«Следуй за музыкой, Пол. Открой глаза».

Кажется, опера еще чуть слышно звучит в ушах, когда он открывает глаза. Когда вскакивает, садясь на кровати так резко, что кружится голова, остается лишь звон. Здесь неожиданно темно, слишком темно для белоснежного медотсека. Жмурится, надавливая пальцами на глаза, пока не начинают плясать искры.

«Открой глаза».

Вместо этого ставит ноги на пол и встает с кровати. Открывать глаза все еще не хочется, но все в нем кричит, что нужно. Нужно бежать, нужно что-то делать. Нет времени жалеть Хью или себя, нет времени задумываться о том, какой смысл открывать глаза теперь. В опасности не просто работа всей его жизни, а нечто куда более важное, чем работа, он сам или даже все люди планеты Земля вместе взятые, и никто кроме него об том не знает. Нужно проверить грибницу, собрать всех. Пол срывается было с места, но ноги слушаются неожиданно плохо и он падает, руками успевая  ухватиться за единственное попавшееся препятствие, оказавшееся панелью с экраном. Первое, что он видит, открыв наконец глаза — надпись «ISS Харон». В падении он едва не ткнулся носом в герб Империи. Это, должно быть, символично, но какого черта?

- Мистер Стамец? - чей-то голос за спиной, то ли испуганный, то ли удивленный. Пол вдруг осознает, что это не звон в ушах, это датчики медкровати сходят с ума, потеряв своего пациента.

- Мистер Стамец, вам лучше не вставать, - и, гораздо тише, так, что Пол, пытающийся совладать с ослабевшими ногами, даже не услышал, - позови доктора Кальбера.

- Мне нужно встать, - заверил мистер Стамец. У него даже получилось. - Выключите этот визг, пока меня не стошнило собственными мозгами.

Собственными ли? Сомнение стремительно перерастает в испуг. Вдох, выдох. Соображать нужно быстрее. Он смотрит на руки, точно такие же, как его. «Это и есть твои руки, просто другие». Эта мысль звучит абсурдно, но кажется правильной, она его устраивает, готовит к очевидному, но, казалось бы, столь же абсурдному выводу — он проснулся не там. Открыл не те глаза.

Юноша в кроваво-красной форме — его лицо смутно знакомо — объясняя что-то о восстанавливающей терапии поспешно отключает приборы и становится немного легче. Если он не может попасть в свою лабораторию, он должен попасть в его. Может быть, все даже удачно сложилось. Может быть, здесь будет понятнее что случилось и что с этим делать. Может быть, и сделать здесь можно больше.

Вот только другой он скорее всего в его лаборатории. На его корабле. С его командой.
Вот только здесь его могут убить.
Вот только здесь он совсем один.

Дверь с тихим шипением открывается и Стамец едва не оседает на пол, невольно выдыхая:

- Хью.

Он так похож, что сердце почти готово взорваться. Пол думал, что не готов ко многому из того, что с ним произошло, но к этому оказался не готов по-настоящему. Те же черты, тот же голос, что только что просил открыть глаза. Только взгляд холодный, чужой. Другие взгляды скорее озадачены.

Пол злится, это помогает взять себя в руки. Всегда помогало. Суворова, Хью. Кто следующий, Страал? Тетя Полли? Да вы издеваетесь.

- Мне нужно в лабораторию.

«Ничего нового», - мысленно вздыхает Пол, провожая взглядом медиков. Он рвется в свою лабораторию, Хью... докторствует. Поешь, Пол, поспи. Нужно провести осмотр, Пол. Самое время вспомнить сколько раз он отмахивался, игнорировал, сбегал. Пол имел свойство не замечать собственной усталости, пока не отключится в самом неподходящем месте и в самой неудобной позе, не замечать собственного голода, пока не начнет кружиться голова. Сейчас он в основном не замечает, как неловко чешет руку повыше запястья, не в силах отвести взгляд от Хью.

Ничего нового и все совсем по-другому, черт возьми. Одного взгляда Хью достаточно, чтобы присутствующих будто ветром сдуло. Он будто... выше ростом. Или просто отбрасывает большую тень. Пол помнит эту тень — она показывалась очень редко, в те короткие моменты, когда взгляд теплых карих глаз становился чернее, в моменты, когда Пол вел себя как придурок. Эта тень была сигналом, что пора остановиться, сдать назад. Он тайно любил и ее тоже, ему нравилось знать, что всегда заботливый, всегда понимающий Хью может быть таким... собственником? Диктатором? Будто только пока Пол может вызвать эту тень, он действительно небезразличен. Хотя конечно это не так, это глупо и он чувствовал вину всякий раз, когда это случалось.

- Не очень-то ты мне рад, - ворчливо отзывается Стамец. Он не уверен как должен говорить, не уверен что должен делать. Не знает даже насколько они близки. Долго обманывать Хью вряд ли выйдет, но попасться он пока не готов.

Взгляд Хью холоден, колюч, но его тон заметно меняется, когда они остаются наедине, и Пол невольно думает любит ли другой он короткие моменты, когда ему удается сделать этот взгляд теплее, или Хью просто очень зол на него сейчас. Чуть не сдохнуть - неиронично серьезный проступок.

Растревоженная рука чешется сильнее, пылая под рукавом, так, что он наконец обращает на это внимание. Он знает что это, понимает, но не ожидал почувствовать сейчас. Здесь. На себе. Если это было связано с разрушением мицелия, оно не должно было отразиться на его физическом теле. По крайней мере, он так думал. Если только...

Зуд становится таким сильным, что хочется разодрать руку. Хью бы сказал «не чеши», Пол почти слышит его голос и замирает на мгновение. Хью больше нет. Его Хью больше нет. Так какая разница? Мысль о том, что он должен поступать так, как хотел бы Хью, ну, хотя бы пытаться, останавливает ненадолго, но прежде, чем он успевает что-либо сделать, запястье оказывается в чужой руке.

- Я в порядке! - возражает Стамец, но руку не выдергивает. Неожиданный контакт, к которому он тоже - каков сюрприз - оказался не готов. Пальцы у Хью холодные, хватка крепкая. Несколько секунд Пол смотрит ему в глаза, ощущая острую необходимость восстать против ситуации, сбросить оцепенение, в которое он его вверг, но все же сдается. Черт с ним, он и сам хочет посмотреть. Задирает рукав до локтя и вздыхает — выглядит гораздо хуже, чем в прошлый раз. Узор всех оттенков лилового, местами опасно темно-синий, окружен красными пятнами раздражения. Заражение с явным эпицентром в середине предплечья.

- Это интересно. Похоже на... Ты же делал анализы? Как долго я отсутствовал?

Хью беспокоился, Полу хочется ответить ”я знаю” - по привычке, по инерции, но он проглатывает этот ответ, потому что ничего он не знает. Пока мысли заняты множащимися на глазах проблемами, в глубине души, на задворках сознания он все еще уверен, что Хью беспокоится, все еще не привык к мысли - не хочет привыкать - что Хью нет, Хью у него отняли. Только что он говорил с ним, целовал его. Только что Хью сказал, что он мертв. И то, с какой легкостью Пол неосознанно перекладывает его образ, все, что он о нем знает и что чувствует к нему, на этого практически чужого человека, пугает. Это нелогично и глупо. Пол старается ухватиться за эту мысль - чужой человек и беспокоился он не о нем. И руки у него холодные, такие, какими у Хью бывали редко. Но его прикосновение - мимолетное, невесомое - к пылающей огнем коже приносит такое же мимолетное облегчение, волной пронесшееся по всему телу. Пол прикрывает глаза и мир начинает кружиться. Каковы шансы выбраться из медотсека, если сейчас он шлепнется на пол?

- Долго. Несколько месяцев. Даже с учетом поддерживающей терапии… три? Четыре? Больше? - Хью уклоняется от ответа и Пол отвечает за него. Оказывается ближе и едва не хватается за красную форму на плечах Хью, чтобы не упасть. Разумеется он не в порядке. На всех возможных гребаных уровнях - не в порядке. Работа всей его жизни принесла только беды, мицелий, который раньше завораживал и восхищал, пытается его убить, лучший друг мертв, человек, которого он любил - мертв, сам он оказался совсем один в чужом мире и даже тело ему не принадлежит. Едва ли он когда-либо был хотя бы близко к настолько “не в порядке”, но даже сказать об этом некому. Ощущает ладонь Хью на щеке и с тоской смотрит ему в глаза, чувствуя себя совершенно беспомощным.

- Он умирает, Хью, - кое-что он все-таки может сказать. Получается тихо и глухо. - Мицелий разрушается. Я видел это, я был там все это время. Это связано с тем, что делал… я.

Хотел сказать “он”, но вовремя исправился. Так ли однозначна эта ложь? Так ли сильно они отличаются? Они оба - лишь грани одного целого. Пола Стамеца. Значит ли это, что часть вины лежит и на нем? Пол вздыхает и садится, почти падает на ближайшуй медкровать. Трет переносицу, чешет руку.

- Он может восстанавливаться, но это происходит все быстрее и быстрее. Рано или поздно он погибнет и тогда… последствия могут быть чудовищными. Вселенная, которую мы знаем, перестанет существовать. Я должен попасть в свою лабораторию как можно скорее, я должен понять что делать. Потому что я не помню как это произошло. Как я оказался... в коме?

Все было иначе. Не было тихоходки, не было прыжков и спорового двигателя. Кое-что он видел, но этого он не знает. Возможно ли, что и тот, другой Пол этого не знает? Или просто скрыл, как и многое другое.