в соавторстве с братом
— Спас, — тихо хмыкнув, Тор отвел взгляд в сторону и откинулся на спинку кресла, уложив голову на не особо мягкую поверхность. Ему было достаточно удобно, чтобы закрыть глаза и расслабить тело, но недостаточно, чтобы расслабить разум и позволить душе отдохнуть. Что-то тревожило изнутри, безмерно, и, казалось, стоит заглянуть в эту темноту сознания еще глубже, как в колодец, что-то да отзовется… Он чувствовал опасность, но не понимал, откуда, и нарастающий с каждой секундой вихрь эмоций терзал и так уставшее сердце.
— Я так устал с тобой прощаться! — воскликнул он на пределе шепота, вдруг откровенно обреченно, с горечью, не скрывая самой чистой и наивной детской обиды, повернув голову к брату, чтобы посмотреть ему в глаза с вопросом. — Почему ты напал на меня?.. Зачем ты здесь сейчас? — начал задавать вопросы Тор, все сильнее хмурясь. — Это как-то связано с Йотунхеймом?.. С Фарбаути?.. Скажи мне правду, я должен знать, что делать, — серьезно заявил Тор, устало вставая на ноги, но уверенно и целенаправленно к Локи, чтобы сесть совсем рядом. — Я ведь только что оставил тебя с матерью, с этой богиней снега. И с того момента сердце не на месте. Все ли в порядке?.. — уточнил он с необузданной тревогой, впиваясь в изумрудный взор собственным открытым и нетерпящим ни иллюзий, ни уловок, будто требующим оставить все хитрости в стороне, ведь слишком серьезный был вопрос.
Те имена, те слова, которыми бросается старший младший брат, Локи помнит, как будто из-за багряницы сотен тысяч лет. Он не прожил так много. Кажется… Или же?..
Там, на руинах Асгарда… Тор видел так мало за то краткое время, что находился «на руинах Асгарда». Те руины держались воедино лишь потому, что их последний царь хотел этого — ему не было больше места в целой вселенной. Только им же загубленный мир, собранный воедино, обратно, чтобы являть собой память, являть собой молчаливый, мёртвый упрёк, и бесконечную, навсегда тяжкую вину.
Фарбаути… Йотунхейм…
Даже то, что сам Локи «напал» на старшего младшего брата, было как будто пару веков назад. Время обманчиво. Оно никогда не идёт вспять, но вперёд может идти по-разному. Слишком быстро или слишком медленно. А в случае чёрного бога…
Изумрудные глаза, с неестественным, теперь приглушённым волей своего хозяина светом, впиваются в лицо брата, в лазурный взор, но теперь не так, как раньше. Нега, мягкость, еле уловимая нежность под покровом ночи над тихим немецким пригородом — всё это пропадает разом, рассеивается в пыль, оставляя после себя потухающие, остывающие следы. Их место занимает холод. И время из глубин памяти чёрного бога вновь стремится вперёд — прямиком на него, ударяя с размаху, тяжёлым хуком, разбивая лицо в кровь.
Россыпью багровых жидких капель, тягучих, солёно-стальных на вкус. Кровь, что, начав с рубиновых брызг, закончилась багровыми реками.
Закончилась ли?..
«Я так устал с тобой прощаться…» — лезвия, вспоровшие мёртвые, холодные как лёд вены. Медленно, так же тягуче, как стекающая багряная капля, улыбка пропадет с бледного лица последнего царя, исчезая в чёрной бороде. Тонкие губы, почти обескровленные, как всегда потрескавшиеся, теряют в своих уголках ускользающие блики только-только подступившего тепла. Возвращая назад…
На лице не дрогнет ни одна мышца. Не выдаст взгляд, ни вдох, ни выдох. Локи смотрит в лицо, умоляющее, обиженное, отчаянное, любимое… Последнее слово вздрагивает само, трепещет на границе памяти и вдруг расходится сотней трещин по стеклу. А за ним — весь мир….
Весь мир вдребезги без этого слова.
Весь мир в прах без него.
Агонию, исступление и крик…
Без него…
Без…
Локи почти хочется произнести это вслух. Боль многих заставляет кричать. Но кого-то она заставляет говорить. Почти. Почти…
И всё же молчит. Не шевелятся руки, не вздрагивают пальцы. И в тишине, повисшей между двумя братьями, еле слышно его короткое дыхание — немного, самую малость, лишь бы немного в лёгкие, немного в грудь. Словно капля воды, смочившая губы умирающего от жажды.
Королевство вечных Зим… Богиня снега… «Что делать?..» Знать, понимать, требовать ответа. Потому что тьма движется с Запада — ведь, так?..
Она встаёт чёрной тенью за его спиной. И в чернильных завихрениях, повторяющих сплетения тайных троп мироздания, там, куда ему так больно обернуться, идёт битва. Страшная война. Лязг мечей, звуки орудий, и… это невыносимо ненавистное шипение.
Чёрные нити, опутывающие тела умерших.
Чёрные сгустки космических паразитов, обретших разум и волю.
Чёрная чума, пожирающая, выедающая изнутри.
«Хочешь знать, каким был твой брат?.. Каким он был перед тем, как…»
Одна рука неспешно взлетает вверх, и ласковая ладонь нежно ложится вдоль щеки бога грома. По тонким губам снова улыбка, но тихая, печальная, балансирующая на грани успокоения и вечного, непроглядного забытья. Светлая печаль на лице чёрного бога. Так кажется в свете изумрудных глаз, на постаревшем, приобретшем морщины лице Древнего. Ладонь замирает, застывает на пару мгновений, словно тоже хочет удостовериться, что всё правда, что так безумно близко не кто-нибудь, но Тор. Пальцы расходятся по коже брата, нежными прикосновениями, дотрагиваясь до кромки губ. Изумрудные глаза позволяют себе соскользнуть с цепкого лазурного взора и проследить действия своих рук. Локи сидит вполоборота и не замечает, как подаётся чуть вперёд, сокращая остаточное расстояние. Ладонь поднимается чуть выше по лицу брата, пока кончики пальцев не дотрагиваются, бережно, трепетно, до глаза повелителя молний…
Из-под ладони еле заметно мелькает изумрудный магический блеск. Тор закатывает глаза и тихо оседает, проваливаясь в глубокий сон. Обмякает в руки чёрного бога, и тот подхватывает его, заключая в объятья. Великий маг медленно укладывает Громовержца на кровать, на перины и подушки, легко и просто, будто бы маленького ребёнка. Изумрудный взгляд неотрывно наблюдает за умиротворением на лице спящего. Молчаливая тишина, сквозь которую еле слышно спокойное, размеренное дыхание.
Локи вновь замирает над ним, лежащим на кровати как полагается. Ещё одно прикосновение, кончиками пальцев вдоль лица, по скуле и вниз, к шее. Чтобы потом вздрогнуть, опомниться и разорваться. Чёрные дуги бровей задумчиво нахмурятся, пока горящие глаза всё рассматривают старшего младшего брата. Всё смотрят, пока за спиной памяти всё ещё длится бесконечная битва. И чёрный меч раз за разом разрывает проклятое Вселенной существо…
Свет в комнате меркнет, и тишина, мрак поглощают в себе чёрного бога. За окнами маленького отеля тоже гаснут огни, а потом и исчезают все виды, заволочённые чёрным магическим вихрем…
«Почему ты смотришь на меня столь пристально?..»
Тор смотрел на Локи. Смотрел, не мигая, будто боясь что-то упустить и оставить неизведанное незамеченным. Он смотрел в самую глубину родных глаз, не видя ни возраста, ни перемен, ни чар, обративших его младшего брата в могущественного темного бога. Он все равно видел только своего брата. Того самого юного принца, с которым гулял по королевским садам, с которым отправлялся на самые необыкновенные приключения в Альвхейм. Видел все свое счастливое детство, разделенное на две души, а следом — все то горестное и теперь уже безвозвратно утерянное… Юность, в которой их пути разошлись. И к чему в итоге привели обоих.
Одно око, но в нем мудрость, которой не обладал прежде, глядя на мир двумя глазами. Ясность досталась Громовержцу дорогой ценой, дороже которой не представить. И боль в сердце не затихала, она стала с ним единой, порой лишь сжимая свою железную хватку сильнее. Как сейчас, когда при взгляде на Локи его старший брат вдруг осознал, что видит не только Черного Бога, последнего Царя… Он видит Локи. Своего Локи. Того самого, которого потерял в руках смертоносного Таноса. Словно воплощение гнева, боли… И тех самых произнесенных напоследок слов.
Ему не стать богом, жестокому титану… Ему нет. Но Локи стал. Эта тонкая нить между миром живых и мертвых, между двумя реальностями, соединенными одной отчаянной клятвой, между правдой и правдой, ложью и ложью, всеми его, Тора, ошибками… от сердца к сердцу, через еще одно, юное, робкое… эта нить прошила его насквозь, не оставляя места ничему другому. Не осталось мечтаний былых времен, храброй молодости, не осталось любви к другим существам, к другим мирам, к другим реальностям. Были только они вдвоем, два брата и кровавые тропы между ними.
Пустота на Его лице — все равно что потеря единственного источника света, и Тор испугался как ребенок заметных перемен, не скрывая подернутого слезами взгляда, ставшего таким встревоженным. И смутился еще больше, получив вдруг взамен на свой страх улыбку. Что-то происходило там за этими глазами, что-то непоправимое, невидимое, но ощутимое столь сильно, что Тор почти решился сказать об этом вслух. Сколько раз он смотрел так на брата и не видел борьбы в его душе за свет… Теперь он видел борьбу тьмы с еще большей тьмой.
«Умоляю… Братик…»
С приоткрытых губ почти слетели слова, но прикосновения будто забрали у него силу голоса, лишь взгляд красноречиво пристальный не отрывался от любимых изумрудных глаз, пока око не закрыли…
— Локи, — шепнул еле слышно Тор, чувствуя сейдр. Он не хотел спать, не желал так терять связь с братом, возможность все выведать, открыть те невыносимые тайны, от которых встрепенулось в груди сердце, но магия Локи оказалась сильнее, и Тор потерялся в напущенном на него мраке…
Постепенно вокруг через темноту пробиваются звезды. Их робкий свет касается его бледной кожи, оседает на латах словно песчинками космической пыли. Вокруг свет, но там же и тьма. Он видит, как на фоне горящих звезд темнеют силуэты погибших. Их сотни… Темные тени парят в невесомости вокруг него. Темные тени на фоне бесконечности — все что осталось от его жизни.
«Что мне еще терять?..»
Вдруг света становится еще больше, он все ярче. Обволакивает как в объятия, сжимает до боли, сжигает до крови. За его спиной солнце, а впереди вновь темнота, и он на границе между ними, держится из последних сил и кричит… Кричит в пустоту, сгорая заживо. Но чтобы убить его самого нужно что-то сильнее. Почему-то так хочется оказаться слабым. Чтобы это жгучее солнце все же смогло его поглотить, забрало у того живого мрака, с которым он постепенно начал сливаться воедино душой и сердцем.
Сгорай, сгорай же!
Но все попытки напрасны. Все бессмысленно, бесполезно, и даже стоя перед врагом, он не может его убить. Он попытался? Он действительно попытался… Но всего мало. И он слаб, слишком слаб, чтобы что-то исправить. И накрывает с головой отчаяние.
«Нет!.. НЕТ!»
— Нет, — шепчут пересохшие губы. По лбу катится капля холодного пота, он вьется на постели как смертельно раненый, сжимая, сминая одеяло.
— Нет! Нет! — собственный голос будит его из кошмара и Тор резко приподнимается над подушкой, почти что падая полубоком на край постели из того положения, в котором промаялся всю ночь. Край кровати, слишком широкой, утыкается в прикроватную тумбу, а на ней часы и лампа в античном стиле мидгардцев...
С трудом дыша, Тор оглянулся вокруг. Комната была в три раза больше той, в которой Громовержец закрыл глаза. От убранства веяло дороговизной, и пускай Тор знал хоромы дороже и жил в них, тем более, веками, смену обстановки было трудно не заметить. Нахмурив лоб, он откинул одеяло и сел на кровати, чувствуя под ногами мягкий ковер. В одних только брюках, и даже не тех, в которых был еще как будто минутами ранее...
Тяжело дыша после кошмара, Тор положил руку на сердце, пытаясь его успокоить. Золотые волосы спали с широких плеч, повисли вдоль лица склоненного Громовержца, заблестев в лучах утреннего солнца. Источник света был за окном, просторным, широким, балконным. Подняв голову, Тор напряженно встал на ноги, подошел к шторам, одним сильным жестом их раздвинув… И обомлел, обнаружив перед собой Нью-Йорк вместо глуши Европы. Башня Старка виднелась вдали словно маяк, притягивая к себе его вмиг испуганный взгляд.
Отступив на пару шагов назад, Тор покачал головой, растеряно и почти что сердито. Зачем Локи перенес его в Нью-Йорк? Ради каких целей?.. [AVA]http://funkyimg.com/i/2MPgY.png[/AVA]