when the night is cold and you feel like no one knows
what it's like to be the only one buried in this hole
YOU CAN MAKE IT TO THE SUNRISE
i won't go to my grave until a difference is made
Война подходит к концу. Маркус чувствует это, но страшится произнести вслух, будто может прогневить Всевышнего своей надеждой, и все опять полетит к чертям. Всевышний и так от них не в восторге, Страйдер боится рисковать даже таким малым, как трепет в груди в преддверии свободы. Да он и не уверен, что сможет облечь в слова это дерзкое чувство близости мирного неба, будто забыл уже, как терпкой сладостью отдает на языке слово "мир" и как легко срывается с губ "свобода". Историзмы. Вот, чем стали эти слова для жителей пещер. Когда устаревает даже не само понятие, а когда из жизни уходит сам предмет. Эти слова стали бесполезны, потому что нечего было больше ими называть. Но сейчас — сейчас Марк как никогда верит, что однажды это может кончиться: вылазки, оружие, пещеры и сопротивление. Их так много, и они так сильны, это случится не завтра, но, может быть, через пару лет они больше не будут бояться смотреть на мир глазами без серебра. И оттого Марк устает лишь сильнее — близящаяся линия горизонта не придает сил для нового рывка, а лишь напоминает, как долго и безнадежно он к ней стремится. Сколько успел потерять на этом пути. Война изматывает Марка. Идет десятый год после вторжения, и этот юбилей праздновать не хочется совершенно. Десять лет перманентного напряжения, десять лет нескончаемого страха за себя и за своих людей судорогой сводят что-то внутри него. Как затекают и деревенеют мышцы от перенапряжения — у Страйдера деревенеет что-то внутри.

Джем говорит, что он стал еще более жестоким и бескомпромиссным, чем раньше. Она садится за ним, когда Марк тяжело опускается на кровать, и принимается разминать ему напряженные плечи, постепенно заставляя лечь на живот и позволить ей добраться до всех узлов, до всех стянутых и усталых мышц. Руки Хоу всегда творят чудеса с Марком, успокаивают его, заставляют войну отступить. Смелая девочка не пускает апокалипсис за порог их комнаты. Иногда у нее получается провернуть такой же фокус с душой Страйдера. Но в последнее время это происходит все реже. Марк знает — она тоже чувствует приближение мира, она тоже уже робко позволяет себе представлять их будущий дом, их тихую жизнь. И Маркусу нестерпимо хочется дать все это ей, зубами выгрызть у войны. Ему хочется семью, хочется детей. Они не говорят об этом с Джем, в последнее время они не говорят очень о многом, боясь собственных мыслей. Тишина в пещерах становилась плотной.

Маркусу Страйдеру двадцать шесть и он смертельно устал от апокалипсиса.

Маркусу Страйдеру страстно хочется мира, и оттого он только глубже впускает в себя войну.

Марку страшно, что не сможет остановиться. И оттого он еще плотнее сжимает губы, когда с них уже готовы сорваться слова о близящейся победе. Он боится, что война закончится только вокруг него, а внутри — внутри него ей уже никогда не придет конец. И рук Джем уже не будет хватать, чтобы привести его в чувство, чтобы миру вновь распахнуть его душу. Марк думает, что, наверное, умрет, как только все закончится. Выполнит свой долг, спасет всех, спасет Джем и сестру, и тут же земля уйдет у него из-под ног, и истерзанная душа покинет, наконец, тело. В такие моменты, когда сил бороться с навалившимся грузом не остается вовсе, Марк прячет лицо в волосах Джем и остается в таком положении, пока у него вновь не получается дышать. Иногда эти мысли настигают его в кровати и он, обняв Хоу со спины, утыкается лбом ей в лопатки и молчит. Иногда — он просто подходит к ней и стискивает в объятиях почти до боли. Она никогда не жалуется, но Страйдер чувствует, как она вздрагивает порой в его руках.

Его тихая гавань. Его маленькая Вселенная. Что бы он делал без нее? Марк медленно вдыхает ее аромат, смешанный с затхлым запахом пещер, а потом вспоминает кинотеатры, велосипедные дорожки и гараж отца, вспоминает своего пса, школу и забегаловку через дорогу от нее, и ему снова хочется жить. Воспоминания тлеют, пламя войны длиной в десять лет пожирает их жадно и беспощадно, но Марку этого достаточно, чтобы победить свой страх. Джем, Джейми, эти смелые девочки заслуживают мира. Все в этих пещерах заслуживают мира, и смотрят порой на Марка так, будто ждут, что еще чуть-чуть и он совершит чудо, спасет всех, в один миг прогонит пришельцев так, как он уговорил Странника перейти на сторону повстанцев. Страйдер изо всех сил старается оправдать ожидания его людей, но волшебного щелчка пальцами все никак не следует, а живой и дикий Марк становится все более жестоким и озлобленным.

Время идет, людей становится все больше, их уже несколько сотен, они захватывают склады, уничтожают медицинские центры, они действуют все более открыто, более опасно и рискованно. Они все меньше боятся. Они объявляют Душам войну — не партизанскую, а настоящую. У пятой группы есть вертолет, у них — целый парк автомобилей. И Маркус мог бы успокоиться, Маркус мог бы делать свою работу, но вместо этого он никак нем может отделаться от ощущения, что все, что он делает — недостаточно, что он мог бы бороться лучше, отчаяннее, эффективнее, что он недостаточно хорош, слишком слабый, слишком усталый. Над Страйдером довлеют ожидания и надежды всех вокруг. Над Страйдером довлеет весь мир, неподъемной тяжестью опускающийся на плечи.

Скажи мне, Атлас?..

full of despair inside a darkness, self conscious and scared, held prisoner of war

running out of air, buried in a sadness, searching for a way to escape the madness
A DIRE NEED FOR CHANGE AS WE FIGHT FOR BETTER DAYS
the hurt and the pain cut deep like a razor blade, holding in a cry for love, abandoned and afraid
Маркус слышит шум и щелчки предохранителей, будто весь его организм настроен только на эти звуки.

Страйдер оставил несколько человек снаружи, хотя этот склад и подготовлен к сносу, здесь не должно было ничего случиться, они получили точную информацию. На улице вскрикивает Эбби — ей чуть больше двадцати, и она чудом избегала внедрения несколько лет, прячась в небольшом городе на Аляске, куда едва добиралась цивилизация. Ее просто не могли найти первое время. Но Души рано или поздно ловят всех одиночек. Когда Эбби проснулась после извлечения, она была что звереныш из чащи леса — одичала совсем в одиночестве, а потом в плену в собственной голове, не помнила своей фамилии, боялась Душ как огня, даже Санни, которую тронуть-то страшно, вдруг больно сделаешь. Марк взял Эбби на вылазку в первый раз, выбрал самое безопасное место из возможных, просто чтобы вывести ту из пещер, напомнить, что вокруг тоже есть жизнь. И именно в этот раз что-то должно было случиться.

Страйдер вылетает из склада, на ходу доставая пистолет. Он боится, что кто-то из четырех оставленных снаружи человек успеет с перепугу пальнуть по тому, кто так их напугал. Маркус не хочет лишней крови, только не на чужих руках. Он последними словами кроет свое желание взять неопытную группу, но их же нужно как-то обучать, черт возьми. У двоих из оставленных в карауле есть пистолеты. Еще у двоих — усыпляющее лекарство.

Ничего не должно было случится. Ничего. Черт возьми.

Марку требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету, когда он выскакивает из склада на улицу. Наверное, поэтому в первый момент ему кажется, что это просто злая игра воображения и слепящих солнечных лучей, когда он видит того, кто напугал Эбби и остальных.

— Опустите оружие! — рявкает Марк, подходя к замершим людям.

Сзади он слышит приближение остатков группы. Он взял столько человек просто потому, что нужно опустошить склад, а не из-за потенциальной опасности или необходимости прикрывать отход. Они даже не надели респираторов для защиты от усыпляющих распылителей Душ, которыми любят пользоваться Ищейки, чтобы ловить мятежников. Теперь-то они не рискуют убивать их, теперь им нужна информация и каждый даже самый упрямый Носитель подвергается внедрению. Но на группе Марка только бронежилеты, и то из-за введенных Джебом жестких правил для новеньких групп. И за всех этих новеньких Страйдер отвечает головой. Он подходит ближе, рассматривая замершего незнакомца, на которого ощетинились оружием и распылителями его подопечные. Тот не двигается. И определенно не является Душой. Возможно, так могло показаться на первый взгляд — его льдистые голубые глаза блестят на ярком солнце, будто действительно наполненные серебром. Не удивительно, что он так напугал Эбби.

То, что напугало самого Страйдера, так это сосущее под ложечкой чувство, что он знает этого человека.

— Опустите оружие, живо! — еще раз повторяет Маркус, вставая между мужчиной и своей группой. Он боится, что нервы у новеньких могут не выдержать. Он демонстративно ставит свой пистолет на предохранитель и засовывает его за пояс брюк. — Это не Душа. Успокойтесь.

А потом поворачивается к причине суматохи и молчит, рассматривая его. Мужчина одет не по погоде — одежда слишком теплая для пустынь Аризоны, но что важнее — он одет не по времени. Страйдер знает, где видел эту одежду, Страйдер знает, где видел эти скулы и этот взгляд, Страйдер боится сказать это вслух. Так же как и с надеждой на мир, как ожидание конца апокалипсиса. Марк рассматривает лицо напротив дольше, чем нужно, дольше, чем того позволяют правила приличия. За этими новыми огрубевшими чертами прячется человек, которого Страйдер когда-то знал.

— Улэ? — он боится не угадать. Он боится, что если произнесет это в слух, если озвучит надежду на встречу со своим старым другом и ошибется, то боль от разлуки будет уже не унять. Маркус очень долго учился не пускать в свое сердце надежду, чтобы собирать его обломки незадолго до последнего рубежа. Страйдер видит подтверждение своей догадки в лице напротив, и внутри развязывается один из узлов, до которых не смогли дотянуться даже руки Джем. Жаркий воздух этого места будто превращается в освежающий бриз. — Черт возьми, дружище, когда мы виделись тебе не было и двадцати![NIC]Marcus Stryder[/NIC][AVA]http://funkyimg.com/i/U6qL.png[/AVA][SGN]i'm a reckless mistake, i'm a come on too strong,
i am the color of boom that's never arriving, i'm a burn out quick pace

all my life I've been living in the fast lane, can't slow down i'm a rollin' freight train
one more time gotta start all over, can't slow down i'm a lone red rover
[/SGN][STA]burn out[/STA]

fight because you don't know how to die quietly
Цвет Маркуса Страйдера — алый. Цвет горячей крови, цвет войны, цвет ярости и любви, цвет всего самого человеческого и отравляющего. Маркус Страйдер — горит разъедающей до костей человечностью. Маркус Страйдер отчаянно хочет остыть.

Его окружает мертвая пустыня насколько хватает глаз, и от ее жара и духоты Маркус пылает только ярче. Воздух здесь обжигает легкие, будто вдыхаешь песок, а на несколько десятков километров вокруг нет ничего живее редких сухих деревьев, не способных вырасти больше пары метров. Маркусу иногда кажется, что он едва ли живее их. Эти деревца — жалкие напоминания о жизни, спрятанные между камней, песка да скелетов сгинувших животных — то ли от голода и жажды, то ли задранных хищниками. Не сказать, чтобы люди, которых щедро укрыла пустыня, чем-то лучше местных шакалов. Жалкие, озлобленные, вынужденные довольствоваться падалью.

Марку кажется, что он пылает каким-то адским пламенем, как перегревшийся механизм. Напряжение, страх, злоба — все это будто прожигает его насквозь, еще немного и кожа покроется неприглядными волдырями, а все, к чему он прикасается, будет обращаться в пепел. У Маркуса жар. Он болен апокалипсисом. Мир вокруг затягивает алое марево жара, цвет этот режет слезящиеся от дыма пожара глаза. Страйдер хочет остыть — с головой погрузиться в тишину и мир, захлебнуться ими. Наверное, стоит им к нему прикоснуться и повалит пар, — его жар испаряет любую попытку мира, тело отвыкло, он сам отвык. Ему помочь может разве что студеный колодец или горное озеро, где вода такая холодная, что тело сводит судорогой. Или — сырая земля. Возможно, став последним пристанищем, безжизненная пустыня смилостивится над мятежной душой и подарит Марку покой.

Иногда Марку страшно прикасаться к Джем, он боится прожечь ее кожу насквозь. Он с трудом одергивает себя, чтобы не оглядываться в ожидании, что их каменная комната вот-вот займется пламенем, сгорит дотла огнем, занявшимся от Марка. Он знает, что не имеет права остыть. Не имеет права сломаться, дать слабину хотя бы на секунду, сорваться, разбить в кровь кулаки о нервную стену в бессильной злобе. Марк должен гореть — жизнью, надеждой, согревая и подбадривая других людей, и не важно, что после этого внутри него останется только пепелище и горькая пустота. От Марка ожидают это, на Марка надеяться, Марка распаляют, чтобы он пылал ярче, языками пламени доставая до небосвода, чей вес и так несет на своих плечах.

Марк хотел бы опереться на сильное плечо, да по злой насмешке судьбы не нашлось никого сильнее и яростнее, чем он — в Джем лишь стабильность и уверенность, она — дом, к ней легко возвращаться, ей бы доверять протоптанные дороги, но новые — новые топтать Марку приходится самому. Джейми — храбрая, сильная девочка, похожая на Джем и Марка одновременно, будто и правда они ее родители, а не только кажутся таковыми в тишине вечеров — еще слишком мала, да и не может Марк позволить себе разделить с ней свой огонь, любоваться на который приятно лишь издалека, а присмотришься внимательно — и виднеться начинают черные языки пламени, а токсичный жар апокалипсиса кислотой обжигает, разъедая кожу до костей. Марк не может сказать Джейми, как страшно и тяжело ему порой бывает, ведь младшая сестра смотрит на него, будто он ее герой, как те, о которых снимают фильмы, рисуют комиксы и пишут песни. Джейми верит в него со всей искренностью ребенка, под чью кровать Марк заглядывал в поисках монстров, и решимостью взрослого, выбравшего человека, в чьи руки не страшно вложить свою жизнь. Марк не уверен, что его руки так уж безопасны.

Марк чувствует себя огнем, который апокалипсис изолировал, последовал инструкциям по технике безопасности и плотно закрыл двери и окна, чтобы задушить пламя. А потом кто-то распахнул форточку. Совсем небольшую, едва ощутимая надежда подцепила нехитрый механизм, даже не открыв все окна, не выпустив огонь, всего лишь два ему вдохнуть. И языки пламени полыхнули взрывом, вышибая окна, вырываясь на волю вдвойне сильнее, яростнее, опаснее. Марк — этот огонь, ревущий из окна, да только не знающий, куда перекинуться дальше, пожирающий сам себя. Еще немного и он начнет потухать, истощившись, исчерпав все свои силы и свою ярость.

our hearts alive, firestones, and when they strike sparks will fly, they ignite our bones but when they strike, we light up the world

Маркус задыхается на секунду, когда Улэ обнимает его, все ожидает, что сейчас, сейчас тот отпрянет, обжегшийся, но Улэ, как и в их первую встречу, по неведомой Марку причине не чувствует угрозы. Свободный сын Шотландии будто родственное бунтарство углядел в ребенке апокалипсиса, да так и видел в Марке то, что, кажется, порой сам Страйдер не мог в себе разглядеть — причину доверять и доверяться. И верить в него. Марк до сих пор не знает, чем заслужил, чем смог урвать у страны и Марии Стюарт немного собачьей преданности Улэ. Холодной, как сталь его мечей, и такой же бескомпромиссной. Мечам не страшен огонь — они рождаются из него в душных кузнецах, оттого, наверное, Улэ и не обжигается о Марка, разжимая объятия.

Марк невольно ухмыляется, слыша слово "живой". Слишком живой для этого места, для апокалипсиса, для Душ. Марк уже не уверен, что это комплимент и повод для радости. Порой кажется, что умереть и сдаться проще и правильнее, Маркус, может быть, и умер бы, если бы знал, что отправится на тот свет один, встречаться с тем, кто сплел его судьбу из лишений и боли, столь же мучительных, сколь сладкой была подаренная ему любовь. Но дело в том, что у Марка не получится умереть в одиночестве. Ни Ад, ни Рай не смогу отобрать у него Джем, так, кажется, они решили. Марк не может позволить ей проверить это обещание на прочность раньше времени. Марк коснулся своим огнем слишком многих человеческих душ, чтобы останавливаться теперь.

— Дерьмово выглядишь, — радостно скалится Марк, его черты тоже преображаются, вслед за мальчишечьим нахальством, что пробивается сквозь улыбку Улэ. Он изменился. Не просто повзрослел — постарел сказал бы Марк, если бы Улэ был настолько старше него самого. Марк прячет за шуткой беспокойство и мучительное любопытство, он хочет узнать, что случилось с Улэ за время их расставания, да сомневается, что беззаботные дни способны так менять людей. У Улэ в глазах — все льды мирового океана теснятся острыми углами, айсбергами и пробирающим до костей холодом. Обжигающим холодом. Таким же, как огонь Марка. — Кажется, не из французских садов ты к нам явился. Надо бы тебя переодеть. Спустя шесть веков, мне подвернулся шанс отплатить тебе за хлеб и рубашки, которыми со мной поделился. 

Улэ для Марка точно тихая гавань для измученного штормами моряка. Марк неопределенно машет рукой остальной группе, даже не оборачиваясь. Он смотрит на Улэ, даже после разомкнутых объятий продолжая сжимать его руку чуть выше локтя, будто боясь, что он всего лишь мираж пустыни или злая насмешка Морфея. Марк на секунду выглядит так, словно пытается найти в Улэ силы держаться на ногах, не сгибаясь под тяжестью небосвода, который Страйдер взвалил себе на плечи. Улэ — единственный, за кого Марк цепляется, с которым они поменялись ролями за пределами этого мира и времени. Улэ подарил Марку ощущение безопасности, снял часть неподъемной ноши с плеч Марка, переложив ее на свои, поверил ему, доверился и ничего не попросил взамен. Улэ защищал своих людей с той же отчаянной преданностью, с которой Марк готов был умереть за своих, и в какой-то момент Страйдер сам оказался за сильным плечом — совсем не тем, кто будет ложиться на колючую проволоку, чтобы по его телу прошли другие.

Улэ — то сильное плечо, которого так не хватает Марку в этой богом забытой реальности. Тот, кого Марку, кажется, всегда не хватало, совсем не похожий на него, и оттого так идеально подходящий. Другой и оттого равный.

Если Улэ — это вода и лед, то Маркус — это огонь и пустыня. Если Улэ — синий и сталь, то Маркус — алый и песок, если Улэ — громкая режущая слух тишина, то Маркус — дикий животный крик. Они не должны были познакомиться, а теперь отчего-то не желают расставаться.

— А потом нужно... — Маркус сглатывает, и отводит взгляд, как всегда делает, собираясь поступить "как правильно", а не как мучительно хочется, потому что он всегда думает о других прежде чем думает о себе. И даже если Улэ нужен ему сейчас как никогда — с его верой в него, с его решимостью, верностью и смелостью, он все равно не скажет об этом, не попросит, не заставит остаться из такого же чертового чувства долга. — Потом нужно найти возможность вернуть тебя домой. Разломы обычно появляются рядом, если мы... если мы поищем, то наверняка где-то недалеко есть ведущий к тебе домой.[NIC]Marcus Stryder[/NIC][AVA]http://s8.uploads.ru/DKIdg.gif[/AVA][SGN]i'm a reckless mistake, i'm a come on too strong,
i am the color of boom that's never arriving, i'm a burn out quick pace

all my life I've been living in the fast lane, can't slow down i'm a rollin' freight train
one more time gotta start all over, can't slow down i'm a lone red rover
[/SGN]

put your empty hands in mine and show me all the scars you hide
if your wings are broken, please take mine so yours can open too
cause i'm gonna stand by you
Они держали друг друга на плаву. Улэ учил Марка искусству владения мечом, раз за разом укладывая того на лопатки, с легкой улыбкой слушая, как ворчит сквозь смех Страйдер, поднимаясь с земли и потирая ушибленные места. Марк показывал Улэ приемы рукопашного боя, до изобретения которых были еще века и десятилетия. Они учили друг друга защищать тех, кто им дорог. Они видели друг друга в лучшие времена во всем блеске их силы и мужества. Они помнили друг друга в самые ужасные моменты.

Марк с силой разжимал пальцы Улэ, которые стискивали эфес меча так, что бледнели костяшки, а сами руки сводило от напряжения. Он осторожно отложил меч и прикрикнул на прислугу, требуя принести ему тряпок и теплой воды. В обычное время Марк бы ни за что не стал контактировать даже с обслугой в замке, но сейчас ничто из его сомнений и опасений не имело значения, не когда Улэ потряхивало от раздирающего его желания броситься убивать вновь. Марк опустился на колени перед сидящим на кровати Сетоном, все еще сжимая его руки, будто боялся, что, если отпустить, он потеряет единственную связь с реальностью. Обычно спокойный и отстраненный Улэ напоминал взбесившийся океан, с дикой яростью, бросающийся на скалы, будто пытаясь пожрать сушу. Черные волны огромной силы все накатывали и накатывали, пенились, ревели. Улэ пугал. Марк всего однажды в глубоком детстве видел шторм. Подсвеченный луной разбушевавшийся океан напоминал горящее, кипящее небо. Улэ был чертовыми пылающими небесами.

Марк, ожидая прислугу, разжал вновь стиснутые в кулаки руки друга, легко массируя тыльную стороны ладоней, размазывая кровь еще больше.

— Все кончилось. Это было ужасно, но ты сделал все правильно. И теперь тебе нужно выдохнуть. Хорошо? — Марк осторожно коснулся губами отдающих металлом и потом ладоней Улэ, успокаивая. — Дыши.

Марк продолжал говорить что-то простое, чем обычно успокаивал Джем, не задумываясь о том, что он говорит, главное, давая Улэ что-то, на чем можно сосредоточиться кроме собственной ярости. Слова Марка лились, не прекращаясь, пока он обмакивал принесенные тряпки в теплой воде и стирал с Улэ кровь, осторожно обмывал его руки, будто они были хрупкими, хотя совсем недавно именно они нести смерть и страх. Марк говорил о звездах, говорил, что помнит то, что видел Странник, что где-то существуют целые миры, покрытые водой или льдом, говорил о своем псе, который был у него в детстве. Марк говорил и говорил, и Улэ дышал в такт его словам, успокаиваясь.

— Она в порядке, Улэ. И я хочу быть уверен, что в порядке и ты.

Марк тогда остался рядом с Улэ на всю ночь, бездумно водил пальцами по его плечам свободной рукой, пока тот пытался уснуть под негромкие рассказы о другом времени, о таком удивительном будущем — о стальных птицах, бороздящих небо как корабли водную гладь, о желтой и красной пустыне и огромных городах. О свободе и рабстве, об удивительных и пугающих Душах. Марк чувствовал, что завтра у него останутся синяки на той руке, что сжимал Улэ, но ему было плевать. Пока его достаточно было для того, чтобы вытащить Улэ из лап его демонов, Марк мог стерпеть любую боль. Окровавленный, страшный Улэ, точно сам демон ада выбрался из-под земли, чтобы встать на защиту Марии, едва ли был похож на того, кто встретил Марка среди ровных рядов деревьев перед замком, но оттого был только роднее и ближе.

even if we can't find heaven,
i'll walk through hell with you

Марк вздрагивает, Марк смотрит на Улэ с состраданием, не смея испытывать к сильному шотландцу жалость. Он выглядел потрепанным, усталым, застывшим будто, океаном, скованным льдом, запертым под тяжестью собственных окоченевших вод. Марк не спрашивает, что случилось, тянется невольно к вороту Улэ, видя там след, содрогаясь от того, что кто-то посмел надеть ошейник на его свободного друга, сковать его, забрав свободу. Для Марка это слово значит куда больше, чем принято видеть в нем. Для Марка свобода — самая большая ценность, определяющее в жизни, то, ради чего живут или умирают, не добившись. Это особенность любого беглеца от целого мира, оскалившего клыки, чтобы тебя пожрать. Это особенность апокалипсиса Марка. И он запоздало понимает, что свобода, которую так хочет вдохнуть здесь Улэ — ничем не лучше его подземелий. Даже если заветная победа уже маячит на горизонте.

Пальцы Марка замирают в нерешительности около шеи Улэ, он не хочет причинять другу еще больше боли, чем он уже вытерпел. Страйдер не спрашивает, что случилось, за что тот угодил в кандалы, даже не думает придавать этому значения. Что бы Улэ ни делал, кого бы ни убил, Марк готов вновь опуститься перед ним на колени и смывать с рук кровь, не спрашивая и не осуждая.

— Возвращаемся. Он идет с нами, — он остается со мной. Тон Марка не терпит возражений, и группа разворачивается к машинам, загружая последние коробки со склада. Люди не спрашивают имени незнакомца или причин его появления, они верят Марку — Марка это пугает иногда до ужаса, то, сколько доверия испытывают к нему эти люди, какую ответственность возлагают на него, — да и на этой планете теперь ты по определению "свой", если в твоих глазах нет серебра. А в глазах Улэ лишь усталость, тоска и робкая радость. — Ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь, мой дорогой друг. Я не обещаю покоев и садов, но ты будешь в безопасности и сыт.

Марк проглатывает "ты можешь остаться здесь навсегда". Ты можешь остаться здесь и позволить мне отплатить тебе за то, как спокойно я чувствовал себя рядом с тобой, за тишину моей мятежной души, что ты подарил мне во Франции. За твою доброту, смелость и веру в меня. Марк не говорит ничего из этого, позволяя Улэ решать. Его довольно держали в кандалах, он не хочет сковывать друга еще сильнее своей привязанностью и своими просьбами. Марк хочет дать Сетону свободу выбора и пути.

— Я так много рассказывал тебе о машинах, не желаешь прокатиться на такой? Здесь, конечно, можно добраться пешком, но мы не будем пугать людей твоим видом еще больше, — Марк снова улыбается, подбадривает, переливается будто мягкими языками пламени. Греет огнем, не обжигая, будто Улэ успокоил его, порывом северного ветра приглушил пламя, заставив его согревать всех вокруг.

Марку хочется извиниться за то, что он заставляет Улэ вновь опуститься в подземелья, будто это может напомнить ему о том же, что не дают забыть раны на запястьях. Он кладет горячую ладонь на спину Улэ, стараясь как-то поддержать, страшась того, что Улэ почувствует, вновь называя каменный мешок своей спальней. Пещеры, будучи убежищем, иногда и правда напоминали чересчур живому и подвижному Марку тюрьму — загнанный сюда не по своей воли, пусть спасенный и укрытый, он был заперт, скован высоченными стенами и длинными коридорами.

На подземной стоянке, пока остальные разгружают привезенное со склада и тихо переговариваются, Марк достает из сумки лекарство душ и подходит к Улэ, на долю которого сегодня выпало слишком много поражающих воображение сюрпризов. Вокруг них снуют люди, шумят моторы машин и мотоциклов, кто-то возвращается с соседней базы, кто-то проверяет пистолет и запрыгивает на мотоцикл. Шлемы отлично закрывают глаза от ненужного внимания, а белая форма Ищеек и их же мотоциклы помогают беспрепятственно перемещаться по городам, даже когда там усилили охрану. Пещеры напоминают улей, но Марк не ищет покоя здесь, его окружают живые люди, и он не смеет просить о большем. Кто-то машет Марку рукой, и он салютует в ответ.

— Давай немного подлечим тебя, — говорит Страйдер, встряхивая контейнер с лекарством скорее по привычке, чем считая это правда необходимым. Сейчас у них достаточно лекарств, чтобы можно было тратить их не на серьезные раны. Да и Улэ, судя по всему, достаточно натерпелся, чтобы заслужить немного чудес. — Это лекарство Душ. Мы сами не знаем, как оно работает, но, пожалуйста, доверься мне. Это очень... очень много для принятия, я понимаю.

Страйдер старается хотя бы немного облегчить Улэ то, что он сейчас увидит. Даже если когда-то он принял незнакомца с мерцающими светом далеких звезд очами. Марк берет руку Сетона и вспрыскивает едва начавшие заживать следы на запястье. Кожа вновь приобретает бледный оттенок, покраснение спадает, а раны сползаются, заживая за считанные секунды. Марк улыбается ободряюще, радуясь, что может сделать для Улэ хотя бы такую мелочь. Он бы предложил Сетону лекарство от боли, если бы чудесные технологии Душ были способны унимать боль внутри.

— Позволишь провернуть такое же с твоей шеей? — спрашивает Марк. — Если тебе нужны ответы, что за чертовщина происходит вокруг тебя, то я отвечу на все твои вопросы. Дальше в пещерах почти нет техники, там будет более привычно. Если ты, конечно, готов еще немного пожить в подземельях. Я мог бы перевезти тебя в группу Нео, они базируются в горах.

Марк вновь говорит, отвлекая Улэ от происходящего вокруг, от происходящего внутри него, сосредотачивая его внимание на себе. Он отводит в сторону ворот рубахи Улэ, чтобы добраться до рубцов, и, наконец, спрашивает:

— Что стало с Марией? — Страйдер мог спросить, что стало с тобой? Куда делся безупречный рыцарь, что учил меня драться на мечах, танцевать и разговаривать, как подобает послу? Куда делись сияющие доспехи и холодная решимость? Благородство и жизнь? Марк знает, что в ответе на этот вопрос услышит все, что ему нужно знать.[ava]http://67.media.tumblr.com/78707bada8a9486eb5a22a1413a0c6a6/tumblr_nmiaxjoTue1qbex3uo6_400.jpg[/ava][nic]Marcus Stryder[/nic][SGN]i'm a reckless mistake, i'm a come on too strong,
i am the color of boom that's never arriving, i'm a burn out quick pace

all my life i've been living in the fast lane, can't slow down i'm a rollin' freight train
one more time gotta start all over, can't slow down i'm a lone red rover
[/SGN]