениях. Девушка друга Брайана ждала несколько месяцев, прежде чем переспать с ним. Конечно, ступить на шаг интима таким парочкам мешала одна маленькая проблема - случайная беременность могла стать не причиной закатить вечеринку, а поводом собрать похоронную процессию до шлюза. В этом плане у Брайана с Нейтом проблем не было, но... Сколько Брайан виделся с ним, прежде чем решить заняться сексом? Это на словах месяц, а на деле - встреч пятнадцать? Они не могли видеться каждый день, а иногда встречи состояли лишь из пары слов и нескольких минут поцелуев, после чего начинался комендантский час и надо было спешить по своим каютам.
- Потому что ты знал, что парень с Фермы рано или поздно даст тебе? - Брайан использовал те же слова, что и Дрю с Миллером пару минут назад. Дабы у Нейтана не было желания сделать вид, что они не были произнесены. - Мы же не очень принципиальные, поэтому, когда на нас обращают внимание люди с Альфы, Мехи, Гидры, да откуда угодно, мы просто не можем отказать, вы же такие классные.
Брайан не кричал и не повышал голос, хотя интонация его была пропитана не добрым сарказмом обиженного парня. Нейт столько раз говорил ему хорошие слова о том, как ценит его, что верить в сказанную собою же чушь не хотелось, но... Этот его короткий диалог с Дрю, шуточный, казалось бы. Но откуда-то у шуток растут ноги, а раз эти двое так уверенно поддевают друг друга на эту тему, значит есть повод. О жителях Фермы на Ковчеге ходило не самое лучшее мнение. Приземлённое, снисходительное. Что они копаются в земле, растят свои травки, да снабжают их общую железяку едой, и это всё, на что они способны. Не очень умные, недостаточно хитрые, не имеющие тягу к интеллектуальному, потому что они ведь, в первую очередь, занимаются физическим трудом. Посмотрел бы Брайан на тех чужаков, которые решили бы поговорить с Джорданами, родителями Джаспера, какими-то космическими, и не только в прямом смысле этого слова, химиками. У фермеров не было времени и, частенько, возможностей, чтобы читать книги и изучать что-то, кроме необходимого, но это не делало их хуже. Не делало их неразборчивыми и радующимися вниманию вообще любого, кто обратит его на них. К сожалению, сам он выглядел как пример совершенно обратного.   
Нейт встречался с ним уже приличное время, а не бросил после пары раз, как они занимались сексом. Поэтому и возмущаться причин не было. Очевидно, что Нейт рассматривал его как своего парня, а не как доступную давалку. Но что было в начале? Насколько честным было его желание видеться с Брайаном и узнавать его? Вдруг он надеялся, что уже через два дня дело будет сделано и можно будет парнишку с Фермы бросить? А там уж спустя месяц попривык к нему, когда оказалось, что так быстро Брайан на новую стадию отношений перейти не готов.
Брайан скрестил руки на груди, смотря в сторону, хотя до этого говорил все Нейту в лицо. Высказавшись, он вдруг потерял уверенность в том, что его злость была оправданной, но слов обратно не вернуть. Может он слишком близко к сердцу воспринял нелепую шутку? Но ему было так обидно думать, что Нейт считает его доступным, всегда стоящим в нужной позе на поле с соей. Особенно после того, как Брайан привык слушать от него только то, что заставляло чувствовать себя увереннее.
[AVA]http://savepic.ru/12608321.gif[/AVA]

+2

13

Миллер не считал Брайана легкодоступным, потому что он таким не был, но даже если бы и был, то какая разница? Если бы он согласился уединиться еще после просмотра ужастика и поцелуя у дверей, подхватив шутку, Миллер не стал бы относиться к нему как-то иначе только потому, что тот... что? Не выписывается в пуританские нормы морали Ковчега? Какие нормы морали вообще могут быть в месте, где тебя вышвырнут в космос за любой проступок. Если ты сам, конечно, не сдохнешь от голода или болезни, потому что нехватка ресурсов — это вовсе не общий низкий уровень жизни, а терпимый уровень на Альфа-станции и запредельно ужасный на других. Их жизнь, объективно говоря, была пресной и безрадостной, так что если Брайан наслаждался такой мелочью как секс, то кто такой Миллер, чтобы осуждать его за это? С его послужным списком он вообще последний, кто может говорить другим людям, как им жить. Миллер совершенно не понимал проблемы с определением "легкодоступный". Наверное, он вообще не понимал смысла волноваться о том, что думают о тебе другие до тех пор, пока ты получаешь удовольствие. Миллер не считал, что был чем-то лучше других. Но и не страдал от комплекса неполноценности. Он был обычным и полностью себя устраивал. И те определения, которые давали ему окружающие тревожили его в той же степени, что и обладатели бесценного мнения — то есть плевать он хотел на них.

Брайан, с другой стороны, был совсем другим.

Он отстранил руку Миллера и сделал шаг назад, создавая между ними пространство. Будь на то воля Миллера — он бы уже гладил его по рукам и шее, успокаивая и отвлекая. И, может быть, в какой-то другой момент он бы действительно сделал шаг вперед, покрывая разделяющее их расстояние, и навязал бы этот физический контакт, зная, что Брайану на самом деле нравятся все эти бесстыдные прикосновения, но сейчас тот ясно давал понять, что не хочет ничего подобного. Это было не кокетство или смущение, а весьма откровенный запрет, поэтому Миллер послушно убрал руку в карман, не собираясь нарушать желания Брайана. Он никогда бы не стал делать что-то тому неприятное только потому, что ему самому этого хотелось. К сожалению, это четкое понимание, когда смущение превращается в настоящий дискомфорт, распространялось только на действия Миллера, и весьма вскользь применялось к его словам.

Я знал, что ты в любом случае не устоишь и рано или поздно мне дашь, с какой бы станции ты ни был, — Миллер задиристо улыбнулся, надеясь разрядить обстановку ничего не значащей шуткой, но сегодня его чувство юмора было не лучшим его качеством, но брать слова назад было поздно.

Миллера ошарашила такая резкая реакция на глупую шутку о жителях Фермы. Брайан сам был тем, кто удивился принадлежности Миллера к Альфа-станции, так что он-то должен был прекрасно понимать, как глубоко в человеческих головах засели стереотипы о других жителях Ковчега. Независимо от того, насколько люди в них верили или собирались всерьез составлять мнение о новых знакомых, исходя из обобщенного и утрированного набора качеств. Это было обычной частью человеческого восприятия действительности, и Миллер не видел проблемы в этом. Подобные шутки ходили о каждой станции, обижаться на них было все равно, что считать Дрю гомофобом из-за того, что он называл Кайла пидором. Друзья самого Брайана называли Миллера нормальным для Альфы, и это было чем-то обычным, не заслуживающим пристального внимания. Миллер думал, что Брайан понимает бессмысленность подобных высказываний. Оказалось, что это было далеко не так, и сейчас Брайан обвинял его во всех смертных грехах, обиженный на вскользь брошенную фразу.

Брайан, это была всего лишь шутка, — Миллер дернулся, сдерживаясь от попытки еще раз подойти и прикоснуться. Брайан принял закрытую позу, скрестив руки на груди, и даже не глядел в его сторону. — Твои друзья так же шутят обо мне и Альфе. Нельзя же относиться к этому так серьезно.

Брайан действительно считал, что Миллер о нем подобного мнения? И встречается только потому, что найти кого-то получше не получилось? И единственная причина — это маячивший где-то на горизонте секс? И всё это из-за какой-то глупой шутки? У Брайана, конечно, были проблемы с самооценкой, но срываться вот так из-за нескольких слов? Не то чтобы Миллеру было обидно, он понимал, что задел Брайана неосторожным высказыванием, но он никогда не давал повода так думать. Брайан настолько высокого мнения о его актерских способностях? Это было глупо. Глупо срываться из-за одной фразы после десятков комплиментов и слов восхищения. Как эти претензии вообще сочетаются с тем, что Миллер никогда не давил на Брайана, всегда прислушивался к его желаниям, и был отвратительно в него влюблен? Или с тем, что он никогда не козырял своим происхождением, и Брайан был тем, кто догадался о его родной станции? Откуда вообще за секунду вся эта логическая цепочка выстроилась в голове у человека, к которому Миллер относился как к чертовому произведению искусства? Об этом Брайан думал, когда краснел и смущался после слов о том, насколько красивым его считает Миллер? Он десятки раз отвечал на вопрос, почему он встречается с Брайаном, даже когда тот не спрашивал. Но, разумеется, он все это делал, потому что считал Брайана безотказным, когда речь заходит о ком-то с более комфортной станции. Миллер был искренним с Брайаном, что было ему в принципе не свойственно, и в ответ получил стройную теорию о том, что ему просто не терпелось потрахаться.

Он мог бы сказать, что встречается с Брайаном потому, что тот поразил его с первого взгляда. Не только своей задницей, как, видимо, Брайан считал до сих пор, но своим лицом, своим смущением. Потому что Миллеру нравится его чувство юмора и то, каким довольным он выглядел после удачных шуток. Вообще, довольный собой Брайан вызывал у Миллера глупую улыбку. Как и любой другой, на самом деле. Миллер мог бы напомнить Брайану о тех раздражающий моментах, когда он говорил что-то серьезное, а Миллер абсолютно терял нить повествования, слишком зачарованный им, и принимался целовать его лицо. Или его руки — в тот раз, когда у Брайана заплыло лицо, и он боялся показать ему на глаза, будто его милое личико было единственной причиной их отношений. Миллеру на самом деле было не сложно повторить все, что он уже говорил Брайану, каждое слово, произнесенное в постели между поцелуями, когда Брайан закрывал лицо руками, смущенный, пока Миллер касался губами его тела, сопровождая комплиментом каждое прикосновение, так переполняло его восхищение. Но, видимо, все это не будет иметь значения из-за того, что было сказано в постели. Или в принципе не будет иметь значения, ведь Брайан уже решил для себя, что Миллер с ним от безысходности.

Я бы встречался с тобой, даже если бы ты вообще не захотел со мной спать, — это было правдой, но черт его знает, чем посчитает это Брайан.[AVA]https://49.media.tumblr.com/6d9b4ed502273827c7c14596e525cdd0/tumblr_o360h6ueRB1qgpaguo6_250.gif[/AVA]

+2

14

Брайан испытывал необъяснимое желание взглянуть сейчас хоть на кого-нибудь. Даже незнакомца, стороннего наблюдателя. Повернуть в его сторону голову и посмотреть с выражением «вот видишь, с кем я имею дело?». Пока Брайан волнуется и накручивает себя, обесценивая в своей глупой голове все важные слова, которые он когда-либо слышал от Нейта, Миллер шутит. Колко, самоуверенно, вполне обосновано. Но шутит! Сейчас это было так некстати. Брайан предпочёл бы услышать обвинения или недовольство, что посмел сомневаться, но никак не шуточку на тему, которая стала причиной такой реакции Брайана. В этом был весь Нейтан, вставляющий шутки куда ни попадя. Хорошим во всём это было одно – шутки чаще всего были действительно забавные. И нравились Брайану, который порой смеялся в голос, когда не был занят созданием деланного ворчания и осуждения. Шутки были частью общения Нейта, способ самозащиты, возможностью блеснуть собой. Они не значили, что Миллер чёрств и равнодушен к серьёзным ситуациям. Даже с ними он мог справляться с наглой улыбкой на лице. Демонстрировать напыщенную самонадеянность и бросать вызов Нейту было гораздо легче, чем показывать более уязвимые эмоции. Брайан прекрасно знал всё это, поэтому он не злился на эту шутку. Она была к месту, она была бы забавной, если бы не попытка Брайана выяснить, насколько правдивой была та чушь, о которой они говорили с Дрю пару минут назад. К тому же шутка была не так далека от истины. Судя по всему, судьба Брайана была предрешена в тот момент, когда накурившийся, плохо связанный с реальностью Нейтан Миллер по ошибке зашёл в его комнату. И неважно, будь это на Ферме или Альфе, на Ковчеге или на Земле. В тот момент Брайан ещё не знал, но тогда он впервые пересекся взглядом с человеком, к которому в скором времени так сильно привязался. Вторая встреча лишь расставила всё по своим местам. Этот неожиданный успокаивающий поцелуй, отвлёкший Брайана от кошмарных картинок в голове. Брайан вспоминал об этом с теплотой, даже сейчас, когда был задет. Может именно мысли о прошлом пошатнули уверенность Брайана в том, что он имеет права обижаться на чушь. Что тут вообще было на что обижаться. Кроме этой пошлой шутки, Нейт ни разу не показал пренебрежения по отношению к Брайану.
Слова его лишь подтверждали, насколько бессмысленно было воспринимать хохмы про фермеров всерьёз. К таким замечаниям и правда нельзя относиться серьезно, его ведь не пытались обидеть, да и Ферму в целом. Про все станции ходили слухи. Кто-то, например, жители Альфы, непереносимые снобы и зазнавшиеся прожигатели ресурсов. Жители Фермы – глупые и доступные. На Мехе и вовсе живут одни роботы, лишённые чувств. Хотя судя по Дрю, последние снисходительно презрительные разговорчики были правдивы. Уж его-то эмоции сводились к обычным желания: «хочу есть», «хочу кому-нибудь вставить», «хочу покурить». Самое плохое, что Брайан знал наверняка – он сейчас думает так со зла. Дрю был как Нейт, они очень похожи. И даже если сами они всячески пытались демонстрировать себя с худших сторон, Брайан знал, что они, конечно, не ранимые романтики, но и не бездушные машины. Обычные люди. Люди с обидными шутками, которые он сегодня не пропустил мимо ушей.
- Мои друзья не шутят о том, что ты готов дать всем подряд, - угрюмо ответил Брайан, однако, обречённо вздыхая соглашаясь. Нейт был прав. Неважно, какой смысл был у тех или иных шуток, все они касались стереотипов. Иногда они имели обоснование и подтверждение, чаще всего нет. Но у них, в ограниченном обществе, было не так много тем для того, чтобы смеяться над чем-то. Станции стали объектами насмешек, добрых или злых, для своих ближайших соседей. Им ничего больше не оставалось, ведь во многом другом жизнь тут была скучной и серой. Доступность фермером и напыщенность жителей Альфы стояли в данном случае на равных чашах весов. Нейт воспринимал шутки дерзко и с пониманием, смеясь или колко отшучиваясь в ответ. Но он был совершенно не таким, как Брайан. Уверенный и во многом безразличный к тому, что думают о нём окружающие. Нейтом можно было восхищаться, и иногда Брайан ловил себя на таких чувствах, хотя порой его хотелось попросту придушить. Иногда он говорил то, с чем Брайан не мог согласиться, особенно с тем, что касалось нарушения правил. Впрочем, он и сам до конца не знал, здравый смысл в нём говорит, скромность, неуверенность или обычный страх перед последствиями. Миллер всячески пытался его растормошить, но получалось не так уж и часто. Всё-таки Брайан был тем, кто он есть – тем, кто реагирует на шутки слишком остро. И тем, кто мог быстро отходить от вспыхнувших эмоций. В конце концов, он и правда не мог перечеркнуть всё и поверить вдруг в самовольно придуманные бредни о том, что Нейт с ним от отчаяния.
Брайан посмотрел из-под опущенных ресниц на Нейта и протянул к нему руку. Схватил за повидавшую виды кофту, сминая ткань пальцами, и сделал шаг ближе. Будто притягивал сам себя, что казалось правильным. Они находились в мощной зоне силы притяжения, как Земля и Луна, их всегда тянуло друг к другу. Даже если Брайан не хотел веселиться над очередной шуткой Нейта и его невыносимого друга.
- Я знаю, что ты со мной не от отчаяния, - Брайан нехотя признал свою вину вслух, но, если подумать, не так уж мило с его стороны было говорить те слова. Он в миг перечеркнул всё искреннее и прекрасное, сравнивая это с притворством. А прекрасного было и правда много. Такой колючий Нейтан Миллер знал очень много приятных слов, от которых у Брайана щемило в сердце, а на лице появлялась счастливая улыбка. Всё, что он говорил, не могло быть выдумкой ради сомнительного плана и возможности постоянного секса. И думать так, означало подвергать сомнению то, что между ними было. То, во что Брайан верил больше, чем в собственную несостоятельность. – Я не должен был так реагировать, - пока одной рукой Брайан продолжал держаться за кофту Нейта, кончиками пальцев второй машинально провёл по его поясу. Наконец, поднял взгляд, смотря прямо, не избегая зрительного контакта. Иногда Брайан не мог принять самого себя, поверить в свои силы и в свою правоту. А вот Нейт в нём чаще всего не сомневался. Поэтому смотреть в его глаза не должно быть страшным. В них Брайан находил поддержку.
- Иногда вы невыносимы, - Брайан фыркнул сквозь усмешку, пытаясь объяснить своё поведение. Нейт и Дрю прекрасно знали, какой эффект они производят на людей, так что вряд ли его слова стали новостью. Хотелось продемонстрировать, что всё в норме. Разрядить обстановку, которую сам и нагнетал ещё минуту назад.  – Дрю понятия не имеет, в каких позах мы стоим на самом деле. Ничего примечательного.

+2

15

Раздражение прошло так же быстро как накатило. Возможно, продолжи Брайан гнуть свою линию о том, как Миллер встречается с ним от безысходности, то он бы всерьез разозлился из-за такого отношения. Брайан мог сколько угодно злиться на него из-за его языка без костей (и наслаждаться им после), но устраивать сцены, обвиняя Миллера в том, что все эти отношения — это просто притворство и попытка перебиться, пока не подвернется что-то получше, неприятно давала под дых. Если Брайан думал, что с каждым человеком в своей жизни, Миллер настолько же открытый, искренний и щедрых на комплименты, то он совершенно его не знал и вообще непонятно, с кем встречался все это время. Миллер не просто так проявлял столько привязанности к Брайану. Не потому, что отчаялся найти, с кем потрахаться или был таким чертовски дружелюбным парнем, которого хлебом не корми, дай только рассказать человеку, какая он прекрасная личность.

Миллер знал, что Брайан не чувствует себя так уверенно в собственном теле, как он сам. Что тот сомневается в своем уме, в своей способности заинтересовать, в своей привлекательности, да в чем угодно, что для Миллера совершенно не подвергалось сомнениям. И поэтому он говорил. Даже если не был особенно склонен к разговорам по душам. Он дорожил Брайаном достаточно, чтобы делать над собой усилие и открываться ему. Он убеждал Брайана в том, что от взгляда на него перехватывает дыхание, что ему нравится с ним разговаривать так же, как и нравится целовать. Миллер познакомился с его друзьями, слушал то, что Брайан рассказывал о работе. Брайан был тихим, боязливым, и единственным местом, где в нем иногда просыпался авантюризм, была постель (воспоминание о тех "сделай так еще раз" словах, выдохнутых смущенным шепотом, Миллер трепетно хранил в памяти до сих пор). И он был всем, что было нужно Миллеру. Неожиданно идеальным. Делающим Миллера отвратительно счастливым. Даже если Брайан совершенно не разделал его дух охоты и любовь к низкопробному юмору. Последнее, кстати, было совершеннейшей ложью. И то, что юмор был низкопробным, и то, что Брайан его не любил. Миллер прекрасно видел, как тот смеялся над ужасными шутками или пытался сдержать улыбку.

Твои друзья просто шутят, что я недостаточно для тебя хорош, потому что зазнавшийся сноб с Альфы, — пожал плечами Миллер.

Брайан скорчил недовольную мордашку, услышав шутку, но развивать дальше тему отчаяния Миллера не стал. Брайан очень плохо умел ссориться с Миллером. У него чаще всего не получалось противостоять его обаянию или прикосновениям, и он быстро сдавался, отпуская тему, которая его волновала. Миллер даже не мог вспомнить хотя бы раз, когда они всерьез ссорились. Он был не склонен к конфликтам, а Брайан не склонен к сопротивлению, поэтому чаще всего разногласия получалось решить цивилизованно. Языком. Ртом. Как Брайан пожелает, всхлипывая в подушку. Вот и теперь он довольно быстро смиренно признал, что совершенно зря убежал и принялся бросаться совершенно беспочвенными и обидными обвинениями. Брайан сжал руками его кофту и сократил разделявшее их расстояние. Миллер с облегчением положил руки ему на плечи, принимаясь ласково поглаживать пальцами волосы на затылке там, где начиналась шея. Миллер многое в своей жизни доносил до людей через физический контакт. То есть не прикасался на к кому и держался на расстоянии, ясно давая понять о степени заинтересованности в близком знакомстве. А вот Брайана он трогал практически постоянно. Потому что, что бы тот сам себе ни придумал, он был красивым. И Миллер напоминал ему об этом, говоря об очаровательной щербинке между зубами, неровности на переносице, куда Миллера любил его мимолетно целовать, бледной коже, рождающей собственнические порывы. И после всего этого, после того, как Брайан превратил его в отвратительно влюбленную двенадцатилетнюю девочку, он еще в чем-то сомневался. Невероятно.

Разве что от того, как отчаянно я в тебя влюблен, — откликнулся Миллер, давая понять, что разногласие забыто. Он не хотел тратить время, которое можно провести в постели или развлечениях, на обиды или ссоры. Тем более из-за глупых шуток о стереотипах. Он, конечно, мог пообещать Брайану, что такого больше не повторится, и впредь он будет держать свой язык за зубами (только во время разговоров) и даже проведет воспитательную беседу с Дрю на тему уважения к другим станциям, но они оба знали, что это было бы самонадеянной ложью. Миллер не стал бы сдерживаться в остротах, а Дрю тем более не осознал внезапно необходимость думать, прежде чем выпускать изо рта очередную остроту. Да и вряд ли Брайану нужны были такие заверения. — Но я рад, что ты такого высокого мнения о своих способностях в постели, что уверен, будто я бы ради твоих сладких стонов разыграл целый спектакль с отношениями. Не то чтобы твой вид подо мной того не стоил.

Он игриво подмигнул, будто подтверждая слова Брайана о том, что они с Дрю бывали невыносимы. Иногда это было их прямой целью, иногда просто случайным достижением. В свое оправдание Миллер мог сказать то, что выбивать людей из колеи было весело, новые знакомства заводить они все равно не собирались, а Брайан чрезвычайно очаровательно смущался и возмущался, поэтому устоять от искушения было невозможно. С тех пор как Миллер смирился с тем, что считает что-то в этой Вселенной "очаровательным" и "милым". В конце концов, Брайан заслуживал всех самых хороших слов, даже если сам в это не верил.

Предлагаю продолжать держать Дрю в неведении о том, в каких позах ты на самом деле стоишь. Иначе он умрет от зависти или подавится слюнями, и мне придется искать нового лучшего друга.[AVA]https://49.media.tumblr.com/6d9b4ed502273827c7c14596e525cdd0/tumblr_o360h6ueRB1qgpaguo6_250.gif[/AVA]

+2

16

[audio]http://pleer.net/tracks/57211XawQ[/audio]

Второй день после возвращения фермеров
Земля

Стоя на холме, с которого открывался вид на заснеженный лес и торчащую неаккуратной оглоблей Ферму, Брайан смотрел вниз. Не на белоснежный горизонт, утыканный пушистыми ёлками. Не на их пристанище и тюрьму одновременно. Вниз, себе под ноги, стоя на самом краю обрыва. На острые вздымающиеся из земли камни, который разорвут на части любое тело, упавшее с такой высоты. Ему уже приходилось это видеть, правда снизу. Как их дозорных скинули вниз. Настолько отвратительное зрелище, что Брайана тошнило и он ещё несколько дней не мог есть. Сейчас он смотрел сверху вниз и думал о том, каково это – упасть на острые глыбы. Заканчиваются ли страдания разом или они длятся бесконечно долго?
Брайан помнил своё желание умереть, когда сил у него не осталось. У них была станция, но что толку, если они не могли даже с её помощью обеспечить себе безопасность? Люди гибли один за другим, оставляя после себя живых. И им оставалось лишь вспоминать очертания дорогих лиц, безутешно горевать. После очередной потери Брайан понял, что больше не может, не хочет. Какой смысл в том, чтобы бороться? Люди ледяной нации, казалось бы, не кончались. А кроме них были другие земляне. Жители бывшего Ковчега значительно проигрывали, так был ли смысл продолжать борьбу? Это означало лишь откладывать момент и подвергать себя большим страданиям. Было бы достаточно всего лишь не оказывать сопротивления, и любой из землян с удовольствием воспользовался бы моментом.
Брайану холодно, поэтому он дрожит. Смотрит на себя и видит красную ветровку. Конечно же, он продрог, ведь эта лёгкая одежда не предназначена для местных земель. Приходится дотронуться до ткани рукой, чтобы убедиться, что она не пропитана кровью, такой густой у неё цвет. Откуда она у него? Где одежда землян? И почему он снова у Фермы? Брайану казалось, что он должен был отсюда уйти, оставить позади, но что-то привело сюда вновь. Он выдыхает облачко пара и понимает, что стучит зубами от холода. Вновь смотрит вниз и понимает, что он не только в лёгкой одежде, но и без обуви. Может, поэтому он пришёл к обрыву? Чтобы упасть и больше никогда не чувствовать холода. Упасть и не умирать от воспаления лёгких, выхаркивая их вместе с кровью.
Мгновение назад он был на краю, но теперь чтобы добраться до него ему вновь приходится идти. Ноги и без того едва слушаются, вмерзая стопами в промёрзшую землю. Оставляя с каждым шагом кровавые следы. По ним его обязательно выследят, он знает это, но и остановиться не может. Если остановиться в пургу, внезапно налетевшую на него непроглядной снежной стеной, то это будет равносильно смерти. Убаюкивающей и ледяной, забивающейся комьями снега в глаза, нос, рот. Приходится сильно обнимать себя руками, чтобы хоть немного согреться, и отворачиваться, чтобы колкие снежинки не впивались в лицо.
Когда Брайан добирается до края обрыва, его трясёт и колотит изнутри, зуб не попадает на зуб. Ему так холодно, что он мечтает окунуться в лаву. Её температура так высока, что его тело просто расплавилось бы, разве не так? Зато он перестал бы мёрзнуть. Когда он поднимает взгляд, буря прекращается, но то что он видел пару минут назад уже не похоже на спокойную снежную равнину. Ферма горит. От неё валит такой густой чёрный дым, что заволокло всё небо. Он далеко, но глаза режет уже сейчас. Брайан пытается понять, что произошло. Когда это случилось? Как он лишился дома? А затем присматривается слезящимися глазами и понимает, что нет больше и ёлок с пушистыми ветками. Земля усыпана телами. И Брайан знает их всех в лицо.
Люди с Фермы. Люди с Альфы. Весь Ковчег лежал на равнине, почерневшей от крови. Брайан был высоко, но он различал лица каждого.  Он потерял обоих родителей, вместе с тем лишился части души. Всё происходило на его глазах и, возможно, если их всё-таки разъест ядовитый дым, картинки перестанут мелькать каждый раз, стоит закрыть веки. И вот он снова вынужден смотреть на них. На Айрис. Пайка. На свои друзей и едва знакомых соседей, на Канцлера и Советников, на работников мед отсека. Брайан рыщет взглядом, понимая, кого ещё он тут увидит, но до последнего надеется, что Он жив. Джаспер. Мёрфи. Дрю…
- Нет, - жалобный стон вырывается изо рта беззвучно, пропадает в завывании ветра и разносится над равниной несуществующим криком.  Брайан сгибается от боли, прострелившей его не в сердце, а живот и спину. Она такая сильная, что не получается сделать хоть один вздох. Но Брайан испытывает её не в первые. Когда он может поднять голову и разогнуться, он смотрит вниз, на торчащие из земли камни, и просит о том, чтобы они всё-таки справились со своей задачей быстро.
Когда он почти делает шаг, что-то хватает его за щиколотку. Из промёрзшей земли торчит рука, тонкая и хрупкая на вид, но держит его, словно многотонные цепи. Руки появляются повсюду, тут и там, они без труда пробивают грунт, покрытый коркой льда. Они не дают Брайану упасть с обрыва, но валят его на землю. Когда он вновь может открыть глаза, то видит и чувствует, как его душит девочка с головой волка. Она кричит по-человечески и лает по-звериному. На её девичьих руках волчьи когти и они разрывают ему грудь. Он чувствует, как жарко ему от собственной крови, которая вырывается из рваных ран. И как отмерзает спина, как покрывается льдом кожа, ведь он лежит на снегу.
Он не знает, что его, дрожащего, прижимают к себе, чтобы согреть. Он путает объятия любимого человека с хваткой смерти. И он не согласен умирать так, не на условиях монстров, которые лишили его столь многого. Смерть не кажется ему лёгким путём и освобождением, как раньше. Все они продолжат жить, когда его люди, его Нейт лежат в море крови у подножья горы. Все эти тени, что нападают на них в ледяной пустыне и сжирают их жизни, они должны поплатиться.
Мгновение и они меняются местами. Девочка уже с человеческой головой лежит на снегу, а Брайан придавливает её своим весом. Заливает кровью из груди, которая хлещет так сильно, что девочка начинает захлёбываться.  Сильно сжимает руки на её шее. Ещё сильнее. До тех пор, пока не слышит сдавленные хрипы.
Белая слепящая картинка перед глазами меркнет.
Вместо неё серая в неосвещённой ночи комната. А вместо девочки – Нейт.
Прежде чем Брайан понимает, что происходит. Прежде чем осознаёт, что перенёс сон в реальность, он разжимает пальцы. Дёргается в сторону и падает с кровати на пол, отбивая себе спину. Физическая боль это всё, что он сейчас готов вынести.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2ozT3.gif[/AVA]
[SGN]http://funkyimg.com/i/2ozT1.gif[/SGN]

Отредактировано Bryan (2017-02-10 14:35:34)

+2

17

we are the guardians of our own humanity
even though there’s a beast inside all of us

Миллер не помнил, когда в последний раз кого-то обнимал. Когда в последний раз он чувствовал себя готовым к такому близкому физическому контакту. Когда он в последний раз в нем нуждался. Кровать была слишком маленькой для двоих, особенно с тех пор, как Брайан раздался в плечах. Жизнь на оккупированной Ледяной нацией территории была какой-то адской тренировкой, и теперь Брайан, и без того не отличавшийся хрупкостью, обзавелся ощутимым рельефом мышц. Миллер мог бы восхититься этим, если бы не пробирающая до костей мысль о том, что сделало его таким. Миллер не мог отделаться от мысли, что еще изменилось в Брайане за это время. Он видел хорошие превращения, он сам был примером того, кто перестал воспринимать свою жизнь и все вокруг как большую и глупую шутку благодаря тому, что произошло с ним. Но изменения бывали и плохими. Жизнь на Земле убивала. И не только их друзей. Она убивала что-то живое и светлое внутри. Брайан был светлым, наивным и хорошим в том смысле, в котором Миллер никогда не был. И он боялся того, что случилось с ним, когда ничего светлого и хорошего не осталось вокруг.

Эта мысль не давала Миллеру сразу уснуть. Он лежал на кровати, слушал спокойное дыхание Брайана и будто заново переживал эти месяцы неизвестности, проигрывал в голове снова и снова рассказ Брайана о пережитом, тонул в слишком ярких образах. Он слышал шаги за дверью, люди постепенно разбредались по комнатами, чтобы отдохнуть в безопасности спустя столько времени постоянного напряжения и страха за свою жизнь. Кто-то разговаривал совсем рядом, и под звук голосов Миллер постепенно уснул. Ему снились какие-то беспокойные обрывки то ли воспоминаний, то ли волнений, которые никак не собирались в единую картину, и спроси его кто, что ему снилось, он бы не ответил. В голове смешали картины прошлого, вроде падения на Землю, больничного отсека Маунт Везэ, их недавней встречи с Брайаном, где-то между ними Миллер видел свои страхи о том, что все пошло совершенно не так. Если бы фермеры пришли в Аркадию не с самой лучшей новостью за последние полгода. И тогда Миллеру пришлось бы выслушать то, что хотел сказать ему отец.

Когда Альфа-станция спустилась на Землю, и отец пришел в Маунт Везэ вместе с отрядом, призванным их спасти, Миллер не захотел его слушать. Дэвид хотел сказать ему что-то, что передал ему Брайан перед разделением станций, когда они получили возможность поговорить. Миллер скучал по отцу. И столь же сильным, что и тоска, было чувство вины. Он не был уверен, что отец захочет его видеть, но тот был полон прощения и счастья от встречи. И, кажется, был немного удивлен тому, что Миллер спросил о Ферме сразу же, когда они выбрались из Маунт Везэ, и он узнал, что спустились все станции. Видимо, даже его отец не до конца верил, что его сын способен в шестнадцать лет найти человека, верность которому не была вопросом даже после того, как они оказались практически на разных планетах. Отец сказал, что успел поговорить с Брайаном перед разделением, и тот просил передать ему что-то. Миллер знал, что это было. Это были слова, которые Брайан хотел ему передать, если не переживет приземления. Он тогда сжал зубы и оборвал отца, бросив "он сам мне скажет". Это было злое, детское отрицание даже самой возможности, что Брайан мертв, и все, что остается Миллеру — это его последние слова.

Все эти мысли смешались в калейдоскоп неясных образов поверхностного сна, из которого Миллера выдернул дрожащий будто от холода Брайан. Миллер позвал его тихо, прижимая ближе, подцепляя сползшее одеяло. Наверное, стоит сходить и узнать, нет ли лишних пледов, если Брайан продолжит так мерзнуть. Миллер не знал, стоит ли будить его, когда он так долго не спал нормально. Он заснул чуть ли не в тот же момент, когда закрыл глаза, и Миллеру хотелось дать ему возможность отдохнуть. Он обнял Брайана крепче, прижимая к себе, надеясь, что тот почувствует это сквозь сон, но Брайан дернулся только сильнее, когда руки Миллера сомкнулись вокруг него. Это уже было не похоже на обычную дрожь от холода.

Брай, — уже громче позвал Миллер, окончательно просыпаясь. В помещении не было холодно, и если обычную дрожь Миллер мог списать на обычные воспоминания о жизни на снежной территории, то сейчас Брайану определенно снился кошмар. — Брайан.

Миллер сжал его плечо, пытаясь остановить дрожь, и толком не успел сообразить, что произошло дальше. Брайан дернулся сильнее, Миллер просто не смог удержать его. Он открыл глаза, но, кажется, не проснулся до конца, потому что за секунду оказался над Миллером и сжал пальцами его горло. У того просто не хватило времени увернуться, да и рассматривать такой вариант было странно, кто отскакивает в сторону, когда будит своего парня? Даже от кошмара? Миллер инстинктивно сжал руками запястья Брайана, но отцепить от себя не мог. Он испытывал на себе его силу, которой удивлялся и восхищался. Ту силу, которую тот приобрел за последние три месяца.

Бра...айан, — Миллер хрипел, а не говорил. Этого было явно мало, чтобы разбудить Брайана, который, кажется, все еще был где-то в своем кошмаре. Конечно, он был в кошмаре. Не решил же он в здравом уме придушить Миллера среди ночи. Тот бы пошутил том, что, может, Брайан все-таки нашел кого-то за эти месяцы и теперь прибегнул радикальному способу прекратить предыдущие отношения. Или что игры с дыханием и оседлавшего его Брайана он представлял себе за эти месяцы немного иначе. Если бы он мог говорить. Но Миллер мог только впиваться ногтями в руки Брайана и хотя бы немного снижать давление, чтобы тот не убил его ко всем чертям прежде чем проснется.

Перед глазами заплясали пятна.

Брайан разжал пальцы так же внезапно, как и проснулся в этом диком приступе. Моргнул, его глаза приобрели ясность и смысл. Миллер, который даже не успел толком испугаться произошедшего, закашлялся, прижимая ладонь к пострадавшему горлу, судорожно дыша. Брайан отпрянул назад, пошатнулся, не удержавшись на узкой кровати, и повалился на пол прежде чем Миллер успел схватить его за руку и удержать. Миллер вскочил на кровати, чтобы помочь Брайану, но спуститься не смог — ему самому пришлось опереться, чтобы справиться с нахлынувшим головокружением. За головокружением пришла боль, будто Брайан продолжал сжимать его. Кровь ощутимо пульсировала в местах сжатия, создавая ощущение, что сердце бьется где-то в горле. Миллер уперся руками в кровать и пару раз попытался глубоко вдохнуть и выдохнуть. Горло саднило. Он сделал над собой усилие и спустился с кровати, чтобы помочь Брайану подняться. Пятен перед глазами больше не было, но голова все еще напоминала надутый шарик. На секунду Миллеру показалось, что его сейчас вырвет, но ощущение быстро прошло.

Ты в порядке? — не самые приятные ощущения. Но Брайан только что испугался чего-то во сне настолько сильно, что чуть не задушил Миллера, который всего лишь его крепче обнял, так что он мог потерпеть легкий дискомфорт. У него разбивалось сердце от мысли, что должен был пережить Брайан, чтобы так реагировать. Чтобы не чувствовать себя в безопасности настолько, что первым его порывом стало сжать руки на горле человека рядом. Миллер мог бы спросить "что это было, Брайан?" или "что на тебя нашло?", но ему было достаточно собственных догадок. Не полагал же он всерьез, что Брайан отдавал себе отчет в происходящем и сделал это специально. Когда они ложились спать, он льнул к Миллеру всем телом, не хотел отпускать его из виду даже на несколько минут, поэтому думать о том, что он не хотел его прикосновений и объятий не было никаких причин. Миллер откашлялся еще раз, в горле будто стоял ком. То ли от эмоций, то ли от удушения. Ни от того, ни от другого кашель его не избавил. — Это был кошмар?

+2

18

[audio]http://pleer.net/tracks/14239436WNac[/audio]

Брайан предпочёл бы, чтобы время остановилось навсегда, и ему никогда не пришлось вставать с пола. Встречаться с Нейтом взглядами. Думать. Спина и локти ныли от столкновения с полом, но всё это не шло ни в какое сравнение с болью от осознания, что он душил Нейта. Сжимал руки у него на шее, грозясь лишить всего воздуха, а всё потому, что сон был настолько ощутимым, что повлиял на него в реальности. Брайан не знал, насколько это нормальная и типичная ситуация, раньше ничего подобного не случалось, и мокрые фантазии тут совсем не в счёт. Брайан мог проснуться с дико бьющимся сердцем или мокрым от слёз лицом из-за того, что происходило в сновидении. Но всё это затрагивало лишь его. Как можно напасть на человека во сне? Взобраться на него и с силой схватить за горло, при этом не проснувшись? Или он проснулся и у него были галлюцинации? Ничего из этого не радовало, в любом случае он опасен. Опасен для человека, которого любил до боли в сердце. Для того, за кого готов бы был убить.
Прошлого его, Брайана с Ковчега, такая мысль должна была бы напугать до ужаса. Убить ради кого-то? Даже если речь идёт о ком-то столь близком? Никогда. Нельзя лишать жизни, она священна и это всё, что у них было. Плохая или хорошая, в достатке или полная лишений. Жизнь позволяла им дышать полной грудью, радоваться мелочам, любить. Они не могли распоряжаться ею в полной мере, но и тогда она была бесценной. Каждый был достоин проживать жизнь так, как хотел. Лишать её было несправедливо. Мысли о жизни и смерти появляются в голове столь молодых персон не так уж и часто, но у Брайана было много времени подумать, когда Нейта посадили. Миллер совершил проступок и заслуживал справедливого наказания – лишения свободы, изоляции на не длительный срок. В конце концов, он всего лишь воровал, а кто-то лишал их станции воздуха! Но смерть была крайней мерой. Лишь для тех, кто забирал чужую жизнь. Так думал Брайан, живущий на Ковчеге.
Попав на Землю он вскоре уяснил один жестокий урок, без чего бы его сейчас тут не было. Либо ты – либо тебя. Если бы Брайан не взялся за оружие, его бы убили. Если бы он не стрелял в живых, пусть и таких других, жестоких людей этой планеты, то он бы уже давно гнил даже не в земле. Она была слишком промёрзшей, чтобы закапывать тела. Жизнь обесценилась, когда мёртвые горами лежали у места, где они их потом сжигали. Чтобы иметь право на жизнь, приходилось убивать. Это было так дико, но Земля навязала им эти извращённые правила. Убивать впервые было так страшно и плохо, будто он лишился части души. Несмотря на то, что это был землянин, их враг. Но шли месяцы, и Брайан не привык, нет. Он смирился. Смирился с тем, что он должен продолжать нести врагам смерть, чтобы обеспечить жизнь себе. На Ковчеге его бы за такое выбросили в космос. На Земле это был единственный путь к существованию.
Если бы пришлось, Брайан бы убил ради Нейта. Любого, кто угрожал его жизни, ведь теперь Брайана заботила не только (не столько) своя собственная, сколько его. Так высоко Нейт стоял в его приоритетах, настолько важным был. И вот Брайан сам стал для него угрозой, поддавшись страху и панике, что принес ему сон. Миллер едва дышал и держался за кровать, чтобы не упасть. Брайан как сквозь пелену наблюдал за ним, не до конца осознавая, почему на него ещё не свалился потолок. Почему его не поглотила разверзнувшаяся земля. Почему он всё ещё в этой комнате, когда только что чуть не убил Нейта.
Миллер помог ему подняться, а Брайан позволил это исключительно по инерции. Он не смог отвести взгляда с Нейта, ведь привыкшие к темноте глаза уже неплохо различали силуэт. Нейт, как всегда, волновался о нём, о своём Брайане. Такой дерзкий парень, колючий, непримиримый с правилами, отталкивающий всех, кто пытался приблизиться ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Он хамил, дерзил, ругался, свысока плевал на всех и вся. Он грубый и во многом жестокий в своих взглядах. И в то же время он был таким нежным и заботливым по отношению к Брайану. Всегда рядом, всегда подставит плечо, поддержит, обнимет. Когда они познакомились им было всего по шестнадцать, и уже тогда Брайан начал понимать, насколько внимательный на самом деле Нейтан Миллер. Брайан чуть не задушил его, Нейт не мог нормально дышать, но он оказался рядом и помог подняться. Всегда помогал.
- Нейт… - Брайан опустил взгляд с лица Миллера на его шею, боясь это делать последние тридцать секунд. Он боялся увидеть уродливые следы от собственных пальцев. Но в комнате было темно и прошла всего минута с того момента, как он руками сдавливал шею. Он не видел следов, но ему казалось, что он до сих пор чувствует давление, с которым сжимал. Брайан беспомощно провёл ладонью по собственному запястью, желая закрыться, и мягкими подушечками прочувствовал следы от ногтей на коже. Нейт хватался за него? Боролся? Пытался высвободиться. Хватался за жизнь, которую грозился прервать Брайан.
Из сна вместе с Брайаном проник и холод. Он сковал спину, и заставлял тело трястись мелкой дрожью. Всё это была реакция на стрессовую ситуацию, но Брайану казалось, что тот уродливый кусок льдины, в который превратилось его сердце, пустило свои щупальца по венам. Брайан настолько вымерз изнутри, что он мог причинить вред любимому человеку из-за какого-то глупого сна. Что если однажды он не очнётся? Он задушит Нейта. Заколет его ножом в сердце. Прострелит ему голову. Спутает со своими фантомами, что постоянно стояли где-то за спиной и тянули к нему руки – кого-то Брайан убил. Кого-то Брайан держал на руках, когда они умирали, убитые другими. Он пришёл в Аркадию и на мгновение, в тот прекрасный миг, кода засыпал рядом с Нейтом, думал, что он вернулся. Что теперь всё наладится. Ведь с ним был Нейтан Миллер, Нейт, который всегда помогал ему подняться. Брайан мог убить ради него. Но оказалось, он может убить и его самого.
Брайан поднял взгляд с шеи на лицо Нейта и решительно сделал шаг назад. Сначала один, оставляя между ними расстояние, а затем ровно столько, чтобы врезаться спиной в стену.
Не подходи ко мне, - Брайан прижал руки ладонями к стене. Вжимал с такой силой, будто надеялся, что под напором металл расплавится и закуёт его руки навсегда. Больше никогда не позволит причинить вред Нейту. Для начала, Брайану надо держаться от него максимально далеко. Он был напуган самим собой, и не знал, на что ещё способен во сне или наяву. Вспомнив, что спрашивал Нейт, кивнул. – Мне снилась Ферма. И вы все, мёртвые. На меня напали… - именно Брайан душил Нейта, но кажется воздуха не хватало теперь и ему самому. Поэтому он говорил так прерывисто и тяжело вздымая грудную клетку, вспоминая подетально реалистичный сон.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2ozT3.gif[/AVA]
[SGN]http://funkyimg.com/i/2ozT1.gif[/SGN]

+2

19

Дыхание Миллера постепенно приходило в норму. Он перестал со свистом втягивать в себя воздух, а короткие судорожные вдохи, от которых не было никакого толку, сменились размеренным дыханием. Грудь Миллера всё еще быстро вздымалась, но это уже не было похоже на отчаянную попытку втянуть в себя хотя бы немного кислорода, доступ к которому перекрыли чужие руки. Он потянулся к шее и провел ладонью по участкам, где до сих пор ощущалось давление. У Миллера не было возможности увидеть следы, но он подозревал, что завтра на месте пальцев Брайана будут темные пятна синяков, и их нужно будет спрятать от любопытных глаз. Вряд ли кто-то поверит, что это были засосы, оставленные в порыве страсти его истосковавшимся парнем, а Миллер не хотел лишнего внимания. Он убрал руку от горла. Ему казалось, что он может повторить своими пальцами положение ладоней Брайана. И от этого ощущения хотелось избавиться.

На какой-то момент Миллер задумался, что это похоже на какую-то отдачу кармы. Совсем недавно он задушил охранника в Маунт Вэзе наручниками, и теперь он примерно представлял, что тот ощущал, когда его шею сдавила цепь. Удушение требовало времени, так что тот охранник умер не от нехватки воздуха, а от разбитой о стену головы, но мысль от этом противно копошилась в голове Миллера. Об ощущении абсолютной беспомощности, которого нет ни при огнестрельных, ни при любых ранениях. В этот момент в голове не рождается никаких рациональных мыслей или способов, как вырваться из хватки, всё тело охватывает беспорядочное, дикое желание вырваться и сделать вдох. Нет размышлений о том, как лучше и эффективнее это сделать, давление на шее сводит на нет любые попытки думать о чём-то кроме желания вздохнуть. Миллер мог бы как-то привести Брайана в чувство раньше, если бы додумался до чего-то более эффективного, чем цепляться за его руки, но в тот момент в его голове не было абсолютно ничего. Нехватка воздуха парализует. Лишает возможности сопротивляться и думать. Это не боль — вытерпеть даже сильную боль не так сложно, как справиться с чужими руками на собственной шее. Миллер неуютно передернул плечами.

Брайан смотрел на его шею и, видимо, тоже искал следы своих рук. Вряд ли ему удалось что-то рассмотреть, в комнате царил полумрак, и включать свет совершенно не хотелось. Миллер сделал шаг за Брайаном, ему нужно было вернуть его в кровать или хотя бы на расстояние вытянутой руки, когда тот начал отступать к стене, резко останавливаясь на его просьбу — требование — не подходить к нему. Он всё ещё был напуган? Вряд ли, обычно от кошмаров он лишь ближе прижимался к Миллеру. От кошмаров и страшных историй, которыми тот любил его пугать именно с этой целью. Кто же тогда знал, что их жизнь станет самой пугающей и реалистичной страшилкой из всех. Может быть, ему приснилось, что Миллер причинил ему боль, и он ещё не может отойти от эмоций после сна? Учитывая, что совсем недавно его руки смыкались вокруг шеи Миллера, этот сон определенно произвел на Брайана впечатление.

Брай, всё в порядке. Все живы. Это был всего лишь кошмар, — как можно мягче произнес Миллер, услышав короткое описание сна. Это получилось у него не очень хорошо, горло до сих пор отдавалось тянущей болью на попытку заговорить. В глазах Брайана плескался страх, и Миллер мог понять, почему. Он был напуган произошедшим не меньше него. Кошмар, часть которого оказалась реальностью. Возможно, он ещё не пришёл в себя, осознавал до конца, что происходит по настоящему, а что является продолжением пугающего сна. Миллер понимал, что Брайан сказал ему не подходить, и обычно он уважал подобные просьбы, но сейчас он с трудом мог поверить, что Брайану будет лучше стоять у стену, вжимаясь в нее так, будто он мечтал стать её частью. Он повторял банальные, глупые, очевидные вещи, надеясь, что это поможет Брайану избавиться от остатков пугающего сна. — Ты больше не на Ферме, здесь никто не причинит тебе вреда.

Миллер сделал несколько шагов вперед, останавливаясь рядом с Брайаном. Он знал, что завтра не только у него на шее проступят следы от произошедшего, делая для окружающих очевидным, что они стали результатом вовсе не бурного воссоединения. На руках Брайана, скорее всего, тоже останутся следы. Не такие очевидные и откровенные, их можно будет спрятать длинными рукавами, да даже если кто и увидит там синяк, то не придаст этому такое значение, как очевидному следу попытки удушения на шее. Миллер знал, как это происходит с ссадинами и синяками, сегодняшняя боль не идёт ни в какое сравнение с тем, что будет завтра. Но об этом было не время думать. Миллер старательно обходил мыслями анализ того факта, что все синяки, которые ему придётся прятать, были оставлены Брайаном. Он не хотел об этом думать. О том, что Брайан напугал их обоих. О выражении его лица, когда он сжимал руки на его горле. О факте того, что его Брайан, уместить имя которого в одном предложении с насилием получалось с трудом, только что посреди ночь чуть не причинил ему серьезный вред.

Миллер не думал "чуть не убил", потому что он не верил в то, что Брайан на такое способен, даже охваченный ужасом картин прошлого. Он бы проснулся до того, как нанесённый вред стал бы непоправим. Это с трудом укладывалось в голове, и поэтому Миллер старался не концентрировать на этом свое внимание. Они все здесь травмированные, каждого из них в голове поджидают демоны настолько страшные, что порой легче вовсе не закрывать глаза. Брайан не был исключением. Это нужно было принять. Он уже не был милым фермером с Ковчега. Не был забавным и невинным, каким Миллер его помнил, но это не значило, что он больше его не любил. Брайан пережил страшные события, которые, наверное, будут преследовать его до конца его дней, как и всех их. И не его вина, что жизнь с этим грузом давалась ему тяжелее, чем Миллеру. Он всегда был более открытым, более чувствительным. Миллер мог понять, почему его пережитое преследовало даже во сне. Во сне наяву.

Брайан слишком недавно вырвался из ледяных лап смерти, чтобы перестать ждать опасность за каждым углом.

Тебе нужно вернуться в кровать, — сказал Миллер. — Со мной всё в порядке. Давай пойдем спать.

Миллер не был безрассудным или слепым. Он понимал, что такое может повториться. И Брайан снова может в полусне попытаться причинить ему вред, сам того не осознавая. А, может, этого и не случится вовсе. Потому что это была всего лишь первая ночь, и Брайан только заново привыкал к безопасности после трех месяцев нескончаемого ужаса. Он не вдавался в подробности о том, где, с кем и в каких условиях он спал, но его восхищение станами и потолком несколькими часами ранее говорило достаточно, чтобы представить себе ужасающие картины. Не вина Брайана, что все это с ним случилось. Что истерзало настолько, что он причинил Миллеру боль. Они могли с этим справиться. Впереди было достаточно безопасных ночей.

+2

20

Брайан успел повидать страшные вещи. Всего за четыре месяца на Земле, он пополнил ряд своих страхов и кошмаров неисчислимым списком вещей. Отсечённые головы, торчащие сломанные кости, чёрные отмёрзшие конечности, мёртвый взгляд дорогих людей. Приходилось скучать по временам, когда самым страшным для него были непроизвольно открывающиеся двери на Ковчеге, стучащая обшивка, старая скрипящая вентиляция. Брайан каждый раз вздрагивал, а иногда по-настоящему пугался, до дрожи и колотящегося сердца. Однажды из такого состояния его вывел поцелуй Нейта. Тогда всё и началось… Брайан с упоением вспоминал те времена, и мечтал бояться только призрачных демонов. Теперь они приобрели для него более ощутимую, реальную оболочку. У его демонов появились лица – людские, с шрамами и краской на лице, в массивной одежде, с металлическим оружием в руках. На Ковчеге он боялся жалких звуков и невовремя упавших вещей, думая, что это что-то мистическое. Теперь он узнал, что нет ничего страшнее, чем жажда убийства в чьих-то человеческих глазах.
Нейт всегда оказывался рядом, когда Брайану было страшно. Например, из-за историй, которые он сам рассказывал. У Нейта был талант, несмотря на обычную скупость слов, он был красноречивым сказочником. Или если у Брайана что-то случалось, когда испуг был не от дуновения сквозняка, а вполне реальный. Когда отцу было очень плохо, а Нейт, он просто пошёл и нарушил закон. Его не было рядом только тогда, когда случился арест. И то Брайан виделся с ним столько, сколько позволяли, не пропуская ни единой встречи. Он был парнем преступника, который не отказывался от него, несмотря на неодобрение со всех сторон. Ему говорили, что этот поганец Нейтан Миллер должен сидеть в тюрьме, а если его выпустят, то это лишь благодаря его отцу. «Кто он такой, чтобы его спасали, а наших детей казнили?». На Брайана косились знакомые, которые последние полтора года почти и не видели его в одиночестве. Только с Нейтом, только рядом с ним, держащим Брайан за руку, целующим, шепчущим горячие непотребства. Брайан не отказывался от того, кто был заранее приговорен к смерти – все это знали и понимали, никого не миловали уже давно, - и это давало людям причины его осуждать. «Зачем он тебе? Найди более достойного». Брайану было плевать. Достоин был только он, поэтому Брайан от него не отказывался. Ему было страшно за Нейта, и именно у него он искал поддержки, как и обычно.
Сейчас Брайан был дико испуган. Сон был реалистичным, возвращающим к совсем недавнему прошлому. К пустым взглядам, пробитым головам, цвету яркой крови на белом снегу. Эта смертельная белизна никогда не была такой чистой, как её описывали в тех редких книгах, что доводилось читать Брайану. Снег был смертельной ловушкой. Брайан боялся, что потерял свою человечность. Потерял себя. Долгими ночами, когда ему не спалось и когда было терпимо больно, он иногда вспоминал, что обычно говорил ему Нейт. Все те замечательные слова, благодаря которым мальчишка с Фермы смог поверить в себя. Хороший, добрый, забавный, милый, чудесный – Нейт говорил, шептал, стонал столько всего. Но Брайан попал в снежную ловушку, и оставил в ней всё. Он не знал, как можно быть добрым, когда одни люди убивают других. Как быть забавным, если иногда ему хотелось кричать и рыдать, так пусто было в сердце. Как быть чудесным, когда он чувствовал боль и причинял её другим. Брайан боялся сам себя. Поэтому ему очень хотелось к Нейту, но он не мог себе позволить эту уступку.
- Ты не понимаешь, - Брайан издал нервный отчаянный смешок. Он не заслужил той веры, которую предоставил ему Миллер с первого дня знакомства. Ничего хорошего он не заслуживал. А тем временем Нейтан, из чьей груди перестал доноситься свистящий хрип с каждым новым вздохом, подходил ближе. Он редко кого слушал, этот упрямец. Но никогда не принуждал ни к чему Брайана. И всё-таки он не послушался, и оказался рядом. Достаточно близко, чтобы Брайан мог сделать рывок вперёд и сомкнуть руки на его шее. Как какой-то одержимый Брайан представлял это себе раз за разом, кусал губы, болью заставляя себя прекратить прокручивать жуткую картинку, и принимался заново. Нейт уверял, что с ним всё в порядке и просил вернуться в кровать. Но разве мог быть в порядке человек, у которого не получалось говорить своим обычным голосом? Это Брайан с ним сделал. Душил его настолько сильно, что горло не желало работать, что-то в нём повредилось. Инстинкт защищать должен идти первым, когда дело касается любимого человека. Ни за что не причинять боль. Брайан собирался защищать Миллера от самого себя.
Прикрыв глаза, чтобы не смотреть на Нейта, Брайан отвернулся, вставая к нему боком, вторым всё ещё прижимаясь к стене. Он хотел скрыться, закрыться, провалиться в другое помещение, лишь бы не иметь возможности дотянуться до того, в ком сейчас нуждался. Брайан хотел, чтобы Нейт его обнял, прижал к себе, поцеловал в висок, гладил по шее, успокаивал. Вселял уверенность, как обычно это делал. Шептал, что Брайан не монстр. Что он нормальный. Но Брайан бы не поверил ему, не в этот раз. На его коже были следы от ногтей того, кто боролся за свою жизнь, когда Брайан пытался её забрать. Ещё страшнее было от того, что делал он это неосознанно. Если он не мог контролировать себя, тогда он небезопасен. Он не может лежать в одной постели с Нейтом, так как не мог гарантировать того, что в следующий раз не закончит начатое.
- Я не боюсь, что кто-то причинит вред мне, Нейт, - голос дрожал и срывался в бессильную хрипоту. Брайан нестабилен, ему попросту нельзя находиться с тем, с кем хотелось быть больше всего на свете. И в эту секунду, и во все последующие. Всегда. – Я боюсь причинить его тебе, - Брайан прижался виском к холодной стене, хотя ему и без того было холодно. Перед закрытыми глазами мелькали картинки из сна. Спина, от прижатого к стене плеча, вновь покрывалась вечной мерзлотой. – Иди спать. Я больше не хочу, - он будет бодрствовать до тех пор, пока не начнёт падать без сил, ведь хотя бы тогда он не должен видеть сновидений. Если не будет снов, то, может, он больше не перепутает их с реальностью.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2ozT3.gif[/AVA]
[SGN]http://funkyimg.com/i/2ozT1.gif[/SGN]

Отредактировано Bryan Miller (2017-02-15 12:34:04)

+2

21

Миллеру не было страшно, как могло бы быть человеку, которого только что едва не задушили. Эмоции накатывали волнами, то запаздывая, то опережая события. Конечно, ему было страшно, когда его душили. Но все люди боятся смерти, это совершенно нормальное чувство, и любому будет страшно от того, что что-то его жизни угрожает. Даже немного. Каждого напряжет пистолет у виска. Нож у живота. Руки на горле. Все, кто говорят иначе, дураки или самоубийцы. Желание жить — самое важное, это то, что заставляет бороться и идти вперед. Из огня и битвы выходят живыми не потому, что им плевать на смерть, а потому, что жить они хотят больше. В что бы то ни стало. И поэтому Миллер соврал бы, если бы не сказал, что ему было страшно. Это было неосознанное чувство, не чёткое желание жить, а просто голый инстинкт. Ему не было страшно от того, что он сейчас стоял рядом с Брайаном или от вида его рук, это были два совершенно разных чувства. Миллер боялся умереть, но не боялся Брайана. Он не боялся, что это повториться, но и совсем отбросить эти мысли было невозможно. Сложно было не думать в этот момент о том, что было бы, не проснись Брайан, не очнись он от кошмара, разжав свою хватку. Сколько бы он пробыл в плену страшных картин, хватило ли бы Миллеру сил продержаться всё это время? Бессмысленные мысли. Брайан очнулся. С Миллером всё хорошо. Нужно было двигаться дальше, а не топтаться на месте, страдая о том, что не произошло. Это был не Брайан. Не Брайан душил его. Это был кошмар.

Если бы не это, Брайан бы сейчас лежал в его объятиях, а Миллер бы успокаивал его, говоря всякие глупости, целовал бы лицо и гладил руки. Он бы отвлекал его от пугающих мыслей, пока Брайан не уснул бы снова. Он хотел сделать это и сейчас. Вернуть напуганного Брайана в кровать, обнять его, пошутить. Ведь ему было так страшно, это было видно. Особенно Миллеру, который знал это лицо даже спустя месяцы разлуки. Он ещё не отошёл от кошмара, да ещё и чуть ли не вздрагивал от вида собственных рук. Не смотрел на Миллера. Вжимался в стену так, будто пытался отгородиться от него.

А я не боюсь, — уверенно сказал Миллер. Он протянул руку, сжимая плечо Брайана, чуть поглаживая его. — Я не боюсь, что ты причинишь мне вред, — Брайан как-то сказал ему это в тюрьме, может быть спросишь, чего хочу я, когда Миллер легко решал за двоих. Вот и сейчас он повторил то же самое. Он не боялся, что Брайан сделает ему больно, несмотря на то, что тот говорил. Он не произнес "снова", хоть они оба и поняли, что это должно было последовать. — Это была случайность. Тебе просто приснился кошмар. Они всем тут снятся. И от того, что ты не будешь спать, лучше не станет. Пойдем. Ты отдохнешь, и всё придет в норму. Когда ты в последний раз нормально спал? Не упрямься, я соскучился по твоему пыхтению во сне. Клянусь, через несколько лет ты начнешь храпеть, и я с тоской буду вспоминать времена, когда это казалось мне милым. Дай мне насладиться этим, пока есть возможность.

Брайан столько всего вытерпел ради него, Миллер мог пережить пару синяков. Брайан не оставил его, когда Миллер попал в тюрьму, хотя он отпустил его, снял груз вины, дал отмашку совести. Брайан мог развернуться и больше не возвращаться в камеру, не испытывая никаких угрызений за то, что оставил Миллера в тяжелый момент потому, что испугался или не захотел проходить этот путь до конца. Миллер, скрепя сердце, дал ему эту возможность, дал разрешение. Он действительно думал, что так будет лучше. Его ждала казнь, кто захочешь подвергать такому своего любимого человека? Томительному ожиданию, которое будет с каждым днём вытягивать из него силы? Визитам, во время которых не будет получаться думать о чём-то кроме казни? И, наконец, завершению этой медленной пытки? Миллер знал, что он хотел бы видеть Брайана на своей казни, и наплевать, каким он ему запомнился бы — напуганным ли до ужаса или веселым засранцем, он хотел бы с ним попрощаться. Но его желания не имели значения перед тем, через что пришлось бы пройти Брайану. И поэтому Миллер предложил ему уйти. Но Брайан остался с ним. Приходил на короткие свидания, храбрился, делал вид, что всё хорошо. Пообещал не делать глупостей. И он не был таким, как Миллер, который смирился, принял, ужился как-то с этой мыслью. Брайан был другим, и он всё равно был рядом в один из самых плохих моментов в жизнях их обоих. Хотя бы за это Миллер должен был ему шанс. Хотя бы за эту смелость, он должен был сейчас быть таким же и быть рядом с Брайаном в момент, когда страшно и плохо было им обоим.

Брайан был его лучшей половиной. Брайан был его лучшим всем. Лучшим приключением, лучшей историей, лучшим человеком. Брайан был его человеком. И Миллер успел привыкнуть жить без него за эти месяцы. В конце концов, люди привыкают жить без своих конечностей, мучаясь до конца жизни от фантомных болей, чем он был хуже? Его фантомными болями было желание оказаться в кольце сильных рук и дать, наконец, слабину. Сдаться. Устать. И теперь не собирался отступать так просто. Только потому, что Брайан испугался кошмара? Оставил на нём пару синяков? Брайан думал, что он умер, когда сотню спустили на Землю, сходил с ума от волнения, не зная, жив ли Миллер там. А, самое главное, где это, там? Миллер заставил Брайана пройти через всё это своим глупым поступком, своим желанием жить по-настоящему. Это была его вина, и пусть от той боли не оставалось синяков и следов от пальцев на шее, Миллер знал, что она была не менее настоящей и ощутимой. И была его виной. А Брайан лишь один раз ударил его по лицу и попросил поговорить с отцом. Он позаботился о нём вместо того, чтобы сказать, что он — одно сплошное разочарование. Даже за удар Брайан потом извинился. Он не разочаровался, не отвернулся, не позволил отпустить себя. Боже, да предложение Миллера разойтись, кажется, возмутило его куда больше, чем заключение. Миллер не мог позволить Брайану бояться самого себя. И тем более не мог позволить ему думать, что сам его боится.

Эй, — Миллер потянулся к руке Брайана и, прежде чем тот успел что-то сообразить, прижал его ладонь к своей шее там, где она совсем недавно была, чуть морщась от боли, которую причиняли прикосновения к будущим синякам. Миллер накрыл своей рукой чужие пальцы, удерживая на месте, и посмотрел мягким, снисходительным взглядом. По спине пробежал неприятный холод воспоминаний. Он не сомневался в Брайане, но воспоминания об удушении вспышками терзали его сознание, стоило почувствовать прикосновение на тех же местах. Это был не страх Брайана, а обычный, человеческий страх смерти, страх потери возможности дышать. — Я доверяю тебе, хорошо?

Их отношения на Ковчеге были легкими и безоблачными. Несмотря на тяготы жизни, они едва ссорились и были счастливы. Всё было просто. И неужели эти отношения прожили так долго лишь потому, что у них не было препятствий? Кроме грубости Миллера и ревности Брайана? И многие вокруг них были правы, не веря им, что их чувство — настоящее и серьезное, и этим отношениям не суждено было продлиться долго? Они ведь оба знали, что нет. И сейчас им просто придётся чуть больше стараться, чтобы не потерять друг друга.

+2

22

Брайан вздрогнул, когда на его плечо легла тёплая рука, но не стал её сбрасывать с себя и отстраняться от прикосновения. Он ведь хотел, нуждался в такой тактильной поддержке, хотя и понимал, что не должен её допускать… Почему? Сколько так должно было бы продолжаться? Не думал же Брайан, что теперь будет всю жизнь избегать близкого контакта с Нейтом? Это же немыслимо, неприемлемо. Когда-то давно, когда Брайан был таким, каким он себя уже не помнил, его даже немного раздражало, что руки Нейта почти постоянно были в зоне его личного пространства. Он мимолётно касался, нагло лапал, гладил, просто держал рядом с собой. Будто прикосновениями привязывал к себе, приучал. В конце концов у него это удалось. Контакт сближал, убирал границу, разбирал по кирпичику стену, которую каждый человек строил вокруг себя от незнакомцев. И со временем Брайан стал зависим и очень уязвим перед прикосновениями Нейта. Эти руки он знал наизусть. Мягкие, немозолистые ладони, ведь при работе в охране не приходилось сутками напролёт перебирать и закручивать металлические детали или вскапывать, обрабатывать землю. Довольно тонкие запястья, не как у девчонок, но от этого не менее красивые. И, ох… его длинные пальцы… Эти руки были для Брайана всем. Спасением, лаской, поддержкой, его домом. Брайан вздрогнул, когда на его плечо легла тёплая рука, он постарался сжаться, ссутулиться, исчезнуть. Но всё-таки расслабился. Ему было слишком хорошо, незаслуженно нежно.
- Их кошмары не заставляют душить тех, с кем они спят в одной постели, - отозвался Брайан беспомощно, понимая, что проигрывает. Ему сложно держаться от Нейта подальше, потому что он никогда не хотел этого достаточно сильно и искренне. Брайан не думал, что он один ранен в самое сердце и измучен зимой. Каждый, абсолютно каждый, прошёл через свой собственный ад. Сотня и вовсе были первыми из Небесного народа, кто попал на Землю – какового был им думать о том, что вот завтра радиация их всё-таки прикончит? Каждому пришлось сражаться с землянами, физически или морально, если не доставалось в руки оружия. Почти для каждого они были главной угрозой. Каждый второй лишился близких из-за них. Дикие звери, холод, бури – природа добивала их там, где не справлялись люди, и она становилось кошмаром. Кто-то был затронут чуть больше, кто-то меньше, но должно быть каждого мучили увиденные или пережитые ужасы. И почему-то только Брайан перенёс проблему из головы в реальный мир.
А Нейт продолжал говорить, и от слов его становилось тепло и больно одновременно. Сердце Брайана сжималось от мысли, что у них правда может быть будущее. Совместное, разумеется. Что у них будут годы, а не жалкие месяцы. Они будут спать в одной кровати мирным сном. И главная их проблема – эта храп второго. Лицо Брайана на мгновение смягчилось, а затем кончики губ поползли вниз. Он хотел такого будущего, но он боялся допустить веру в его возможность. Представленная картинка вызывала безотчётную светлую тоску. Возможно ли, что они правда смогут так жить? Хотелось искренне верить, ведь об этом говорил Нейт, а его слова всегда воспринимались за правду. Даже глупые шуточки Брайан порой воспринимал слишком близко к сердцу, потому что думал, что Нейт должно быть серьёзен. Брайан просто верил ему, вот и всё, лёгкая раздражение из-за недопонимания – малая цена за то, как он ловил каждое его слово. Повернув голову, Брайан осторожно посмотрел на Миллера. Быть вместе так долго, чтобы вызывать у друг друга лёгкое раздражение – разве это не чудесно? Это означало бы, что у них за спинами были целые годы, заученные наизусть вкусы и привычки. Иногда немного раздражающие, и всё равно родные, любимые. И пусть это наивные мечты, ведь на Земле так сложно было выжить, для Нейта не было преградой, что Брайан его чуть не задушил, так ведь?
Брайан понял это, когда Нейт бесцеремонно взял его за руку и приложил её к своей шее. Брайан беспомощно открыл рот, в немом возражении. Первый инстинкт – отдёрнуть руку, как от чего-то обжигающего, но было страшно причинить боль резким движением, ведь, кажется, Нейту это и без прикосновение давалось с трудом. Он поймал Брайана в ловушку, прижал своей рукой сверху, не позволяя отпустить. Брайан пальцами ощущал бьющуюся жилу, считая каждый удар. В ней билась жизнь, которую он чуть не забрал, совершенно глупо и нелепо.
- Что, если бы я проснулся… - договорить Брайан не сумел. Ему не хватило сил произнести вслух страшные слова, вертящиеся на языке. Что если бы он проснулся, а Нейт был бы мёртв. Что если бы Брайан убил человека, которого любил больше, чем себя? Это самая страшная мысль, которая возникала у него за время всей его жизни. Когда-то это было «что если Нейт бросит меня» или «что случится, когда нам больше не будет хватать еды». Земные страхи стали глубже, чернее, тягучее, они затягивали будто кипящая смоль, вырывались из под контроля, сжимали руки на чужой шее. Брайан судорожно выдохнул и оттолкнулся от стены. Он не доверял своим рукам, как он может, но его тянуло к Нейту. Сделать шаг навстречу, прижаться. Может вместе они смогут противостоять ужасам и темноте?
Склонив голову, Брайан несмело прикоснулся губами к чужой шее. К местам, где завтра отчётливо проявятся синяки, следы, напоминающие о его слабости. Если он не мог противостоять собственным снам, как он может бороться с землянами? Как может защищать того, кто ему дорог, если сам его чуть не убил? А Нейт продолжал доверять ему. Успокаивать, уговаривать, будто не он здесь с трудом дышал. Он должен был позаботиться о себе, но он пытался вернуть Брайана из того котла вины в голове, в котором тот готов был захлебнуться заживо. Он не просто пытался, у него получалось. В конце концов, Нейт всегда находил к нему подход.
- Я бы не пережил этого, - прошептал, едва отстраняясь от нежной тонкой кожи шеи. Он целовал, едва прикасаясь, чтобы не было больно. Брайан и сам не заметил, как свободную руку положил Нейту на бок, а теперь впивался пальцами поверх ткани одежды, будто бы боялся, что если отпустить, то он снова потеряется. Брайан покрывал поцелуями каждый миллиметр кожи, пытаясь спрятать ощущения от сильного захвата пальцев более невесомым и нежным. – Я сам себе не доверяю, как ты можешь это делать? – голос всё такой же тихий. Несмелые слова вновь чередовались с поцелуями, навечно покорными и вымаливающими прощения.
[AVA]http://savepic.ru/12933492m.gif[/AVA]

+2

23

Брайан отзывался на прикосновения. Миллер чувствовал, как стены отстраненности, которые он пытался воздвигнуть вокруг себя, разрушаются от ощущения знакомой ладони. Миллер никогда не был склонен к долгим разговорам по душам или подробным объяснениям, что он чувствует в конкретную минуту, но он умел показывать свои эмоции и привязанности иначе. Брайану сложно было свыкнуться с тем, как Миллер постоянно к нему прикасался, но теперь для них не было ничего естественнее. Он говорил своими прикосновениями всё, что не мог или не хотел выразить словами. Он говорил "я скучал по тебе", поглаживая руку Брайана, "я люблю тебя" — прикасаясь к шее, он повторял "какой ты красивый", перебирая его волосы, "я рад, что ты здесь со мной", проводя рукой по спине, и "пожалуйста, продолжай говорить", сжимая его пальцы. Миллер многое из того, что происходило у него на душе передавал через прикосновения. Поэтому и удостаивал ими лишь тех, кем действительно дорожил, с кем хотел поделиться чем-то большим, чем своим бесподобным чувством юмора. И сейчас его прикосновения означали прощение, понимание и любовь. "Позволь мне разделить это с тобой, что бы ты ни чувствовал", "не закрывайся от меня" молил Миллер, лаская Брайана. И тот отзывался. Спустя столько времени он всё ещё отзывался на его прикосновения. Миллеру хотелось подойти ближе, обнять, прижать к себе, провести рукой по затылку, чуть сжать шею, не давая срываться в пропасть воспоминаний и старой боли, дать Брайану почувствовать, что всё позади и что движение вперёд возможно, и возможно только оно. Миллер хотел бы вылечить все раны Брайана, хотел бы получить их вместо него, забрать в себе, похоронить и убаюкать, но он не мог. У него было своё уродливое, обугленное прошлое. Но это не делало его плохим человеком, как и случайный кошмар не делал плохим Брайана. Ужасные вещи на этой планете случаются даже с самыми хорошими людьми.

Задушить человека сложнее, чем кажется. Я это делал, — Миллер не боялся показать себя с плохой стороны, не боялся приоткрыть завесу над пережитым, он хотел, чтобы Брайан почувствовал, что не один в своем страхе, в своей попытке разобраться, как каждый день жить с прошлым, которое было слишком ужасным, чтобы его забыть. Ему хотелось, чтобы Брайан на него посмотрел, перестал прятаться и отстраняться. Между ними и так была огромная пропасть длиной в несколько месяцев, во время которых каждый из них был искалечен и растоптан. И очень далек от второго. Если они не пустят друг друга в эти воспоминания, кошмары и страхи, то не смогу удержать и то теплое и хрупкое, что было между ними. "Пожалуйста, помоги мне понять", —умолял Миллер Брайана. — И я не был бы так скор в выводах по поводу других. Тут есть парочка за стеной, и если это был секс, то у них большие проблемы.

На мгновение ему показалось, что у него получилось, потому что Брайан посмотрел на него, и на его лице появилось что-то кроме испуга и беспомощности. А потом опять пропало, и его место заняла тоска. Миллеру невыносимо было видеть Брайана таким, будто чужим в собственном теле, чужим в его объятиях. Чужим в их новом доме. И он не хотел оставлять его одного с этим чувством. Как бы больно ни было Миллеру, какие усилия он бы ни прикладывал для того, чтобы говорить и не морщиться от того, как саднило его горло, как бы ни кололо в висках, он нужен был Брайану сейчас. Уверенный, спокойный и любящий. Он не мог пообещать ему, что такого больше не произойдет или что кошмары уйдут, но он мог пообещать быть рядом и не бояться. В конце концов, это всё, что он мог, когда Брайан беспомощно выдыхал "если бы", не в силах продолжить. Если бы было слишком поздно. Если бы Брайан не проснулся, а Миллер не смог бы вырваться. Но этого не произошло. У него всего лишь болело горло. Мысли о прошлом привели их в этот момент, и Миллер не собирался совершать ту же ошибку. Всё кончилось, и пока что-то подобное не произойдет снова, он не собирался позволять этому встать между ними с Брайаном. Не собирался расценивать это больше, чем просто кошмар.

Миллер прикрыл глаза, чувствуя прикосновения губ к своей шее. Он давно не испытывал ничего подобного — нежного, ласкового, бережного. Не прикасался ни к кому так, и не ждал подобного от других. Он почти отвык, что к его коже прикасается что-то не с целью покалечить или причинить боль, а в безнадежной попытке облегчить ощущение болезненных следов от пальцев. Миллер расслабился, отпуская ладонь Брайана — его больше не нужно было удерживать рядом, он сам льнул ближе, цеплялся за него. Миллер опустил руку на запястье, уже не прижимая к своей шее, а просто поглаживая. Он истосковался не только по прикосновениям, но и по возможности быть ласковым в ответ. И Брайан заслуживал всю ласку, на которую Миллер был способен.

Кому мне доверять, если не тебе? — тихо, убаюкивающе произнес Миллер, поглаживая Брайана по руке и спине. Чем больше он говорил, тем естественнее звучал его голос, уже почти не напоминая о произошедшем. Это было только сейчас, утро обещало принести новую боль, но Миллер понимал, насколько важно достучаться до Брайана в этот момент, убедить его в том, что ему нечего бояться, не упустить шанс, когда это ещё возможно. Если оставить Брайана сейчас одного, позволить ему упиваться мыслями и страхами, то на утро он может вовсе оказаться потерянным для Миллера. — К тому же некоторые вещи о тебе я знаю лучше. Сколько времени я потратил на то, чтобы убедить тебя, что ты потрясающий? Я знаю, что ты не сделаешь мне больно. Не специально. И еще я знаю, что тебе нужно выспаться. И я знаю, что тебе на самом деле не хочется стоять здесь всю ночь, и ты хочешь вернуться в мягкую и теплую кровать, с которой ты меня даже не спихнул. Как насчет того, чтобы я сделал тебе массаж? Потому что твоя спина — одна из основных вещей, которые делают тебя потрясающим. И ты расслабишься, и мне приятно.

Миллеру пришлось замолчать, чтобы сделать вдох и сглотнуть. Долгие тирады были сложнее, чем короткие фразы. Глотать было сложнее, чем говорить короткие фразы. Но вместо того, чтобы поддаться болезненным ощущениям, он слабо улыбнулся и отстранил Брайана от себя — недалеко, он не вынуждал его отпустить свой бок или шею, наоборот он хотел, чтобы Брайан продолжал прикасаться к нему, переставая бояться собственных рук. Миллеру были приятны поцелуи, но Брайан почти не смотрел на него с момента кошмара, и Миллер хотел, чтобы он переборол себя, убедился, что всё было в порядке, он на него не злился, и всё ещё хотел вернуть в постель. И возвращаться туда с ним каждый день столько, сколько им повезет прожить. Здесь или где-то ещё.

+2

24

Нейт признаётся, что душил кого-то, и что это далось не просто. Брайан внимательно смотрит на него и понимающе кивает. Ему не доводилось душить насмерть, к счастью сегодня он не успел, но он верит, что это правда не так уж легко. Каждый раз, когда Брайану приходилось убивать, он делал это не голыми руками, а автоматом или хотя бы ножом. Наличие орудия не меняло факт убийства, но создавало небольшую границу. Это пуля порвала ткани и впилась в сердце. Это нож повернулся несколько раз внутри плоти, прорезая большую рану. Брайан редко чувствовал чужую кровь, ведь руки его были спрятаны под плотными перчатками. Он знал, что убивает врагов, но каждый раз виноватым вместе с ним было и оружие. Удушение делало убийство более личностным действием. Чаще всего приходилось смотреть жертве в глаза. Видеть дикий животный ужас в них и угасающую жизнь, которая резко обрывается после непродолжительной борьбы. Брайан так живо представлял себе картинку, что ему вновь хотелось спрятаться в недосягаемом месте, из которого он никогда не доберётся до Нейта.
Но Нейт был рядом. Не отступал и не давал Брайану избегать его прикосновений. Вынуждал смотреть на себя, касаться кожи. Пугал этим и обнадёживал одновременно. Он не боялся Брайана, несмотря на то что тот боялся себя. Не отталкивал его и просил об ответном. По одному только прикосновению и взгляду в глаза Брайан ощущал просьбу не замыкаться. В тот момент, когда он был готов потеряться в собственной вине и кошмарах, Нейт продолжал быть для него путеводным маяком. Якорем, который не позволял пропасть в бесконечном горизонте. В такие моменты Брайан не понимал всех тех, кто за все это время спрашивал зачем ему эти отношения, как он может любить Нейта. Вот так вот, отдавая всего себя и получая небывалую поддержку в ответ. Получая равновесие. У Брайана болело в груди от того, как сильно он хотел сейчас статью неотъемлемой частью Нейта. Возможно тогда он не то что не посмеет, а физически будет не способен навредить.
Слово "секс" слетевшее с уст любимого человека, с которым он пробыл вместе полтора года, вдруг почему-то отзывается уже давно забытым смущением. Брайан вспоминает их самый первый месяц вместе. Когда руки и губы Нейта то и дело оказывались в неположенных местах, вызывая у Брайана желание спрятаться. Он тогда долго не чувствовал себя готовым, один космос знает почему. Столько воды утекло (несмотря на всю абсурдность данного выражения в условиях жизни на Ковчеге. Если бы у них было столько воды, они бы жили чуть более счастливо), те времена казались теперь совсем другой жизнью. Того гляди детали начнут стираться из памяти. Брайан представил, как приятные счастливые совместные воспоминания заменяются такими, безнадежными. Вместо годовщины, когда Нейт вернулся раньше, застав Брайана в компрометирующей позе, он будет думать о ночи удушения. Не того игривого, на грани с болью и удовольствием. О том удушении, которое забирает жизнь.
Брайан слышит эти слова и реагирует чуть ли не как в первый, неосознанно покрываясь румянцем. Брайан так давно не представлял себе тепло чужих рук, горячее дыхание, сильные прикосновения. Ещё дольше их не ощущал. Когда они с Нейтом вновь займутся сексом, это и правда будет как в первый раз, пусть и всего лишь за долгое время.
И все же шутка невольно вызвала у Брайана слабый смешок. Совсем неуместный, но он рвался наружу. Нейт всегда умел веселить Брайана, даже если тот делал вид, что это не так. Более того он был уверен, что внешнее недовольство и ворчание не обманывает Нейта, и тот знает наверняка, что его парень с фермы на самом деле любит глупые шутки.
Брайан стоял, вжимаясь в Нейта, чувствуя его прикосновения. Слушал гипнотизирующий голос, с каждым новом словом понимая, что Нейт прав. Он умел быть убедительным. А ещё он знал Брайана. Выучил его, раскрыл секреты, о которых сам не догадывался. Нейт призывал вернуться в кровать, а положивший голову ему на плечо Брайан, не видел смысла спорить.
Нейт говорил и говорил, не ошибаясь ни в едином слове. Миллер правда лучше, чем сам Брайан, знал его. Кого-то такое пугало и волновало, сколько знаний и власти у одного человека над другим. Брайан же чувствовал себя понятым и нужным. Такой человек, уверенный и сильный, считал необходимым тратить время на то, чтобы узнать просточка с фермы. Благодаря этому просточок перестал чувствовать себя Пустым местом.
Брайану хотелось почувствовать ладони Нейта на своих плечах. Чтобы они гладили и сжимали, расслабляли заиндевевшие мышцы. Чтобы руки неторопливо опускались все ниже и ниже, не оставляя без внимания ни сантиметра. Брайан хотел не только массажа. Он желал чувствовать вес Нейта на себе. Его пальцы внутри. Было бы прекрасно снова стать цельным, как и всякий раз, когда они были вместе. Во всем их железном ограниченном мире в космосе, только Нейт привносил в жизнь Брайана гармонию. Теперь он боялся, что разбит на огромное количество осколков, часть которых бесследно исчезали с каждой новой смертью вокруг. Вдруг даже Нейт не сможет собрать его воедино? Что Брайану тогда делать?
Чтобы получить ласку, Брайану пришлось бы раздеваться. Не так мимолётно как тогда, когда он менял форму азгеды на что-то более человеческое. Тогда бы Нейт разглядел на нем те уродливые шрамы, что оставили на нем дети зимы. Брайан знал что Нейт любил его. Просто Любил, без всяких условий. Его всего таким каким он был, сколько бы Брайан ни истязал себя мыслями об обратном.
Ещё он знал что какие-то его части нравились Нейту особенно, что в порядке вещей. Сам он с ума сходил от взгляда на ресницы Нейта и его запястья. Миллеру нравились его руки, задница конечно, спина. Теперь спина была изуродавана. Пусть Брайан не видел шрам собственными глазами, но он щупал его вспухшие рубцы. И был наслышан о том, как жутко он зажил. Брайан не сможет прятаться от Нейта вечно, он понимал это. Но разве обязательно портить ещё больше эту ночь, которая должна была стать, но уже не стала, лучшей на Земле? Пусть ещё хотя бы ночь Нейт вспоминает о гладкой ровной коже спины, которая делает его потрясающим. Брайан прижался губами к плечу Нейта, беззвучно сухо целуя.
- Не сегодня, - Брайан немного отстранился и неуверенно улыбнулся, зная, что это то, чего бы хотелось видеть Нейту - его улыбку, означающую, что никакого чувства вины нет. Но оно было. За удушение, за полученную рану на спине, за то что все портит. Брайан взглянул на кровать и на секунду хотел предложить связать себе руки, чтобы надёжнее. Он почти озвучил эту мысль, но когда посмотрел на Нейта то понял, что скорее сделает ему неприятно и больно таким предложением. Он говорил о доверии, а Брайан будто бы оставался глух к его словам. Он слышал, просто настолько не верил самому себе, что куда легче казался путь дальнейшего упрямого самобичевания. Хотя бы ради Нейта Брайан был обязан постараться не избегать его, не закрываться.
- Я боюсь засыпать, - Брайан хотел лечь в мягкую тёплую кровать, как и говорил Нейт. Лечь спать в исцеляющих объятиях. Но и врать, что все нормально он тоже не желал. Ему было страшно поддаться уговорам Нейта, но и одному быть тоже невыносимо. Нейт дышал уже не с теми жуткими хрипами, что пару минут назад, но Брайан был уверен, что ему больно. Пальцы обеих рук легонько коснулись кожи на чужой шее. Они все ещё идеально сочетались по цвету кожи. Наутро его пальцы будут по форме идеально сочетаться с синяками. Брайан опустил руки Нейту на грудь, чувствуя биение сердца, и поднял взгляд с шеи в глаза. Взгляд, просящий обо всем сразу: избавить от страха, не дать заснуть, простить.
- Поцелуй меня? - Брайан попросил неуверенно, вопрошая, так как не был уверен, что это уместно. Но если он боялся провалиться в реалистичные сновидения, может ему вовсе не надо было ложиться спать?

Отредактировано Bryan Miller (2017-03-15 15:49:36)

+1

25

Миллер не хотел сосредотачиваться на прошлом. Погони за призраками воспоминаний были бесполезны. Все хорошее, что было когда-то, постепенно покрывалось серой пеленой забвения, а все плохое лишь тянуло назад как зыбучие пески. Это были бесполезные рефлексии — всё, чтобы было в прошлом, оставалось слишком далеко и ничем не могло помочь завтрашнему дню. Можно было сколько угодно заламывать руки, тосковать, думать, что когда-то было лучше или хуже, это никак не меняло настоящий момент, когда нужно было встать и бороться. А всё, что не толкало тебя вперед было бесполезным грузом. Мысли о Брайане делали Миллера хотя бы немного сильнее, мысли об этой ночи вряд ли будут так же полезны, поэтому он не собирался сосредотачиваться на этом. С ними произошло столько пугающего дерьма, что если он бы сидел и думал о каждом моменте, когда чуть не умер и о том, чьей виной это было, то его можно было бы в этой же прямо задумчивой позе и хоронить. Прошлое иногда было прекрасным. Иногда — чертовски болезненным. Но это имело мало значения. Миллер делал ставку на будущее. Особенно сейчас, когда у него в руках было все, что для этого нужно.

Миллер не хотел бояться Брайана. Вокруг них было слишком много проблем, чтобы начинать дергаться от прикосновений собственного парня. Слишком много мыслей вокруг события, которое можно было списать на обычный стресс от пережитого. Кто-то мог назвать Миллера слишком легкомысленным, но он не собирался делать вид, что ничего не произошло. Он просто не хотел, чтобы произошедшее влияло на то, что будет дальше. Не хотел, чтобы Брайан мучился, сидя без сна, чтобы ненавидел себя, чтобы слишком много думал о том, что он опасен для Миллера. Да и сам не хотел постоянно думать о том, проснется ли он. Миллер мог бы драматично сказать, что если он не проснется, то и плевать, это уже было лучше, чем он рассчитывал. Но он прекрасно понимал, что и жить ему очень хочется, и Брайан себя не простит, если что-то случиться. Поэтому легче было не думать об этом до тех пор, пока не появится новая причина для волнений. Если она появится. Решать проблемы лучше было по мере их поступления, а не рисовать у себя в голове картину еще одного Апокалипсиса. Окружающий их мир прекрасно справлялся с этим и без них.

Земля изменила Миллера, сделала более жестким и ответственным, заставила взвалить на себя груз решений и не самых приятных поступков, но он все еще считал, что если они умрут молодыми, то это лучше делать не обремененными пустыми рефлексиями о том, что могло бы случиться. У Земли было очень извращенное чувство юмора, и обычно она убивала так, как ты даже представить себе не мог. Никакого времени было недостаточно, Миллер знал это, глядя на умирающих. Времени всегда будет мало. Так к чему тратить его, жалея и сомневаясь?

— Как скажешь, — Миллер никогда бы не стал принуждать Брайана к чему-то, чего тот сам не хотел. Разве что к прощению себя самого за кошмары и реакцию на пережитое.

Он поцеловал его висок. Миллер знал, что как-нибудь справится с саднящим горлом завтра. Пережить физическую боль оказалось куда проще, чем угомонить воющих демонов в голове. Ему было не сложно потерпеть боль, как бы Брайан себя ни корил за нее. Миллер пережил намного больше, чем какой-то след от удушения. Конечно, все громкие слова о том, что любимые руки не делают больно, были полнейшим враньем. У любви того, кто это придумал руки были явно не такие, как у Брайана. Особенно после жизни на территории Ледяной нации. Руки Брайана сейчас были более чем способны причинить боль, и Миллер почувствовал это на собственной шее. Но для него в этом была вина не Брайана, а тех, кто сделал его таким напуганным и жестоким. Кто обращался с ним так, что тихий парень с Фермы стал опасным воином, заставив использовать силу рук не во благо и мир.

Поцелуй в висок плавно перешел в настоящий поцелуй в губы. Миллера не нужно было дважды просить о таком, особенно, когда Брайан перестал отстраняться и прятать себя от него. Он сжал запястья Брайана, направляя их назад, чтобы тот обнял его за шею, прижимаясь к нему так близко, как это только возможно. Миллеру нравилось это ощущение. Оно было похоже на то спокойное, бархатистое чувство, когда ты вспоминаешь о месте, которое мучило тебя болью очень долго. Но теперь уже не беспокоило. Не эйфория после боли, а тягучее хорошее ощущение, что это место больше не болит. У Миллера больше не болело сердце. Он не оказывает Брайану какую-то милость, влюбляясь в него, как тот, наверное считал. На самом деле это Брайан делал его счастливым, позволяя любить себя. Принимая Миллера таким, какой он есть, со всеми его многочисленными недостатками. Брайан не искал кого-то более достойного, а принимал его любовь такой, какой она была.  Брайан смог превратить в глазах Миллера Ковчег во что-то хорошее, может быть, Миллер сможет сделать то же самое для него с Землёй.

— Давай договоримся. Если что-то такое случится ещё раз сейчас, то я попрошу не большую кровать, а ещё одну для тебя. Договорились? И через несколько дней мы попробуем их сдвинуть и посмотрим, что будет. Как тебе такой план?

Миллер готов был отдать Брайану всего себя, если бы хоть что-то еще осталось. Но уже давно сделал это, и сейчас оставалось лишь надеяться, что этого хватит, чтобы Брайан снова почувствовал себя живым. Миллеру было мучительно жаль, что он не может никак облегчить Брайану его путь. Наивно было бы даже думать, что одного воссоединения хватит для того, чтобы мир Брайана снова заиграл яркими красками, но какой наивно сладкой была эта мысль. Всё будет хорошо, если только они оба доживут до встречи на Земле. Только вот они оба дожили с огромными шрамами и грузом пережитого размером с сам чертов Ковчег. Одно воссоединение ничего не исправило, хоть и подсластило пилюлю. Брайан все еще был напуган кошмарами и чуть не задушил его во сне. Миллер все еще жил с ощущением, что через секунду на них обрушится новый Апокалипсис в виде ли кары небесной или просто нового племени мутировавших землян. Стоя здесь, в их комнате, впервые в жизни, мыслями они оба то и дело были где-то очень далеко.

— Ты можешь сколько угодно упираться, я потащу тебя в кровать силком, если это понадобится, — Миллер легко поглаживал голую полоску кожи на пояснице Брайана между штанами и футболкой. Они оба знали, что он не сможет физически с ним справиться. За грубую силу из них двоих отвечал когда-то мирный Брайан. Миллер отвечал совсем за другую стойкость, и ему очень хотелось ею как-то поделиться. Сделать Брайана сильнее и увереннее морально. — Это никогда не кончится, если ты позволишь себе бояться сейчас. Не позволяй ледяным портить тебе жизнь дальше.

+2

26

Если бы они жили в довольно упрощённом мире, где люди характеризовались одним только ярлыком, на Нейте висело бы звание «плохого парня». У него была наглая ухмылка, колкое чувство юмора, жестокие мысли, безразличие к окружающим. Порой он вёл себя не только провокационно, но и отталкивающе. В конце концов, он был вором. В прошлом таким отрубали руки. Брайан, в свою очередь, был «хорошим мальчиком». Довольно скромным, закомплексованным, жил по расписанию, пытался быть тихим и неприметным. Разумеется, его не могла миновать участь влюблённости в плохого парня. Они стали воплощением довольно банальной истории и на этом, казалось бы, всё, конец.
Но они жили в сложном мире, где кроме одного единственного ярлыка было с десяток характеристик. Порой в одном человеке сходилось множество противоречий, которые чудесным образом складывались в гармоничную личность. Нейт Миллер был гораздо больше, чем «плохой парень». У него всё ещё была наглая ухмылка, колкое чувство юмора и отталкивающее поведение, но вместе с тем, он был бесконечно внимателен к тем, кого любил. Таких было не так уж и много. Несмотря на то, что он умел сходиться с людьми, он скорее был антисоциальным. Он был попросту в этом не заинтересован? Нейту хватало тех, кто его окружал, поэтому зачем беречь чувства и спокойствие всех остальных. Брайан был в числе тех, кто был дорог ему. Он и сам не знал, как это получилось, как умудрился запасть в сердце такому человеку, но это случилось. Поэтому Нейт всегда оберегал Брайана. Помогал с едой и водой, лекарствами. Никогда не настаивал, не принуждал. Давал силы справляться с неуверенностью и слабостью. Брайан не сломался бы на части, если бы Нейт сделал что-то не так, но тот всё равно никогда не допускал ничего подобного. Внимательный и трепетный «плохой парень». Поэтому и сейчас он ни на чём не настаивал, его вряд ли вообще волновал отказ. Он уже целовал в висок, а затем, как его и просили, в губы. Брайан податливо направил руки за шею, обнимая и прижимаясь, ладонью проводя по колючему затылку.
Брайан в первые за всё время на Земле, в первые за эти часы в поселении, чувствует себя защищённым. Не металлические стена и массивные ворота придают ему уверенность. Не люди с оружием, стоящие на дозорных вышках. А Нейт, обнимающий его за талию. Брайан обеспечивал свою сохранность сам. Он научился убивать, научился охотиться, разделывать трупы. Не отворачиваться, смотря на кровь и внутренности. Его руки больше не тряслись, когда в них оказывался пистолет или нож. Все ужасы, что он видел, переселились в его сны и мучили его сознание. И именно от него самого ему и нужна была защита. Нейт напоминал о прошлом Брайане, согревал воспоминаниями о том, как им было хорошо друг с другом. Плохо по одиночке, плохо на Ковчеге в принципе, но вместе они могли справляться с тоской, ограниченностью и запретами. Для Нейта это всегда было важнее, Брайану же было достаточно и того, что он вышел из анабиоза, в котором пребывал до встречи с ним. Он скорее существовал, чем жил. До тех пор, пока не повстречал Нейтана Миллера. Может, он сможет разбудить от кошмаров и нового Брайана? Поможет ему смириться с тем, с кем он стал, и научиться жить с этим. Брайан знал, что он справится, если только Нейт сможет принять его таким. 
- Договорились, это хороший план, - он не хотел отталкивать Нейта, не хотел отстраняться от него сам. Не только сейчас, но и в принципе. Но если он опасен, он заставит себя оставить Миллера в покое. Брайан сможет справиться с любой физической болью, но если он причинит вред Нейту… Легче подумать о том, чтобы убить себя. В объятиях Нейта было жарко, но по телу пробежала дрожь. От одной только мысли об уроне дорогому человеку всё изнутри сковывало холодом. Брайан сильно любил его, свой единственный оставшийся смысл. Так неправильно быть тем, кто собственными руками его душил. Сжимал пальцы на шее. На той самой шее, которую он сейчас ласково гладил у линии волос. Пальцами второй Брайан нервно перебирал каёмку горловины чужой кофты, но успокоился, как только почувствовал прикосновение к пояснице. Оно грело, прогоняя завладевший телом холод_испуг, ненависть к себе.
Нейт сам направил его руки к своей шее и теперь не отпускал, не пытался отпрянуть. Он успокаивал одним своим уверенным видом. Возможно, он и правда не считал Брайана чудовищем, опасным для себя. Угрозу не гладят по голой коже, не зовут в одну постель, чтобы придаться беззащитному сну бок о бок.
- Ты не сможешь, - Брайан улыбнулся одними только уголками губ и со смешком склонил голову. Именно так, смотря на локоть Нейта, а не в его глаза, он встретил слова о ледяных. Они портили ему жизнь. Зима её портила. Жестокость, с которой ему пришлось познакомиться. Отчаянная борьба за каждый новый вздох. Он боролся с людьми, погодой и собой. Этой ночью битву он проиграл, уступив кошмарам. Так не хотелось, чтобы это отравляло то время, что может быть у них с Нейтом. Брайан упёрся лбом в плечо Миллера и неторопливо вздохнул. Конечно, он был прав. Брайан должен переступить через страхи, быть лучше. Но как же сложно это сделать. Одними только словами – невозможно. Объятия стали крепче и отчаяннее. У него не было уверенности в самом себе, но был человек, который в него верил.
- Я правда постараюсь, просто это сложно, - голос тихий и половина слов, наверное, пропадает в ткани одежды – Брайан говорит, не желая отстраняться от чужого плеча. От родного плеча. Он бы хотел простоять так, возможно, всегда. Кроме Нейта ему никто и не нужен. Поэтому ради него он должен пытаться преодолеть себя, свои страхи, кошмары и ужасы, из которых он только что выбрался. Брайан не знал, как это сделать, но хотя бы он понимал, что должен постараться.
Он провёл ладонью по руке Нейта, от плеча к ладони, лежащей на пояснице, чтобы выбраться из объятий. Руку отпускать он не стал, чтобы увести Миллера за собой в сторону кровати. Дать себе вторую попытку. Кровать была всё ещё ужасающе маленькой, между ними не будет никакого расстояния. Брайан готов был разложить между ними гору подушек, одежды и одеял, если они станут достаточной преградой. А пока он просто скромно присел на самый край, будто бы всё ещё решая, стоит ли рисковать. От побега его удерживал только взгляд на Нейта. Тот, кажется, был уверен в своём фермере, у него был запасной план. Брайан доверился чужой вере в себя, вздохнул и лёг под одеяло.   
Ему до сих пор было сложно поверить, что они больше не на территории ледяных. Было приятно дышать тёплым воздухом, а не прожигать себе лёгкие при каждом вздохе. Он вряд ли когда-нибудь забудет эти долгие, тянущиеся бесконечно часы, когда шёл снегопад и не было ничего видно. В худшие дни можно было вытянуть руку перед собой и не увидеть ладонь, такой плотный был туман, такая непроглядная была вьюга. Вряд ли он когда-нибудь забудет и чувство бесконечного голода. На Ковчеге тоже были дни без еды, когда становилось сложно не то что двигаться, но и думать. Казалось бы, они должны были быть готовы к подобному испытанию, но тут, на Земле, в царстве снега и холода, еда нужна была ещё нужнее. Брайан постоянно хотел есть. Чтобы противостоять морозу, нужны были силы, а взять их было неоткуда. Охота давалась с трудом из-за набегов землян, снующих вокруг волков, снегопада. Убить могло всё. Можно было просто оступиться, начерпать ботинком снега, получить обморожение и с утра уже не проснуться. Чересчур холодная вода – простуда, смерть. Неаккуратный прыжок с камня – перелом, смерть. Большой груз на плечах, который необходимо перенести – бессилие, смерть. Мифическая старуха в балахоне и с косой в руке следовала за ними попятам, следила и ждала самую крошечную ошибку. Она карала за любую оплошность, не сдавалась без боя. Брайану повезло выиграть свой только благодаря тому, что его было кому спасать. Ему казалось, что будь он старше лет на двадцать, будь он более слабым, то за него бы даже не боролись. Не тратили бы и без того скудные ресурсы. Только сплочённость уберегла их от полного исчезновения.
Брайан лёг на бок, повернулся к Нейту спиной, чтобы держать от него свои руки подальше. Казалось правильным сковать их сейчас, связать, сцепить наручниками. Что угодно, лишь бы он не мог ими спокойно двигать. Брайан испытывал дискомфорт, ему было страшно. Он не хотел причинить вред Нейту, но и безумно желал, чтобы тот его обнял. Они так давно не виделись, что мысль о том, чтобы быть порознь снова отдавалась почти физической болью в груди. Бессонными ледяными ночами, когда лёгкие горели от того, какой холодный воздух вокруг. Днями, когда чтобы хоть немного попить приходилось топить снег. Секундами, минутами, часами, когда коченели руки и ноги, а сердце покрывалось инеем. Всё это время Брайан мечтал перенестись в прошлое и записать каждый день, что он проводил с Нейтом. Вспомнить каждую ночь, когда они засыпали рядом. Когда у Брайана была возможность сказать что-то, о чём он думал, но молчал. Не признавался в чувствах, потому что считал момент неподходящим. Думал, что Нейт и сам всё знает, без слов. Он мечтал ещё хотя бы раз увидеть его, чтобы сказать:
- Я люблю тебя.
Он сделал это сейчас за все те дни, что они не виделись. За все те разы, когда Брайан почему-то молчал. За каждую ночь на Земле, в которую он думал, что уже не проснётся. Но они вновь были вместе. Оставалось не допустить больше собственного молчания и при каждой удобной возможности повторять эти слова.
- Люблю.

everywhere t r i g g e r s the screaming crows
people inside me people I don’t want to know
everywhere haters idiot heroes
the sun comes today but the devil comes tomorrow

http://funkyimg.com/i/2zWVo.gif http://funkyimg.com/i/2zWVp.gif
you may lock your doors you will never keep them out
everywhere
t r i g g e r s

Брать его с собой было откровенно глупой идеей. Это знал Нейт, знал сам Брайан. Беллами, возможно, тоже так думал, но в первую очередь он был нацелен на результат. Им нужен был генератор, а чтобы получить его нужен кто-то, кто знал путь. После того, как большая половина выживших сгинула во время взрыва на горе Уэзер, а оставшиеся крохи когда их всех пытались отправить в город света, был только он. Они выживали так долго, целых три месяца. Да, случались потери, но Пайк смог сохранить много десятков людей. А теперь остался один он, и это пугало. Порой, закрывая глаза перед сном, он думал - я следующий. Если Ферме суждено остаться фантомом в чужих воспоминаниях, то его черёд скоро настанет. Он пережил ранение в ногу, даже начавшееся заражение. Но надолго ли хватит его сил и удачи?
Может, им лучше было остаться там, на отвоёванном кровью куске земли. Возможно тогда все те, кто погиб - Пайк, Айрис - были бы живы. Когда эти мысли появлялись в голове Брайана, а это происходило часто, он искал взглядом Нейта. После событий в Полисе он был рядом практически постоянно, найти его было несложно. Брайан смотрел на его повзрослевшее от тревог лицо, на тело, ставшее крепче от ношения тяжёлой формы, оружия и длительных переходов, и эгоистично осознавал, что рад их воссоединению. Даже если это стало концом для остатка населения Фермы. Брайан не нёс ответственность за их смерти лично, он не мог влиять на глобальные события, поэтому не должен был чувствовать вину за то, что сам он был жив. И, насколько это возможно, наслаждался жизнью, радуясь мелочам. Радуясь присутствию Нейта рядом с собой. Больше ему было и не нужно. До тех пор пока Беллами не сказал, что им грозит гибель, а чтобы иметь шанс пережить катастрофу - нужен чёртов генератор с Фермы.
Он мог проводить людей, ведь он знал, как дойти до упавшей станции. А карты он читать не умел. Когда живёшь в космосе, нет необходимости знать где заход и восток; солнце всегда там, всегда светит и важны лишь часы закрытия шлюзов. Он хорошо запомнил путь и знал те окрестности, он был необходим там. Возможно, посетив её, он смог бы попрощаться с призраками, которые проследовали его во снах. Почему же тогда спина покрывалась мурашками, а кровь в венах застывала от мысли, чтобы отправиться туда? И Нейт чувствовал его волнение, поэтому не хотел, чтобы Брайан шёл лично. Но ведь это была Ферма. Его дом. А он - то немногое, что от этого дома осталось. Отправиться туда, как бросить проклятому месту последний вызов: кто кого?
Когда они прибыли, то их ждал неприятный сюрприз - станцию заняли азгеда. Брайан почувствовал, как начинает злиться. Так вот что хотел получить ледяной народ все это время - их убежище. Они добивались своего кровью, беспощадно убивая даже детей. А стоило ферме опустеть, как земляне заняли их место. Брайан покрепче перехватывает оружие и напоминает, что именно с ними делали азгеда. Сколько именно детей они погубили. На словах всем это не нравится, но на самом деле Брайан чувствует, что им плевать. Возможно, им сложно воспринимать это, потому что они не видели замёрзшие тела своими глазами? А Брайан помогал их собирать и сжигать. Он помнил до сих пор, как воняет горящая мертвая плоть. Когда их окружают, он почти начинает стрелять - его сердце бьется в диком страхе. Не верит он в отличительные знаки нынешнего короля. Он знает, что эти ледяные - беспощадны. Спина покрывается потом, а в животе все скручивается в узел. Брайан так напуган, что первая логичная реакция - напасть первым, но к его разуму прорывается голос Беллами. Брайан слушается и отдаёт своё оружие, тут же чувствуя свою беспомощность. Они идут долго, но его тело сковывает не от усталости. Его кровь снова превращается в лед. Рана на спине пульсирует. Сердце бьет боевой марш. Брайан выживал тут все это время только благодаря силе оружия, и поэтому он снова хочет в бой. Чтобы защитить себя и своих людей.
Страх перерастает в гнев, когда перед ними предстаёт местный главарь. Брайан прекрасно помнит его лицо - именно этот землянин распоряжался их жизнями. Он приказывал убивать их, словно скот. Они должны были захватить это место силой, никого не щадить, не надеяться на короля Роана. А потом они видят рабов. Райли и другие жители фермы. Брайан - больше не один, остались те, кто проживал с ним эту долгую зиму. Он не верит своим глазам и не понимает, почему они должны придерживаться договоренностей и не нападать, в то время как ледяные держат их людей в качестве рабов. Он послушно стоит рядом со всеми и выполняет поручения Монти, но все, что ему хочется сделать, это вырвать из чьих-нибудь рук оружие и отбить свой дом. Отбить своих людей. Все, что осталось. Нейт высказывается против и Брайан воспринимает это как удар в спину. Он на мгновение думает - конечно, Нейта не особо заботит жизнь этих людей, ведь большинство его нынешних друзей в Аркадии и тут, вместе с ним, им ничто не угрожает. Поэтому ему так просто решить, что эта горстка не стоит генератора. Хотел бы он послушать, что скажет Нейт, если бы вместо Райли был Монти. Но Брайан заставляет себя не думать об этом, ведь он не желает зла ни Монти, ни тем более Нейту. Брайан счастлив, что Нейту не приходится иметь дело со сложным выбором, но все-таки обижен, что тот его не поддерживает. В отличие от Харпер и Беллами. 
Когда раздаётся взрыв, Брайан чувствует пустоту. У него звенит в ушах, а руки уже вряд ли способны держать оружие. Они трясутся также сильно, как колотится сердце. Он смотрит на лидера азгеды, на лидера местной группировки. Уничтоженной группировки, согревшей до костей также, как когда-то горели люди Брайана. Наверное, в последнее мгновение земляне испытали ужас и дикую обжигающую боль. Брайану приходилось это ощущать. Он жил в кошмаре и чувствовал, как металл прорезает плоть на его спине, как мучительно отмерзают оголенные руки и ноги. Как заживо вырывают его сердце, убивая единственных родных.
- Это не твоё убийство! - кричит Брайан, дергая Нейта за руки и заставляя его встать, сдерживая. - Это должен сделать Монти. Он убил твоего отца.
Брайан говорит это безжалостно, зная, что этот человек заслужил смерти за все погубленные жизни. Монти заслужил отомстить. Ледяной не должен жить, а вот поплатиться за все - да. За боль, кровь, слезы и опустошение. За кошмар Брайана наяву. За его уничтоженную человечность и запачканные руки. Он. Должен. Сдохнуть.

[AVA]http://funkyimg.com/i/2zWVU.jpg[/AVA]
[SGN]

http://funkyimg.com/i/2zWVX.gif

i'll use you as a warning sign
that if you talk enough sense
then you'll lose your mind
i'll use you as focal point
so i don't lose sight of what i want

http://funkyimg.com/i/2zWVW.gif

[/SGN]

Отредактировано Bryan Miller (2017-12-03 16:32:34)

+1

27

Новость о неизбежной смерти получилось принять неожиданно легко. Миллер не рассчитывал, что сможет протянуть так долго, поэтому известие о том, что Земля в очередной раз пытается их убить, не показалась чем-то новым и шокирующим. Они все умрут. Расскажите что-нибудь новое. Вроде того, что они все будут жить долго и счастливо и построят дом у озера. Вот это была бы новость. Вот для осознания этого понадобилось бы время. А очереной вариант мучительной смерти было тем, что происходит еще до завтрака. Миллер не очень горел желанием в этом участвовать. Он порядком задолбался от бесконечной погони за спасением и миром, которых никак не наставало. Ему хотелось остановиться и просто пожить какое-то время без Великой Цели и Спасения Человечества. Увы, этому не суждено было случиться. Любой, кто оказывался рядом с Беллами Блейком автоматически оказывался в списке спасителей мира. И смертников. Выбор редко предоставлялся. Хотел Миллер в этом участвовать или нет, его не спрашивали. Он должен был это тем, кто не мог. Даже если ему не хотелось участвовать в Крестовых походах — этого хотелось другим. Многим из них Нейт был обязан, да и не мог он сложить оружие и уйти, оставив всех разбираться с навалившимися проблемами.

План был простой — запереться в очередную жестяную банку. Однажды уже так сделали, и это сработало, поэтому велосипед решили не озобретать. Да и вряд ли было так много вариантов. На носу был очередной апокалипсис, а жестяные банки их еще не подводили. Где-то в Миллере клокотала забытая клаустрофобия, которая была с ним ещё в Ковчеге. Безвыходность и безысходность замкнутой на себе системы. Настоящая ограниченность жизни и невозможность изменений. Возвращение к жизни за стальными стенами, подчиненной строгой кастовой системе. Серость и отчаяние. Миллер знал, что как бы ни восставали они на Земле против старой системы, они могут и не изобрести новой, а пойти по проторённой дорожке. Миллер не знал, что пугало его больше — смерть от радиации или возвращение на Ковчег. Земля была кошмаром. Ковчег был кошмаром. И сейчас эти два монстра обещали слиться в какую-то новую, чудовищную химеру. Сколько бы раз Миллер ни думал, что еще один бой, и это кончится, все это оказывалось пустыми надеждами. И сейчас он обещал себе это вновь. Еще одна вылазка. Это решит все проблемы. Они вернутся с генератором и всё будет хорошо.

Плохо. Всё было очень плохо. Всё пошло по тому месту, в которое Нейт не планировал проникать никогда в жизни.

Брайана не стоило брать с собой на территорию Азгеда. Брайана стоило оставить в комнате, где много мягких предметов и очень мало режущих и стреляющих. И особенно держать подальше от территории тех, кто превратил его жизнь в кошмар, убил его семью и чуть не убил всё хорошее, что было в нем. Но Беллами, как всегда, стремился причинять правосудие. Ему нужен был единственный, знающий эту территорию. Миллеру очень хотелось спросить, не наталкивает ли Беллами слово «единственный» на какие-нибудь выводы? Вроде как на то, что у «единственного» остались не очень приятные воспоминания о месте, сделавшем его таковым? Беллами иногда забывал, что не все были такими же сильными и отчаянными, как он. Не все могли пережить чёртову кучу дерьма и продолжать быть героем. Некоторых и половина пережитого Беллами ломает на мелкие осколки. Брайана сломала. С ним не случалось больше того, что оставило следы на шее Миллера после из первой ночи, но не похоже было, что Брайан исцелился. И Миллер не хотел подвергать его опасности сорваться вновь. Это был не страх за его жизнь, Брайан был более чем способен постоять за себя. Это был страх за то человеческое, что еще осталось в когда-то безобидном фермере.

На Земле повзрослел не только Миллер, но и его чувства к Брайану. Безусловно, он все ещё любил его больше, чем смог бы облечь в слова, но это уже было не детское чувство, как то, что было на Ковчеге. Там Миллер с подростковым максимализмом считал, что весь свет клином сошёлся на Брайане и обязан был подчиняться его желанием и его счастью. Там Миллер готов был нарушать закон и совершать глупые поступки ради улыбки Брайана, ради того, чтобы все было так, как он хочет. На Земле Миллер с сожалением понял, что не все стоит улыбки его парня, и не все должно происходить только потому, что он хочет. Действиями Миллера больше не руководило слепое желание сделать Брайана счастливым, а там пусть хоть адское пламя всех сожрет. Миллер понял, что существуют вещи, на которые не должны влиять его чувства и привязанности. Когда-то желание Брайана повело бы Миллера за собой в слепой влюблённости и ограниченности Ковчега, когда-то он бы пошёл на поводу о его ярости, лишь бы Брайану полегчало, лишь бы его демоны пошли на перемирие. Плевать на последствия и на  тех, кто пострадает в процессе. Брайан не стал менее важным в глазах Нейта, его жизнь не перестала быть первостепенным, не перестал быть приоритетом. Умер бы Нейт за него? Определенно. Позволил бы убивать других? Нет. Его действия больше не застилала розовая пелена.

Брайан изменился. И Миллер думал, что может просто принять это, оставить позади. Исцелить Брайана пониманием и любовью. Не осуждением или страхом, а бесконечным принятием. Но теперь он понимал, что этого мало. Это не было выходом. Этого было недостаточно, чтобы достучаться до Брайана и помочь ему. Возможно, Миллер не хотел видеть проблему такой, какой она была на самом деле — огромной и катастрофической. Неотвратимой. Для ее решения недостаточно было быть «хорошим парнем» и обнимать по ночам. Для ее решения нужно было сделать что-то серьёзное — для ее решения нельзя было прощать и принимать.

Пощёчина прозвучала слишком громко даже в переполненном звуками помещении. Звонкая и унизительная, от неё будто заложило уши.

— Прекрати строить из себя линчевателя и возьми себя в руки прямо сейчас, — Миллеру было больно от того, что он видел перед собой, что он видел в парне, которого любил. Он не видел ничего, похожего на Брайана, в которого он влюблся. Даже на того, которого встретил на Земле. Этот Брайан был похожим на дикого, оголодавшего зверя, которому не нужно было ничего кроме пролитой крови. В Брайане горела не жажда справедливости, а ядовитая, разъедающая его жажда месте. Убийство ради убийства. Он не мог это принять. — Я не узнаю тебя, Брайан.

Брайан не реагировал. Брайан был слишком поглощён слепой жаждой крови и мести, агрессией, злобой и болью. И будь Миллер проклят, если позволит ему таким остаться, даже если ему придётся с боем вытаскивать Брайана оттуда за шкирку.

Миллер не позволил Брайану отвернуться, прекратить слушать или уйти. Он подался перед и больно схватил Брайана за нижнюю челюсть, разворачивая к себе лицом, царапая кожу жесткой тканью перчаток. Это был грубый жест, который Миллер не позволял себе в отношении Брайана раньше. Но он никогда раньше и не делал ничего, чтобы заслужить такое обращение.

— Ты помнишь, как душил меня в первую ночь? Это тот человек, каким ты хочешь быть? Тогда успокойся сейчас же.

Миллер не собирался никогда использовать тот кошмар против Брайана, манипулировать им с помощью него или осуждать. То было всего лишь отголоском ужасов, которые он пережил, кошмар был поведением жертвы. Но сейчас Нейт видел перед собой действия монстра.

+1

28

Брайан вспоминал, как они проводили время на Станции. Думал о всех тех разах, когда они могли засыпать вместе. Им не оставалось ничего, кроме как смотреть на скучную металлическую обшивку потолка. Она была одинаковой на всех станциях, независимо от социального статуса обитателей. Зато можно было представлять что-то иное. Особенно, если до этого Нейт умудрялся дать Брайану какую-нибудь книгу. Он представлял себе голубое небо, каменные стены неприступных замков, оживлённые улицы мегаполисов. Иногда они дурачились и обсуждали, как они жили бы в другом мире, кем бы тогда были, что бы делали. И, обязательно, как бы тогда познакомились, потому что абсолютно во всех мирах они должны быть вместе. Иногда это были совсем абсурдные идеи, поэтому они много смеялись, шикая друг на друга, чтобы не разбудить случайно отца Нейта. Порой от таких разговоров становилось печально. У них не будет своего дома с газоном, о котором почему-то беспокоились персонажи кино. Не будет целого мира для совместных путешествий. Они не построят свою ферму, не усыновит ребёнка, не начнут совместное дело. Не смогут сидеть вечерами под звёздами, обнимаясь и не желая ничего - лишь друг друга и тишину. Тогда Брайан расстраивался, опускал взгляд, грустно вздыхал. А потом поворачивал голову к Нейту и думал - что ему ещё, собственно, нужно? Тогда он обязательно перекатывался на бок и обнимал Миллера, пальцами пытаясь прощупать его рёбра, сцеплял их ладони в замок или почёсывал ему пробивающуюся щетину. Несмотря на то, что они были почти одного возраста, у Нейта она уже росла вовсю. Брайан целовал его в подбородок, терся носом о плечо и улыбался. Укладывал голову ему на плечо или утягивал Нейта на себя, чтобы обнимать и целовать. Мечты мечтами, но в той жизни, которая у них была и будет, его все устраивало.
У него была работа, на которой, если повезёт, он сможет добиться повышения. В конце концов, поколения сменялись, поэтому у него будут все шансы стать старшим одной из смен или начальником отдела вовсе. Значит, его положение чуть-чуть да поправится. Он сможет обеспечить своих родных и себя. Ещё у него были отношения. И хотя фактически они подростки и на деле, это первые серьёзные отношения, Брайан думал, был уверен, что это серьёзно. Он любил Нейта: грустил, когда они долго не виделись; смеялся над его шутками; чувствовал, что день становится лучше, когда они виделись. В толпе на общих сборах искал взглядом в толпе именно его. И всегда находил. Нейт научил Брайана быть смелее и чуточку увереннее. А то, что он испытывал в постели... Или у стены. На полу. Где угодно! Это было незабываемо, дико и горячо, а ещё очень нежно и ласково. Брайан испытывал к Нейту одновременно очень много эмоций и чувств. Его сердце билось чаще, сжималось от боли и тоски, если они долго не виделись. Волнение, счастье, любовь. Этих эмоций было так много. Поэтому он хотел быть вместе... Всегда.
У Брайана никогда не было особого плана на жизнь, люди с Фермы имеют мало вариантов, но хотя бы он предполагал, как все будет складываться. В какой-то момент в этой уверенности о сценарии будущего появился Нейт. И Брайан начал думать о всяком. Вряд ли бы им выделили собственную каюту, ведь у них не может быть детей. Может, им будет хватать и комнаты на Альфе у Миллеров? Кажется, Дэвиду Брайан нравился. Сомневаться в чувствах, насколько они вечны, или думать о возрасте не хотелось. Брайан не был таким, как некоторые его знакомые - они переглядывались с каждым встречным и искали лучший вариант. Своего лучшего Брайан уже нашёл. Они даже почти не ругались. Иногда спорили. Порой Брайан обижался на выходки Нейта. Бывало, он делал это нарочно, чтобы потом им пришлось мириться, а эта часть отношений у них всегда была очень... Жаркой.
Сейчас, стоя в наполовину разрушенной Ферме на Земле, ощущая, как горит щека, Брайан не чувствовал в себе желания мириться. То, что произошло, было унизительно и чувствовалось сродни предательству. Нейт не поддержал ни одного его слова или решения за эту вылазку, он с самого начала настаивал на том, чтобы Брайан остался в Аркадии. А теперь он его вовсе ударил, при всех. Грубо хватал, что обычно ему очень нравилось, но сейчас вызывало упрямое желание отстраниться, оттолкнуть. Брайан всегда чувствовал с Нейтом безопасность, даже если они слишком увлекались, но сейчас казалось, что Нейт сделает так ещё раз, если Брайан даст повод.
Наверное, в их возрасте в голове нередко царят мысли с окрасом "навсегда". Даже в космосе, ограниченные жестокими правилами, они оставались подростками. Даже если у них было мало вариантов для будущего, все равно они были и оставались сгустком переживаний и мечтаний. Брайан думал, что всегда будет достаточно здоровым. Ему повезло быть достаточно крепким, а дополнительная работа делала его сильнее. Потом он узнал, что кашель, полученный в ледяном царстве, может продирать до самих лёгких. Он думал, что всегда будет бояться ужастиков. Потом он встретился лицом к лицу со смертью, её было так много и чужие смерти отпечатались в памяти. Вряд ли его сейчас напугает один из старых ужастиков, он видел кошмар настоящей бойни. Брайан думал, что он вечность проведёт с Нейтом. А потом жизнь Нейта чуть не закончилась в 18 лет.
Брайан упрямо смотрел в сторону, в пол, лишь бы не встречаться взглядом с Нейтом. Его лицо держали, не давали шевелить головой, так что вариантов было не так много. И сейчас он не думал о бесконечной и чистой любви. И мечты о доме с кукурузным полем и курицами словно покрылись обесцвечивающим фильтром. Брайану нравилось, когда Нейт грубый, но сейчас это были не их привычные игры в постели. Он ударил, чтобы остановить. А ещё напомнил о том, из-за чего Брайан искренне желал остаться без рук. Он причинил вред тому, кого любил. Единственному человеку, который остался у него. Уверял, что это не вина Брайан, а теперь припоминал это. Он с силой зажмурился так, что перед глазами заплясали пятна. Затем Брайан оттолкнул Нейта от себя и, развернувшись, пошёл к пленникам.
Своего Миллер добился, Брайан правда успокоился. Он не думал больше о том, чтобы устроить жестокую кровавую расправу над тем, кто уничтожил половину фермеров. Того, на чьей совести лежали жизни беспомощных. Брайан прекрасно помнил ярко-алую кровь на белом снегу. Продырявленные стрелами тела. Стеклянные глаза мертвецов. Они поиходили к нему во снах и видения, а затем наяву превращали в монстра. Безжалостного. С острым куском льда вместо сердца. И страхом, пульсирующим в затылке.
Нейт добился своего, Брайан угомонился и не предлагал того, на что подталкивал его ужас и желание отомстить. Но какой ценой? Брайан чувствовал так, будто его ударили в самое сердце, а ведь он даже не защищался. Пощёчина это не страшно. Физическая боль не так страшна и не так сильна. Мысль, что он может придушите кого-то во сне - куда страшнее. Брайан продолжал быть в плену азгеды, даже если только что они покончили с последней группировкой на территории фермы. Страх и чувство одиночества хуже горящей щеки. Как Нейт мог так поступить? Это мало похоже на любовь.
Брайан сбивает замок с цепи, удерживающей пленников. "Рабы" сами могут позаботится о том, как отомстить своему обидчику. Брайан кивает Райли, знакомому с Фермы, а затем отдохнит в сторону. Он не хочет иметь никакого контакта с группой, тем более с Нейтом.
На обратно дороге он садится подальше от Миллера, с пленными. Брайан ничего не спрашивает, он не знает, что такое быть рабом азгеды, догадывается, что очень плохо. Понимает, что никто не хочет об этом вспоминать, только что выбравшись. Хотя бы физически. На деле, они навсегда останутся в плену. Или, возможно, только Брайан. Он всегда был сильным физически, но морально - слабак. Когда ровер останавливается, Брайан уже не может сидеть на месте, так сильно он нервничает, так сильно ему обидно и грустно. Он хочет сбежать подальше от всех. Брайан коротко обещает Райли проведать его позже, а сам хватает вещи и выскакивает наружу. Сейчас он ненавидит все. Азгеда. Поступок Нейта. Себя.
Может, не так уж и плохо, что скоро наступит апокалипсис. Так будет проще. И ему больше не придётся иметь дело со своей головой.

+1

29

Рабство может быть не только физическим. Оно означает не только оковы на руках, не только цепи и клетки. Чаще всего оно означает безысходность и потерю контроля. Так говорят люди — быть рабом своих желаний, но сколько желания в том, чтобы потерять свою волю? Чтобы покориться чему-то настолько, чтобы утратить самого себя? Рабство существует на каждом шагу, вся Земля полнится им. Те оковы, что они сняли с пленников ледяных были лишь одной из возможностей. И были не самым опасным рабством, в которое можно попасть на Земле. Здесь люди попадали в рабство собственных страхов и воспоминаний. Оставались запертыми в своей голове без оков и хлыстов. Люди теряли себя и свою волю, поддаваясь демонам, которые жили в их памяти. Этих людей освободили от оков, но освободили ли от рабства? Или они останутся рабами боли, которую им причинили, как это случилось с Брайаном?

Миллер понимал, что сейчас его обиды, боль и тошнота от воспоминаний о слепой ярости, которой горели глаза Брайана и пустоте, которая была там, не имеют значения. Он может сколько угодно предаваться жалости к себе, сбивать руки о стальную обшивку Аркадии, ворочаться без сна в комнате своего отца до тех пор, пока это не мешает ему принимать решения здесь и сейчас. И на кону было нечто важнее разбитого сердца Миллера, которое он уже даже не пытался собрать. Он просто подмел пол и спрятал осколки под ковром, пообещав себе подумать об этом потом. За время жизни Земле Миллер усвоил одну очень суровую истину — тут не выживают в одиночку. Тут не выживают и большим составом, но без кого-то под боком ты рискуешь умереть еще до того, как начнутся настоящие проблемы. На Земле людей преследуют демоны пострашнее, чем все ледяные вместе взятые. Эти демоны живут у людей в головах.

Никто из них не был готов к тому, что произойдет. Ковчег был жестоким местом в том, что касалось законов, но Земля показала совершенно новый уровень безжалостности. И хуже всего было то, как быстро каждый, чьи ноги коснулись родной земли, позволил этому прорасти в себе, пустить корни, дать плоды. Пока в Ковчеге у Миллера была роскошь смотреть на то, как змея пожирает свой собственный хвост, и делать вид, что он выше этого, то на Земле каждый из них стал этой змеей. Они убивали, чтобы выжить, и каждая отнятая жизнь убивала что-то внутри них. Куда ни глянь, их ждал смертный приговор - от своих или от чужих рук. Или от самой планеты, которая решила попытать удачу со смертью человечества и попробовать снова.

Миллер видел, как люди сходили с ума, как теряли себя и связь с реальностью, истерзанные тем, что творилось у них в головах. Их терзали страх, гнев, обретенная благодаря оружию власть и тяжесть украденных жизней. Миллер не романтизировал убийства, он понимал, что даже совершенное во благо останется темным следом внутри и будет ныть как переломы ноют на плохую погоду. Это всегда будет с ними — оправданное или нет. Это всегда будет тяготить их особенно длинными ночами. И потому им нельзя было бороться в одиночку, нельзя было допускать, чтобы демоны, говорящие голосами убитых, были единственным, что ты слышишь.

Они убили достаточно. Миллер убил достаточно. Он знал всех своих демонов по именам и наперечет, он слышал каждого из них и научился жить с этим даже в самые долгие ночи. И сейчас он должен был оставить в стороне все свои задетые чувства и забытые планы на будущее, и помочь тому, кто не мог найти покой в собственной голове.

Брайан не сможет выжить один. Миллер понимал это. Брайан сам понимал это. Он пережил куда больше, чем мог вынести, и то, что он до сих пор не пустил себе пулю в голову или не нарвался на кого-то крупнее и опаснее него, было чудом сродни библейским. И какими бы непримиримыми казались их разногласия сейчас, какими бы глупыми и слепыми Миллер ни считал слова и решения Брайана, как бы ни скучал он порой по тому человеку, каким Брайан был до спуска на Землю, ему нужно было помочь. У Брайана не было никого, кто смог бы разделить с ним страхи и прошлое, кто облегчил бы груз вины, гнева и горя, под которым он сгибался к самой земле. И Миллер точно не хотел, чтобы рядом с Брайаном внезапно оказался знакомый ему Райли, и добавил еще несколько опасных идей в буйную фермерскую голову.

Миллер был зол, раздосадован, напуган и влюблен. Когда-то ему казалось, что любовь — это украденные лекарства, секс и приятные слова. Это счастье, комплименты и поддержка. Теперь он понимал, что иногда любовь — это боль, жестокость и трезвость. Это значит проглатывать все, что хочется прокричать в лицо, и помогать во что бы то ни стало тем, кто не считает, что нуждается в помощи. Это значит делать человека несчастным, потому что то, что делает его счастливым, то, что, как ему кажется, правильно, намного хуже. Любить — значит спасать тех, кто не хочет быть спасен. И Миллер очень хотел спасти Брайана, пока не стало совсем поздно.

Брайан был не в себе. Он был ослеплен пережитым на территории ледяных, он был напуган и ему было больно. Миллер прекрасно понимал все эти чувства так же ясно, как и понимал, что те поступки, которые совершает Брайан под их влиянием, недопустимы и непростительны. Брайан видел в Миллере предателя, который не доверяет ясности его рассудка. Он был обижен и уязвлен. И раньше Миллер попытался бы утешить его, разубедить, отвлечь лаской и нежностью. Сейчас же он понимал, что потребуются меры куда серьезнее.

Миллер нашел Брайана, привалившегося к канистрам. Тот скрестил руки на груди и, кажется, беспокойно дремал. Выглядело он, откровенно говоря, паршиво. Куда хуже, чем несколько дней назад, когда они вместе выходили из комнаты, чтобы отправиться на территорию ледяных. Теперь в этой комнате жил только Брайан. На Ковчеге это бы показалось роскошью — целая комната в распоряжении одного человека. В нынешней ситуации это скорее лишнее напоминание о том, как они силятся склеить их трещащие по швам отношения с самой встречи на Земле. Возможно, на Ковчеге просто не было причины настолько по-разному видеть мир в силу его ограниченности, а, может быть, им повезло сходиться во взглядах больше, чем они могли оценить, пока жили на Арке. Так или иначе, Миллер был здесь не для того, чтобы прилепить очередную заплатку на то, что когда-то было его “пока смерть не разлучит нас”. Он не думал об отношениях и о том, во что они превратятся. Об этом они смогут поговорить и подумать потом. При условии, что это “потом” наступит до того, как они умрут.

Можно спасти их отношения или нет, смогут ли они дальше быть вместе, несмотря на их диаметрально противоположные взгляды на убийства людей или им придется разойтись, всё это не имело значения и было второстепенным. Брайан и его травма, не дающая ему вернуться к жизни и согреться, вот, что волновало Миллера сейчас. Даже если это был их конец, даже если они не смогут снова найти путь друг к другу, он должен был сделать всё, чтобы спасти Брайана.

Миллер постоял секунду, а потом осторожно провел по плечу Брайана, заставляя того проснуться. Миллер был готов к тому, что его сейчас схватят, ударят или отпрянут. Брайан выглядел так, будто не спал с возвращения на Аркадию. Сердце в груди Миллера противно сжалось.

— Брайан, — позвал он. — Брайан, нам нужно поговорить о том, что с тобой происходит. Иначе всё может кончиться твоей смертью, - Миллер помедлил, перекатывая на языке слова и думая, сочтет ли Брайан манипуляцией правду, которая сейчас пряно горчила у него во рту. — И моей тоже.

В конце концов, Миллер никогда не говорил о том, что у него есть кто-то для того, чтобы отпугивать его демонов. А на Земле никто не выживать в одиночку.

+1

30

Ólafur Arnalds Feat. Arnór Dan - So Far

So far from who I was
From who I love
From who I want to be

So far from all our dreams
From all it means
From you here next to me

Брайан беспокойно дремал, просыпаясь каждые несколько минут. Ему было неудобно - канистра жёсткая и не такая уж гладкая. То и дело рядом проходил кто-то, создававший достаточно шума, чтобы потревожить. Наконец, стоило ему провалиться в сон, как к нему тянулись ледяные синие руки, пытающиеся задушить его, повалить на землю, вжать в нее, заставить провалиться сквозь нее, к самому земному ядру. Кошмары повторялись раз за разом после того, как их отряд вернулся с Фермы или, точнее, с того, что от неё осталось. Брайан нашёл ошибочное спокойствие, когда впервые пришёл в Аркадию и воссоединился с Миллером. Оно было такое зыбкое, такое слабое, что стоило вернуться в привычную обстановку, как выстроенная защита, стена из песка, разрушилась. Разлетелась и больше не могла собраться.

В сердце и, главное, в голове Брайана всколыхнулись эмоции, которые, как он думал, смог оставить позади. На самом деле он просто отвлёкся, отвернулся от них, а они продолжали давить на плечи. Это у них руки ледяные и цепкие, с потрескавшейся кожей, обжигающие каждым прикосновением. Они проникали глубоко в подкорку, дотягивались до темноты, царящей в подсознании. Вытягивали наружу ненависть, боль, страх - всё то, чем Брайан жил с момента приземления. И пока у него не получалось снова отвоевать себя. Он, может, и пережил долгую войну с землянами, выстоял в передряге со всеми этими одержимыми новым и лучшим, но нереальным миром. А теперь проигрывал борьбу своим собственным страхам.

Брайан не спал все эти дни, и это не шло ему на пользу. Так он становился слабым ещё и физически. Брайан медленно соображал, неторопливо делал то, что ему поручали. Да, в принципе, у него было не так уж и много функций. Брайан просто не мог спать. До этого он умудрялся засыпать только благодаря Нейтану. Сейчас Нейт ушёл к отцу, оставив Брайана одного в такой большой комнате.
Это забавно, как раньше каждый житель Ковчега мечтал о такой комнате. Свои собственные свободные хоромы с двуспальной кроватью! Да никому с Фермы в жизни так не везло. Но вот Брайан тут. Один. Перед его взором вставали призраки тех, кого он потерял, стоило закрыть глаза. Поэтому он их не закрывал. Ворочался, ходил из стороны в сторону, пытался пристроиться где-нибудь в углу, на полу - вдруг смена места поможет? Не помогало.
Брайану было банально страшно одному. Те демоны и призраки, которыми Нейт любил пугать его, тут же собирались в тёмных углах, под кроватью. Они ложились рядом на пустующую половину, дышали смертью и тьмой.

Брайан всегда хотел жить с Нейтом. Ну, не всегда. С того момента, как они начали встречаться, немного погодя. Он сначала был таким непереносимым, наглым, напыщенным засранцем. Он оставался таким и сейчас, но еще он был внимательным, заботливым, весёлым, умным. Брайан ни за что бы не назвал его идеальным, но то, казалось бы, плохое что в нём было - на самом деле украшало, делало цельным. Делало Нейтаном Миллером. Тем, с кем Брайан мечтал о жизни на Земле. И вот как оно всё обернулось. Они действительно на Земле, но живут порознь.
Стоило подумать об этом, как Брайана одолевал ещё один страх. Вдруг это навсегда, сколько бы это навсегда ни длилось. Может, уже завтра им всем придёт конец. И так они и умрут? Ни разу больше не поговорив?

Когда до его плеча дотрагиваются, Брайан распахивает глаза, но далеко не сразу понимает, где он и что происходит. Целое мгновение он тратит на осознание - всё нормально, никто не пытается его убить. Это Нейт. Сердце Брайана пропускает удар, как всегда бывало, стоило взглянуть на него.
Нейт говорит то, что заставляет Брайана нахмуриться и испугаться. Хотел бы он сейчас подумать, что Нейт, как и всегда, просто драматизирует. Миллер испытывал тягу к драматургии, начитался в этого в книгах. Но сейчас он не выглядит как Нейт времён Ковчега, с нарочито печальным взглядом и поставленным голос. Его слова заставляют сердце Брайана сжаться.
- Не говори так, ты пугаешь меня, - Брайан шепчет, сам не знает почему. Может, потому что только что проснулся. Или потому что это действительно страшно. Не собственная смерть. К мысли, что она настигнет, Брайан смирился ещё давно. Но представить смерть Нейта? Брайан попросту не хочет думать о том, что может потерять его. Что Миллера может попросту не стать. Он делал это слишком много раз - на Ковчеге, долгие первые месяцы на Земле. И сейчас не способен вынести еще больше. Тем более не из-за... Брайана.
- Не из-за меня, - добавляет Брайана, покачивая головой. Нейт всегда должен двигаться вперёд. Он сильный, он может справиться со всем. Таким видел его Брайан. Таким был Миллер на самом деле. Поэтому даже если с Брайаном что-то случится, это не должно сказаться на самом Нейте. Зато в обратном случае... Брайан бы просто...
Он заставляет себя перестать думать об этом и кивает. Да, им нужно поговорить. Он медленно поднимается на ноги, разминает плечи, затекшие от неудобной позы, в которой он провёл какое-то время. Брайан так хочется привалиться к Нейту и попросить отвести в комнату, побыть рядом, посторожить сон. Вместо этого Брайан потирает лицо, сгоняя остатки дрёмы.
- Пройдёмся? - предлагает и указывает на выход из помещения. Если до катастрофы осталось очень и очень мало времени, не стоит ли всё свободное время проводить там, за стенами? Смотреть на небо, дышать свежим воздухом.

So far from seeing home
I stand out here alone
Am I asking for too much?

So far from being free
Of the past that's haunting me
The future I just can't touch

Брайана не пугают слова Нейта. Он прав. Брайан понимает, о чём он. Теперь понимает.
Брайан злился за то, как Нейт повёл себя там, на Ферме. Не поддержал его, был груб, категоричен. Смотрел, как на какое-то чудовище, без тени тёплых чувств. Он отвернулся, а затем вовсе покинул Брайана. Тот, в свою очередь, не искал встреч, потому что обижался. Думал, что Нейт не прав. Что Нейт попросту не понимает, даже не хочет попытаться понять.

Затем случилось то, что заставило Брайана взглянуть на себя со стороны. В какой-то момент он потерял себя и на этот раз рядом не было Нейта, который мог бы ударить и привести в чувства. Брайан не слушал приказов, он просто поддался своей ненависти и желанию убить. Взял винтовку и хотел разделаться с Роаном. Избавиться от головы гидры, которую представляла собой племя землян. Совершенно не думал о том, что на место одной головы у гидры вырастало сразу две. И он бы просто разрушил то шаткое перемирие, что пытались наладить Аркадия с землянами. Брайан думал, что все кошмары исчезнут, если убить.
Брайан осознал, что делает, лишь когда вмешался Беллами. Он будто бы посмотрел на себя со стороны. Чего он этим добьётся? Станет ли ему легче? Нет. То, что мучает его, не сдастся так просто. С этим нужно бороться своими силами, в своей голове, а не искать противника извне. Пока у них всех общий враг - время, которое действовало против них.

- Тебе уже рассказали? - спросил Брайан, прерывая молчание, стоит им оказаться снаружи. Вокруг суета, но остался ли в ней хоть какой-то смысл?
Брайан думает, что Нейту, разумеется, обо всём доложили. Он дружил с Беллами, и тот не стал бы скрывать этот инцидент. Может, поэтому Нейт решил прийти к нему сейчас. И сейчас Брайан был к этому готов. Готов выслушать, а не злиться и обижаться. Потому что...
- Со мной что-то не так, - на выдохе произносит он, перестав бежать от самого себя. Он произнёс это вслух, и проблема становится еще более отчётливой, она почти материализуется. Нейт раньше, чем Брайан понял, что с ним происходит что-то не то. Брайан всё это время считал, что пытается восстановить справедливость и покарать тех, кто доставил им столько боли.

- Когда я закрываю глаза, то пытаюсь вспомнить... - Брайан действительно прикрывает глаза и хмурится, потому что у него ничего не получается: - какого было на Ферме. Пытаюсь вспомнить это ощущение земли, забивающейся под ногти. Свежие крошечные листья, которые выпустил только что пробившийся росток. Этот немного удушливый, но тёплый запах, когда урожай прижился и все грядки зелёные.
Брайан пытается вспомнить жизнь на Ковчеге. То дело, которым его заставили заниматься, но оно стало его собственным, родным. Брайан любил быть фермером, возиться в земле. Проводить с растениями времени больше, чем с людьми. Но как бы Брайан ни старался, он не мог воссоздать в памяти запахи и ощущения. Стоило подумать о Ферме той, ковчеговской, как в памяти всплывали детские трупы, кровь, обмороженные конечности. Там Брайан был загнанным зверем, а не фермером. И эти неприятные воспоминания перекрывали всё то, что ему так нравилось.

- Но у меня не получается, - он отворачивается и снова трёт глаза, а голос его дрожит. Он уже никогда не сможет быть тем Брайаном, не так ли? Брайаном, который работал фермером, а в свободное время предавался мечтам о жизни с Нейтом. Он навсегда погрязнет в этом болоте из ненависти, страха, злобы. Навсегда останется на севере, на землях, покрытых льдом и снегом. В конце концов инеем покроется и его собственное сердце, и он перестанет чувствовать что-либо.
- Я так устал от этого, - Брайан хлопает ладонью по груди, намекая на форму, на необходимость держать оружие, стрелять. Убивать. Брайан не знал, как остановиться. Как отпустить? Как вернуться в ту пору, когда он был обычным собой. Он не верил, что это в принципе возможно.

And if you take my hand
Please pull me from the dark
And show me hope again

We'll run side-by-side
No secrets left to hide
Sheltered from the pain

Отредактировано Bryan Miller (2019-05-19 19:10:15)

+1


Вы здесь » BIFROST » law of universal gravitation » the fire and the flood


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно