Мать всегда говорила, что у него ужасное чувство вкуса, когда дело касается мужчин. Музыка? Без проблем. Книги? Большинство одобрит. Когда дело не касается формы, с одеждой тоже не возникает проблем. Но мужчин по мнению матери Хью всегда выбирал совершенно ужасным способом. А уж если это вдруг становилось темой обсуждения с мамой, то она, конечно, проходилась по всем недостаткам. Ведь если уж выбирать, то достойного от и до. Чтобы десять из десяти.

Стоя в последних рядах слушателей на очередном выступлении конференции, Хью улыбался, закусив большой палец, и никак не мог отвести от выступающего восхищённого взгляда. Определённо, мама не одобрит. Но ей можно не говорить. Можно не говорить, что когда-то просто сокрытый за ореолом «интересной личности» Пол Стамец оказался не только симпатичным мужчиной, но и чертовски влюблённым в свою работу человеком. И если кого-то это подкупало или кому-то это симпатизировало, то Хью купился с потрохами. К концу выступления он поймал себя на мысли — часть слов попросту не запомнил, но зато этот огонь в глазах, эта уверенность в своём деле… Да такую уверенность бы некоторым… Впрочем, не важно. Такой уверенности только завидовать и завидовать.

Определённо, в этой конференции плюсов оказалось больше, чем подразумевалось изначально. Теперь на руках у Хью не только возможность действительно сменить надоевшую тему для исследования, но и… и это. А совмещать приятное с полезным — как никогда выгодный союз, если использовать его корректно и по правилам.

Судьба распорядилась выданными картами иначе. Запланировав познакомиться с Полом сразу же после выступления, Хью отвлёкся (был нагло отвлечён) вежливой беседой с бывшим однокурсником, который, какова случайность, предлагал фантомный шанс стать частью некой будущей экспедиции. Завлекающие речи, состоящие из «достойные врачи в космофлоте — такая редкость», включены в программу. Врождённая вежливость, конечно, не позволила откланяться сразу после пожатия рук, да и после «а помнишь, как на первом курсе» — тоже. К тому моменту, как назойливый Декстер, сияя улыбкой, растворился в толпе, искомый и желаемый объект тоже куда-то подевался. Но конференция заканчивается не сейчас, да и не завтра. Наверняка задержится.

Так вот. О судьбе. Злодейка рассудила, что всё должно быть донельзя нелепо или, возможно, абсурдно. Ведь, напевая под нос одну из любимых частей любимейшей же оперы и намереваясь насладиться, по слухам, одним из лучших кофе на Альфа Центавре, Хью никак не ожидал, что просьба отсесть или замолчать будет исходит от вчерашней пропажи.

Сначала всё это, вся эта конференция и участие в ней в качестве слушателя и гостя, казалась скучной затеей. Хью привыкший жить своей жизнью, не стремящийся делать больших открытий да и открытий в принципе, просто надеялся, что найдёт тут… что-нибудь интересное? И вот, пожалуйста. Нашёл.

— Я думаю, так будет даже лучше, — произносит с улыбкой, подхватывая аккуратную кружку и пересаживаясь за столик к Стамецу. — Не любите оперу?

Пауза, последовавшая сразу за вопроса, нелепа и случайна, но Хью попросту не может ничего с собой поделать. Собеседник отрывает голову от экрана и Кальберу приходится за несколько секунд сдержаться и продолжать дышать ровно, будто ничего и не случилось. И перестать пялиться, господи, Хьюго, это неприлично!

— Извините, не думал, что мой ужасный слух вкупе с любовью к опере может кому-то досаждать, — чуть запоздало и невпопад отвечает, еле оторвав взгляд от чужого лица и делая глоток кофе.

Рассмотреть на расстоянии, когда Стамец выступал за кафедрой, было попросту невозможно, а фотографии и видео не передавали эффекта, который возникал в реальности, наяву. У случайной влюблённости оказались поистине странные, влекуще-прекрасные глаза. И, возможно, подкупала именно эта странность — в неярком, но достаточном освещении они казались тёмными, практически чёрными, зрачок будто растворялся в радужке, теряя границы. Оторваться от этого зрелища было невозможно.

— Кассилианская опера, одна из любимых моих частей. Не часто бываю на концертах, поэтому приходится довольствоваться записями и собственным скудным талантом, — он чуть смеётся, обнимая ладонями кружку, и снова решается поднять взгляд с рук Пола на его лицо. — Впрочем, опера совершенно не обязательно может быть общим интересом. Я слышал ваше вчерашнее выступление — очень занятно.

Честно говоря, вспомнить бы, о чём именно было выступление… Ощущение, будто он снова юнец, зацепившийся взглядом за студента из параллели. Аккуратно сидящая форма, кажется, привлекла тогда куда больше, чем пустота в голове краткосрочного любовника, но те ощущения, длившиеся совсем недолго… Может, в этот раз будет точно так же. Или совсем иначе — у Пола Стамеца, судя по всему, в голове целая вселенная, да ещё и своеобразная.

— Извините, — спохватившись, Хью чуть ли не вытягивается по струнке, подаваясь чуть вперёд и опираясь о столик локтями, — я даже не представился… Ужасно бестактно с моей стороны, — снова улыбка, хотя, Кажется. он и не переставал улыбаться. — Хью Кальбер, специализируюсь на общей медицине. Ещё вчера, сразу после вашей речи, я подумал, что ваши наработки можно будет использовать в том числе в общей или, может, в какой-то определённой медицинской практике. Раньше никто, насколько я помню, не занимался вопросом именно с этой стороны. Или никто не выносил суть вопроса на столь широкий обзор…

Отредактировано Hugh Culber (2018-03-11 23:28:48)

Хью одновременно смешно от собственной неподготовленности (ведь он так хотел этой встречи и этого разговора) (или какого-нибудь другого) и стыдно за собственную непродуманность. Но ведь всё прекрасно как правило начинается с неприятности, смущающей ситуации и вообще с чего-то, что никак не записать в историю. Поэтому он улыбается, чуть ли не теряет нить разговора, когда видит, как краской заливает бледную кожу явно недоедающего учёного и старательно давит взрощенного матерью заботливого монстра — Стамеца хочется накормить немедленно и проследить, чтобы он доел всё.

— Не то чтобы часто, — Хью смеётся, еле удержавшись, чтобы не отзеркалить внезапно серьёзную, напряжённую позу собеседника и ведёт ладонью по затылку, пытаясь собраться с мыслями. Оказывается, с этим человеком будет сложно. — Только когда смущён и стараюсь это скрыть, — договаривает, не пряча искренней улыбки.

Спустя одно возвращение на Землю и ещё некоторое время Хью понимает, что да, с этим человеком будет очень сложно. Но хватает… наверное, пары недель, может, больше, чтобы сжиться с этим и даже найти новый ритм жизни. Спустя ещё немного времени решается — Хью приносит Полу обед, отвлекая его на перерыв и даже почти ненавязчиво умудряется скормить ему всё, что приготовил собственными руками. Пол, кажется, мирится с происходящим. Иногда даже молча.

— Мне кажется, — привычка начинать разговор с мысли без приветствия посреди утра, когда большая часть стеклянного здания института ещё спит, приелась явно от Стамеца. — Всё-таки будет правильно вернуться к той теории о нервной системе. Только рассмотреть её с другой стороны.

Навязать своё общество Полу оказалось будто бы и не так сложно. Хью не смог бы точно рассказать, как так вышло, но — в Сан-Франциско они оказались вдвоём, а совместная деятельность даже складывалась. И начатая работа по нервной системе теперь казалась частью чего-то большего.

Сначала — простое общение и переписка и даже пара видеозвонков, а теперь — одна лаборатория. Хью умудряется веселиться в этой странной и хрупкой ситуации.

— Мы, кажется, уже затрагивали этот вопрос. Передвижение на манер нейронов по сети, — поставив на стол два её горячих стаканчика кофе, Хью ловит взгляд Пола, радуясь тому, что тот начал слушать почти сразу.

Чужой азарт пробирается под кожу, но Хью не может его разделить должным образом. Всё, на что его хватает — любоваться загоревшимся с полуслова Стамецом. Тем, как ухмылка уставшего и явно не спавшего нормально человека превращается в улыбку искреннюю, яркую; как блестят глаза; как лихорадочно дёргаются пальцы рук, пока Пол объясняет пришедший секундой ранее на ум принцип.

Хью теряет мысль через минуту. Или две. Вежливо успевает напомнить себе, что надо будет заглянуть в записи Пола, если он позволит. И обязательно заставить его поесть. А может и уйти пораньше. Мать, как узнает, будет звать его курицей-наседкой над единственным цыплёнком.

Пол чудесный. Потрясающий. Настолько захватывающий и сложный, что у Кальбера, как у мальчишки, каждый раз слабостью сводит пальцы и кисти рук, стоит только отвлечься и не уследить за мыслью.

Но то, что Пол подбирается к нему, а он сам словно загипнотизированный кролик — совсем другое. Хью тихо, поражённо выдыхает, ощущая тепло поцелуя и видя перед собой сомкнутые веки. И не успевает ответить. И лишь улыбается, когда Стамец с полным недоумением отстраняется.

Это было в планах не скоро. По планам Хью, нечётким, но существующим, первый поцелуй должен состояться как-нибудь… иначе? В чуть иной обстановке. Но так даже лучше. О, так намного лучше.

Пол не убирает ладоней, его дыхание оседает на коже, а румянец, разлившийся по щекам и, кажется, чуть ниже, смотрится до ужасного очаровательно. Хью щурится, не в силах удержать улыбку, да и как тут не улыбаться? И осторожно тянет Пола ближе, укладывая ладонь ему на бедро.

Пол Стамец — зверь пугливый и, кажется, старательно не думающий ни о чём, кроме своих драгоценных грибов и своей драгоценной науки. Хью, в общем-то, не сильно против. До тех пор, пока есть шанс отвоевать кусочек внимания для себя. Говорят, так отношения строить куда лучше.

Он целует сам, мягко, ласково и нежно, почти невесомо и как будто бы целомудренно. И отстраняется сам, не убирая, впрочем, руки.

— Я бы предпочёл, чтобы ты на волне ажиотажа всё-таки не забыл есть и спать, — вкрадчиво, будто ребёнку, говорит о своих желаниях. Внутри что-то тоненьким голоском предвещает о том, что Пола можно спугнуть. Доктор Кальбер не боится. Не перед суточной сменой в приёмной. — И я проверю второй пункт. Если придётся — лично.

Если слишком часто говорить себе, что Пол Стамец — очаровательный, невыразимо потрясающий, чудесный и удивительный, как быстро можно перейти в стадию помешательства? Хью верит, что у него хватит сил, а его внезапно сложившейся любви, может, хватит на двоих с головой. И огня хватит надолго. Хью верит. О, ему хотелось бы верить в это ещё сильнее, но, кажется, всё пространство вот-вот будет занято Полом. А потом — его наукой. И в жизни не останется больше ничего…

Хью довольно вздыхает и улыбается в ответ мягко и ласково, пряча на дне глаз задорный блеск и заинтересованное пламя.
— Я учту. Больше поцелуев и что-нибудь консервативное из песен на ночь. Детские колыбельные. Они тебя устроят? — Хью почти смеётся.

***

Хью долго и со смехом рассказывает, как мать и бабушка вдвоём учили его готовить. И совершенно внезапно, схватившись за эту мысль, ловит Пола за запястье, не давая сделать ему глоток кофе.
— А давай я приготовлю тебе что-нибудь по семейному рецепту? На ужин, м? — они сидят в кафетерии, у Хью — перерыв на обед, а Пол страдает от свалившейся на него заботы и от строгого “тебе нужно перекусить”, которое Хью изрёк получасом ранее.

***

У Пола — очаровательное жилище. Но Кальбер почти не обращает внимания на обстановку, оглядываясь только несколько раз. Всё его внимание отдано еде и Полу. Которого он не подпускает к готовке. “Нет, только попробуй.. Стамец!” — возглас вперемешку со смехом.

Он готовит аппетитное мясо с овощами и подливкой, а специи — “бабушка, кажется, их чуть ли не вручную собирает и готовит” — решительно захватил с собой. Иначе никакой домашней еды не выходит.

— Слушай, я знаю, — Хью улыбается весело и обезоруживающе, — ты не любишь все эти дружеские встречи и собрания. Но рано или поздно судьба столкнёт тебя как минимум с моей матерью. Это очаровательное существо вытребует один семейный ужин. Так что с этой мыслью тебе придётся мириться уже сейчас.

Сказанное похоже на угрозу. Хью смягчает — откладывает деревянную лопаточку, которой помешивал овощи, ловит Пола за руку и притягивает к себе. Ему нравится трогать его руки — вести подушечками пальцев по тыльной стороне ладони, переплетать пальцы; нравится обнимать Пола, тепло целуя его за ухом.

— Ты можешь сразить её, пару часов к ряду проговорив о науке. Она будет впечатлена и перестанет выговаривать мне за то, что я влюбляюсь не в тех людей, — он вздыхает, мягко покачиваясь, словно вот-вот заиграет музыка для медленного танца. — Ну и традиционное — встреча с моей мамой будет означать для тебя, что в ближайшее будущее ты от меня не отделаешься. Ты совершил самую ужасную ошибку в жизни, Пол Стамец, когда позволил мне остаться за твоим столиком, — в глазах блестят смешинки. Впрочем, Хью ни на секунду не перестаёт улыбаться. Кажется, от этого скоро начнут уставать лицевые мышцы.

Отредактировано Hugh Culber (2018-07-13 14:20:20)