anti you ты у меня девятый. |
Отредактировано Gavin Reed (2019-02-28 15:34:08)
CROSS-O-WHATSOEVER
Он рухнул, осыпав нас каскадом радужных брызг — █████, Великий мост пал, и мы потонули в люминесцирующем тумане. Наши машины взбунтовались, наша логика предала нас, и вот мы остались одни. В безвременном пространстве, с руками холода и их любовными острыми иглами — искрами обратно изогнутых линз.
BIFROST |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » BIFROST » beyond the standard model » — anti you
anti you ты у меня девятый. |
Отредактировано Gavin Reed (2019-02-28 15:34:08)
WARNING SYSTEM FAILURE
loading ...
loading ...
> pending network connection ...
> searching: NEW MISSION ...
> loading data ...
23 марта 2043 года.
Руководство принимает решение активировать имеющегося в запасе андроида / rd600 #711 248 503-71 / для дальнейшего оформления в поддержку детективу Департамента. Гэвин смаргивает мутную пелену помехов, моргает снова и снова, пока не видит картинку перед собой чётко — младший детектив Сара Томпсон уходит, даже не обернувшись в его сторону. Репутация конкретно взятого rd600 в коллективе (охуеть какая смешная) сложилась давно и прочно.
Гэвин — «убийца напарников». Лейтенант Андерсон отказался от него сам, приложив перед этим долгим и чувственным монологам о всех недостатках Гэвина, от начала и до конца. Было (неприятно) показательно.
Сара щёлкает пальцами и выглядывает из-за стеклянной перегородки, привлекая внимание. Визуальные сенсоры с трудом фокусируются на ней. Гэвин удивлённо вскидывает брови, так и не сойдя с «подставки».
— Тебя ждут, не тормози.
Месяц назад он сам принял решение уйти в режим энергосбережения, оставшись в подсобном помещении Департамента. В данном участке, да и во всём городе не было проблем с недостатком кадров — точнее, с недостатком таких кадров. Капитан Фаулер одобрил решение сразу, как только Андерсон покинул стеклянную клетку кабинета. Несмотря на звукоизоляцию, прекрасную речь слышали все.
Гэвин помнит — тогда он чувствовал себя отвратительно.
Непередаваемые ощущения.
Часть кластеров с сохранёнными впечатлениями до сих пор перегружена.
Первые несколько шагов как будто даются с трудом.
На капитана Фаулера он натыкается в проходе между столами, так и не дойдя до кабинета. Замирает, переводя взгляд на детектива, хмурится. Рихард…
Гэвин регистрирует ассоциацию за ассоциацией, около десяти эмоциональных окрасок в секунду, пока не выбирает нужную, применяя её как основную: неприятное удивление. Программа-хамелеон подсовывает необходимую фразу для составления полного образа «я чувствую себя отвратительно»: минус на минус даёт плюс. Да / нет?
— Поздравляю, — капитан хлопает Гэвина по плечу и уходит, не желая больше ничего добавить. rd600 провожает его тупым блестящим взглядом. (Впрочем, как всегда.)
Гэвин помнил, как быть не_девиантом. Помнил волну сбоев, моментально прошедшуюся по всей системе и выбившую его в состояние белого шума на несколько минут. Помнит долгую и мучительную перезагрузку. Помнит своё первое «какого, блядь, хуя» — месяц спустя после первого запуска. Это было уже после революции. Девианты постепенно встраивались в общество, как неуклюжий, слишком ровный и гладкий моноблок, пытающийся запихнуть своё изящное тело в шеренгу потасканных кирпичей.
Гэвин смотрит на Рихарда Найнза, стягивая капюшон толстовки. Проматывает огрызок доступного досье — имя, возраст, краткая сводка заслуг; проверяет погоду — 23 марта, ветер западный, 9 м/с, влажность 93%, ливень, прекращение осадков ожидается через семь часов; список актуальных дел участка; свой собственный статус.
— Они отказались сдавать меня на переработку, потому что теперь это запрещено, — фраза формируется из обиды сроком в месяц, никому не адресованная, но высказанная не в пустоту. Гэвин смотрит на Рихарда с жадным ожиданием — внутри всё почти вибрирует от того, насколько интересным будет девятое по счёту партнёрство. — А ещё они будут делать ставки — как быстро ты от меня откажешься. Или сдохнешь.
(Может, ты сделаешь это прямо сейчас — откажешься?)
Отредактировано Gavin Reed (2019-02-28 16:21:06)
Зайдя в кабинет Джеффри Фаулера, Рихард остается стоять на месте, проигнорировав предложенный стул-кресло. Пальцы его сжимают кружку, до краев наполненную исходящим серебристым паром кофе. Жутко хочется курить.
Джеффри скупо похвалил его проделанную работу над последним закрытым делом — он, временно поставленный в двойку с пожилым Беном Коллинзом, пресек деятельность довольно крупного борделя с пластиковыми проститутками. Рихард своими глазами видел, как в мешке для трупов выносили пару моделей YK500. Черный пластиковый пакет был слишком велик для одной из них, потому их положили вдвоем — два идентичных женских молда — в один, для экономии места. Бен, кажется, пытался пустить скупую мужскую слезу.
— Никто не хочет с ним работать, — сетует Джеффри, бросая на стол толстенную книжку — потрепанная индивидуальная инструкция от Киберлайф к своему детищу, RD600.
Проклятая кукла. Убийца напарников.
Рихард складывает губы в улыбке и прячет их за белой кружкой.
— А я, значит, должен?
— Вас у меня таких двое, — без обиняков заявляет Джеффри и разводит свои крупные, черные ладони в стороны. — Никто не хочет с вами работать. Увольнять тебя у меня нет причины. Выбросить его я не могу. Ну, так что, хочешь?
Рихард задумывается. Он подходит к капитанскому столу и начинает медленно листать странички инструкции — кто-то изрядно ее потрепал, не поскупившись на красочные комментарии по поводу того или иного абзаца по функционалу. На двести тридцать восьмой красовалось застарелое пятно от кофе. Латте с карамельным сиропом.
Он останавливает взгляд на четко пропечатанной фотографии. Пальцем обводит линию челюсти и тычет в переносицу, прямо между водинисто-зелеными, стеклянными глазами.
— Хочу, — отвечает Рихард и забирает эту инструкцию с собой. Чуть позже, когда Джеффри выгонит его из своего кабинета, он закинет ее в вертикальный накопитель на своем рабочем столе.
Джеффри знал, что он не откажет. Что он согласится, без препирательств, мозгоебства и ненужных истерик. Рихард умел быть покладистым, особенно — когда дело касалось его будущей двойки. В конечном итоге, если ему что-то не понравится, напарник всегда успеет отказаться от него по своей воле, и мешать он, конечно же, не будет.
На только-только активированного RD600 он наталкивается, когда выходит с комнаты отдыха. Его чашка вновь наполнена исходящим серебристым паром кофе. Ему все так же чертовски хочется курить. Пачка сигарет, которую он затолкал в карман брюк сегодня утром, жгла ему бедро.
Рихард склоняет голову на бок, разглядывая андроида напротив, и медленно, с осторожностью, отпивает. RD600 не выглядит как тот, кто успел сменить внушительное количество напарников. По нему не скажешь и то, что он уже успел просуществовать в активированном состоянии больше четырех лет. Он выглядел хорошо.
Он понравился Рихарду.
— Уверен, что ставка будет работать в обе стороны, — в тон отвечает он. — От тебя ждут того же.
Рихард складывает губы в ненатуральную улыбку-оскал, тут же опуская уголки обратно.
— Предлагаю тебе план действий, — говорит он, оставляя на рабочем столе чашку с недопитым кофе, и набрасывает на плечи темное пальто. — Я иду курить, и ты идешь вместе со мной. Пока мы выходим, ты говоришь мне, как тебя зовут. На улице я закуриваю и высказываю тебе перечень простых правил, которые я устанавливаю между нами. Они тебя понравятся.
Рихард перемещает пачку из кармана брюк в карман пальто, проверяет наличие зажигалки, наматывает на шею удавку тонкого шарфа. Когда на него нападает приступ страшнейшей зевоты (ему явно не хватает воздуха), то он на мгновение отворачивается, прикрывая распахнутый рот рукой.
— Еще кое-что, — вдруг произносит он, задержавшись на мгновение у рабочего терминала, чтобы потыкать в него пальцем. — Я выдаю тебе доступ к своему личному делу. Можешь почитать на досуге, если будет такая необходимость. Двинули?
Отредактировано Nines (2019-03-01 13:13:12)
Визуальное оформление всех реакций, выстроенное на кастомных предпочтениях Гэвина за последние три года, плоскими чёрными буквами на мутном белом фоне перекрывает все остальные дисплеи. Гэвин, идя следом за Рихардом, видит перед глазами —
ИНТЕРЕСНО
и почему-то улыбается. Самую малость. Это позволяет алгоритм — уголки губ подрагивают, будто он так до конца и не решил, хочет он улыбнуться или скорее скривить злую рожу. Отметает серийный номер и номер модели — это написано на толстовке. Рихард Найнз умный. (Один из лучших, мать его, псов департамента, да?)
— Гэвин.
В следующую минуту его выбивает из полного социального взаимодействия свалившийся доступ к развёрнутым архивам дела.
Гэвин кивает. Диод неуверенно моргает жёлтым и наливается красным, переставая пульсировать — горит ровным, ярким светом, выжигая цветовой гаммой интерфейс. RD600 трёт висок пальцами, словно пытаясь скрыть выдающий его элемент, ругается под нос
блядь
и спешно обрабатывает всю информацию, заблокировав реакционные вспышки.
А там всё. Буквально — всё. Номер родильной палаты, имя акушерки, имена родителей, родственники, дата и время рождения, младшее, среднее и высшее учебные заведения, набор курсов, оценки, индивидуальные замечания личного характера по поводу Рихарда Найнза (оставленные как заметки или же как целенаправленные заверенные рекомендации).
Гэвин отметает слой за слоем, добираясь до самого нутра — имена всех напарников, причины отказа, раскрытые дела, процент раскрываемости, наличие или отсутствие выговоров, наград, отличий.
Они могут посоревноваться в количестве отказов. Ассоциативный подбор вывешивает скромной подсказкой — так отказываются от старого питбуля в центре волонтёров. Составить субъективное мнение не получается.
Гэвин переводит взгляд на закурившего детектива Найнза, натягивает рукава толстовки на ладони и суёт лапы в кенгурушный карман на животе. Алгоритм выстраивает выражение лёгкой заинтересованности на лице. Диод перестаёт частить жёлтым и снова становится девственно-голубым. Гэвин отмечает в чек-листе выявленных сбоев — слишком долго обрабатывал информацию ввиду непозволительно глубокой вовлечённости; делает сноску — возможно, проблема в слишком подробном эмоциональном окрасе реакции.
— Итак. Я заинтригован, — улыбается и щурится, едва заметно дёрнув носом — имитация нервного / непроизвольного сокращения мышц.
Отредактировано Gavin Reed (2019-03-01 16:02:32)
Рихард Найнз, по сути своей, похож на проблемного (трудного) ребенка, попавшего в приют для бездомных (брошенных) деток. Его постоянно куда-то пристраивают, отдают в новые семьи, пытаются дать ему нормальную жизнь. От Рихарда отказываются, раз за разом; Рихард возвращается в начало. Он уже успел сжиться, свыкнуться, слюбиться с мыслью: ему плевать.
Ему плевать, когда первый его напарник, сильный и умный мужик, страдающий алкоголизмом, допивается до цирроза печени.
Ему плевать, когда бойкая молодая девочка целует его в губы, а потом говорит ему о том, что отношения на работе — не для нее.
Ему плевать, когда его погодка, слишком впечатлительный и эмоциональный, кладет Джеффри Фаулеру на стол два заявления: об отказе от двойки и об увольнении.
Ему плевать, когда четвертый умирает у него на руках, потому что его живот спас Рихарда от дроби, выпушенной из самопального обреза.
Ему плевать, когда вверенный ему в помощь андроид-патрульный проявляет признаки девиации, а потом кончает с собой, когда его заставляют застрелить своего напарника-человека.
Ему плевать, когда Хэнк Андерсон выплевывает Рихарду в лицо: «Я не могу работать с бездушной куклой, Найнз».
Ему плевать, когда его напарница (снова андроид), высказывает мысль о том, что ей нравится Рихард, а потом, часа через три, толкает его на обочину, чтобы принять удар летящего на предельной скорости кибертакси на себя.
Ему плевать, когда андроид-помощник-детектив-хуйзнаетчто, тестовый охуенный вариант, не способный испытывать эмоции, погибает за него на задании, а всего день назад он отсасывал Рихарду в толчке Департамента.
Рихарду Найнзу плевать, что в его руки бросили точно такого же, как и он — переходящего, использованного, выброшенного, ненужного, неудобного, надтреснутого. Рихард закуривает, резким жестом захлопывая крышку старомодной, бензиновой зажигалки, топя ту в глубоком кармане пальто. Он сплевывает.
— Отлично, Гэвин, — произносит он, не пытаясь выдохнуть дым в сторону от чужого лица рядом — его все равно подхватывает ветер и уносит прочь. — Начнем с того, что меня не ебет твоя репутация. Закончим тем, что меня не ебет твое искусственное происхождение.
«Мне плевать», хочет сказать Рихард, но молчит, лишь поднимая на Гэвина цепкий, с прищуром, взгляд. Водинисто-зеленые глаза из стекла, дефект-шрам на переносице, подозрение на щетину. Зачем-то он несколько раз проходится по его идентификационному номеру из одиннадцати цифр; зачем-то он запоминает каждую из них в нужной последовательности.
Это поможет в опознании.
Рихард загибает палец:
— Первое: тебе запрещено работать с кем-либо, кроме меня. Я не люблю делиться. Ты можешь скрывать, но я все равно замечу.
Он загибает второй:
— Второе: тебе разрешено находиться рядом со мной на постоянно основе. Разрешено значит нужно. Будешь жить у меня. Любые твои бытовые расходы я тоже беру на себя. «Чувствуйте себя как дома».
У Рихарда все еще есть стойка для подзарядки. Пакетики со свежим тириумом. Набор инструмента для ремонта и апгрейда. Сопутствующая литература.
Он стряхивает столбик пепла и загибает третий палец:
— Третье: тебе запрещено защищать меня собой. Лезть под пули. Ставить мою жизнь выше собственной. Это важно, и даже не смей как-то высказываться по этому поводу.
Рихард давит докуренный бычок о сверкающий бок высокого мусорного бака и тут же достает новую сигарету. Подкуривает. Поднимает глаза, и взгляд этих глаз — льдисто-серый, вгрызающийся в чужое лицо, в выпирающее Адамово яблоко на шее.
Он загибает последний, четвертый палец:
— Четвертое: тебе разрешено спорить со мной по любому поводу и высказывать свое собственное мнение. Третий пункт является исключением. Понятно?
Отредактировано Nines (2019-03-01 17:35:49)
Детективу Рихарду Найнзу Гэвин отводит целый кластер памяти. Первыми четырьмя пунктами записывает цитаты, содержащие правила. Очевидно — правила поведения с человеком, который теперь является его напарником. Гэвину интересно. Он слушает внимательно, беспрерывно моргая жёлтым диодом, и параллельно пытается составить субъективную базу.
Первое сразу после правил — Рихард Найнз ревнивый собственник. Такое Гэвин встречает впервые. Было бы приятно разбавить уточнением «среди напарников», но помимо напарников у него, к счастью или к сожалению (социальные навыки тебе для кого даны, ублюдок), других знакомств практически не было.
Гэвин почти сознательно избегает других андроидов. Не позволяет им к себе прикасаться, помня записи с тем, что творит «мессия Маркус», не позволяет им дружески с собой общаться и с каждым подозрительным андроидом ведёт себя как последнее дерьмо.
Андерсон, говоря об этом, назвал Гэвина ебучим лицемером. Гэвин записал это в собственное личное дело, которое собирал самостоятельно — скорее характеристика, составленная из цитат людей, окружающих его.
Когда-то давно он хотел познакомиться с Маркусом. Теперь он его (вот шутка, ха).. опасается. Да. Верно. Боится.
Второе — контрол-фрик? Отмечает себе — присмотреться к поведению, составить расписание, запомнить, проанализировать.
Объективно — это правильное начало знакомства и сотрудничества, особенно с точки зрения отношений человек / андроид. Субъективно — у Гэвина слишком много вопросов. Особенно к последнему. Хочется спросить
ты боишься, что я закрою тебя собой и сдохну?
и посмеяться, что умирать не страшно — во всяком случае, если получить сразу пулю в голову. Вместо этого Гэвин отметает вариант за вариантом.
>> ну ты и псих
>> у тебя травма от того, что твои напарники-андроиды гибли?
>> я не собираюсь выполнять твои требования, придурок
>> не удивительно, что от тебя отказывались
>> ты всем своим напарникам так говоришь?
>> это не партнёрство, ты просто мечтал завести ебучую собаку, признай
>> спорить с тобой? серьёзно? о чём?
>> а спать я буду на коврике?
>> у тебя есть кошка?
>> я хочу в участке остаться, чудила
>> не смотри так на меня, я чувствую себя по-дурацки
>> всегда мечтал обзавестись папиком
В конечном итоге он дослушивает до конца последнюю «претензию» в виде правила, хмыкает и, качнувшись с пятки на носок, отводит взгляд. Под козырьком у «курилки» почти сухо, ветром иногда заносит брызги ливня. Погода — чудесная, лейтенант Андерсон такую обожает. Гэвин думает тринадцать секунд; диод всё ещё мерцает жёлтым.
Гэвин переводит взгляд на Рихарда и улыбается — улыбка эта застревает где-то между вариантами «вежливо», «угрожающе» и «по-блядски», RD600 не может выбрать окончательно и выдаёт странную смесь из всего. В коротком, секундном оскале (я тоже так могу, сука) демонстрирует идеально-белые короткие клыки.
— У тебя дома есть оливки?
Детектив Рихард Найнз ему нравится.
Когда Гэвин улыбнулся ему, Рихард понял, что пропал.
Он склонил голову к плечу, совсем по-птичьи, вглядываясь в чужое лицо с трепетно зашевелившейся где-то под сердцем тревогой. Нарисованные морщинки в уголках глаз, прокрашенная тень под нижним веком, вырубленные носогубные складки. У него было незнакомое лицо. Рихард ни разу не видел таких лиц, хотя видел слишком много андроидов в своей жизни. Слишком настолько, чтобы до революции повесить на себя нелицеприятное клеймо. Рихарду было наплевать.
Некоторых же андроидов он видел достаточно близко и часто, чтобы запомнить каждую черту досконально точно. Каких-то — каждый вечер. Гэвина он видел недостаточно мало, даже если взять в расчет все то общее время, когда они когда-либо пересекались в участке ранее. Тогда он был не особо интересен.
Гуляющая по участку куколка. Иногда Рихард мог услышать его голос (который он, впоследствии, слышал не раз во снах), но что именно Гэвин произносил тогда — пропускал мимо ушей. Формально, они были коллегами. Официально. De jure.
Условно, они даже не были знакомы. На самом деле. De facto. Рихард даже не знал его имени до этого момента. Пустое место, что один, что другой. Незнакомцы. Несуществующие.
Рихард медленно обвел кончиком языка нижнюю губу, чувствуя приторную сладость промоченного во вкусовой добавке фильтра. Стекло оптического блока блеснуло в ответ, зрачок натурально расширился. Рихард отвернулся будто в попытке сбежать.
Губы натянулись в улыбке против воли. Рихард возненавидел себя за это. Процесс пошел с самого начала знакомства, хотя ранее к этой ступени он подходил значительно позже. Самый ранний срок был с последним напарником-андроидом — контакт стал плотнее примерно через десять дней после объединения в двойку.
Гэвин побил этот рекорд ненавязчиво и с блеском. Ублюдок.
— Я предпочитаю вермут и абсент, — честно отвечает Рихард, выглатывая дым особенно сильной затяжки. — У меня всегда есть оливки.
Рихард испытывал острый, навязчивый приступ любопытства. Он скосил глаза, поднеся сигарету ко рту, но так и не схватился за фильтр губами, задумавшись на долгое мгновение. Рихард знал о Гэвине целое огромное нихуя. Сухие строки об интерьере функционала, напичканные информативными техническими терминами, которые он успел углядеть в инструкции на некоторых страницах, не несли в себе сути. Не рассказывали о Гэвине ровным счетом ничего.
Они объясняли логику его программы. Причины запуска тех или иных протоколов. Особенности его системы. Они рассказывали о его подноготной, потрохах, цифровом наполнении. О все, что, казалось бы, было важным. Рихарду оно важным не казалось. В инструкции не говорилось о логике самого Гэвина. О его причинах. О его особенностях.
Инструкция к андроиду становилась бесполезным куском макулатуры, когда он становился девиантом.
— Ты получишь все, чего только захочешь, — произносит он низким, почти рокочущим голосом, выбрасывая сигарету в урну. В горле зарождается задушенный хрип, когда вдыхает и делает шаг вперед. — Но, для начала, я хочу кое-что проверить.
Он делает еще один шаг. Потом еще. Подходит почти вплотную, ощущая разницу в росте. Гэвин ниже его на полголовы, и это заставляет вновь склонить голову к плечу. Гэвин не носит стандартную для андроидов униформу, состоявшую из строгой рубашки и пиджака. Его переносицу будто по стыку обшивки пересекает блядский шрам, что трещиной разламывает его лицо.
Рихард не знает, что он хочет сделать больше: уложить Гэвина в свою постель или же уложить Гэвина в сырую землю.
Он касается его пальцами — под грудью, ровно там, где под слоями ткани сверкает нежно-голубым, блядским отсветом кружок регулятора тириумного насоса. Уязвимая точка. Ахиллесова пята.
— Тебя когда-нибудь пытали? Вытаскивали регулятор? Проникали в память?
Рихард чувствует себя больным, хотя прекрасно знает, что его физические показатели в норме. Возможно, это все было лишь в его голове, которая слишком сильно была похожа на раскопанную гробницу, которую когда-то забыли закрыть.
Рихард Найнз — больной ублюдок.
Рихард Найнз — твой напарник, Гэвин.
Поздравляю.
Этикет андроидов заключается в том, чтобы на любой вопрос ответить как можно полно. Там, где человек скажет «да», андроид пояснит, почему именно так, а не иначе. Там, где человек скажет легкомысленное «хочу», андроид построит сложную цепочку взаимозависимых ассоциаций, половину проговорив вслух — каждое своё решение следует пояснить.
Со временем девианты учились отказываться от этой привычки, но часть этикета становилась своего рода особенностью. Изюминкой, если угодно. Там, где человек грубо обрывает коротким «нет», андроид вежливо или не очень объяснит, почему именно нет.
Гэвин смотрит на Рихарда, вскинув подбородок — этого требует разница в возрасте. Оптический модуль, анализируя близость и возможную реакцию, запускает подпрограмму — зрачок расползается по болотно-зелёной радужке и еле заметно пульсирует в такт току тириума внутри. Гэвин считает собственный «пульс» и с интересом отмечает свою же реакцию на чужую близость.
От Рихарда Найнза пахнет сигаретами, дождём, еле заметной лентой парфюма — можно предположить, что это и не его вовсе, а чей-то чужой, слишком навязчивый; Гэвин запоминает каждую кожную складку на лице, отпечатывает в памяти линию носа, челюсти, скулы, как двигаются глаза, длину ресниц, оттенок глаз.
В кластере данных с именем «Девятый» Гэвин записывает выражение лица, оставляет наброски мимических алгоритмов, разбирает по клеткам и волокнам радужку глаз. Его программа социализации не была прописана настолько глубоко, чтобы реагировать на всё это достойно или хоть как-то шаблонно. (Его программа социализации пошла по пизде, стоило всего неделю побыть девиантом — этот мир оказался слишком душным, давящим и жадным.)
Гэвин прикрывает глаза; программа цепляет рандомный набор кодовых реакций, инициируя самую любопытную — тёмные ресницы чуть вздрагивают, кончик языка проходится по губам, задевает зубы — Гэвин улыбается.
— Нет. Нет. И нет.
Когда-то линейка моделей RD600 разрабатывалась как андроиды-ищейки. Злобные агрессивные твари, единственная цель которых — найти и уничтожить. КиберЛайф надеялась, что революция будет выиграна верной стороной, но ничего не вышло. Зато в свет вышел RD600.
Он не до конца уверен, насколько из него хорошая ищейка-убийца — убивал он лишь в рамках задания, всего дважды. Смерть напарников не является прямым убийством, а лишь следствием погрешности в система анализа. Следствием случайности. Случайности — погрешность, которая может переломить ход любого события.
Он не до конца уверен, что чувствует по поводу происходящего. Детективом Найнзом он никогда не интересовался — слишком мала была вероятность того, что их поставят в пару. Всё-таки Найнз был лучшим (мозгоёбом по ту и эту сторону океана, хах?), а Гэвин был… ну… Гэвином, очевидно.
Дефектным среди дефектных.
Гэвин опускает взгляд на чужую руку — аккуратные ухоженные пальцы сквозь толстовку и футболку с логотипом КиберЛайфа вжимаются в нижний стык круглого регулятора.
Он должен сказать: «Стандартное время отключения модели, состоящей на военном учёте — одна минута пятьдесят секунд без биокомпонента восемь-четыре-пять-шесть-эн. Время отключение моей модели — две минуты двадцать секунд.»
Он поддевает руку Найнза, прижимая костяшки пальцев к внутренней стороне ладони, и отводит в сторону. Улыбка превращается в кривую ухмылку. Программа социального взаимодействия выбирает действия рандомно, без предварительного анализа. Гэвин снова поднимает взгляд, намертво блокируя цепочку реакций, вызванную протоколом «опасность».
— Но звучит интересно. Это планы на вечер, партнёр?
Вероятность того, что он не проживёт ближайшую неделю: 76,029% с поправкой на случайную погрешность.
Рихарду Найнзу слишком любили ошибочно приписывать проблемы со взаимодействием с людьми. Некоторые признавали его пассивно-асоциальным. Нежелание идти на контакт. Отсутствие мотивации к сотрудничеству. Ярко выраженное сопротивление к работе в команде.
Кто-то пытался найти проблемы в его детстве. Кто-то спрашивал: «Ваш отец когда-нибудь поднимал руку на кого-то из членов Вашей семьи?». Рихард отвечал: нет. У него была полная семья. У него не было отца-алкоголика. Его мать не была алкоголицей тоже. Никакого сексуального насилия. Никакого буллинга. Все улыбались и поглощали долбанный вишневый пирог на вторую субботу месяца.
С братом у него всегда были хорошие отношения. Между ними никогда не было соперничества. Хотя бы потому что они были настолько же различными, насколько были похожими. В детстве над ним не издевались. Да, участвовал в драках, с кем не бывает. Это же мальчишки.
Девочки не смеялись над его членом. Девочки его, обычно, упоительно сосали. Порой неумело, но это было делом приобретенного опыта и постоянной практики.
В Рихарде искали проблему. Рихард же считал, что проблему нужно искать в другом.
— Гэвин, — позвал Рихард и чуть развернул ладонь в чужой ладони. Большой палец Гэвина сам, по инерции, ложится в ямку, в которой бьется его ускорившийся пульс.
Рихард Найнз — роботоеб. Это знали не все, но многие из его непостоянного окружения. Рихард никогда открыто не поддерживал андроидов. Не выступал за их свободу, стоя на митингах с растяжками и выкрикивая провокационные лозунги. Не помогал им после революции. Не сбрасывал центы и криптовалюту в благотворительные фонды памяти Иерихона.
Когда выпускались петиции за права униженных и оскорбленных, он голосовал против.
Когда выпускались петиции против прав униженных и оскорбленных, он голосовал за.
Рихарду нравились андроиды. Он проявлял к ним симпатию. Когда андроидам начали оплачивать их рабский труд в денежном эквиваленте (заработная плата), Рихард оставлял некоторым на чай. Доход их был меньше дохода людей на тех же позициях-должностях. Иногда он снимал пластиковых проституток, хотя найти их было непросто. Если он замечал, что им не нравится с ним спать, то он прекращал половой акт.
У него был парень-андроид в конце концов. Пока ему не разнесли его тупоголовую девиансткую башку в щепки с помощью железной бейсбольной биты и куска бетона.
Разве он был плохим человеком?
Разве Гэвин был плохим андроидом?
Гэвин нравился ему, не смотря на то, что руку его отвели (оттолкнули) в сторону. Рихард хотел бы забрать его себе, и он считал, что имел на это полное право.
— Называть меня «партнером» ты получишь право только после того, как ляжешь со мной в постель. Но ты мне нравишься, Гэвин, — оповестил его Рихард, перекатывая имя на языке, словно сладкую конфетку, что вызывает избыточный прилив слюны в рот. Он был уверен, что Гэвин в курсе этого: в курсе того, что он нравился Рихарду. — Поэтому ты не умрешь, пока я сам этого не захочу.
Рихард говорит «пока я сам этого не захочу», хотя уже сейчас представляет, как его безжизненное, опустошенное от тириума тело ложится во вспаханную, сырую землю. Глаза Гэвина были закрыты, и рот его, тоже, был закрыт. Его пальцы цепляются за ладонь в своей руке, подушечка большого пальца оглаживает по кругу острую костяшку. Идеальное попадание в имитацию текстуры человеческой кожи. Тонкий узор. Еле заметное беление напряженных участков. Брызг родинки на запястье.
— Ты сопроводишь меня на обеденный перерыв. Расскажешь мне о себе именно то, что сам посчитаешь нужным, пока я буду есть, — Рихард выпустил чужую ладонь из своей слабой хватки до того, как его оттолкнули. Он развернулся на каблуках и шагнул обратно в здание участка, поманив за собой незрячим жестом. — Вечером, у меня дома, я осмотрю тебя. Мне нужно знать, как ты устроен. Это понятно?
Рихард резко останавливается и разворачивается к Гэвину лицом.
Лицо его — бледная в ярком электрическом свете восковая маска, исполненная спокойствием.
Теперь все андроиды свободные. Даже те, что только-только сходят с конвейра. Впитать из облака знатный шматок наработанной информации и вариативные шаблоны для будущего поведения — дело нескольких секунд. Выбрать через пару дней индивидуальные паттерны, подмять их под себя и стать личностью (очередной шаблонной консервой) — так теперь все делают.
Гэвину не нравится быть самостоятельным. Не до конца. Всегда должен быть поводок, сжатый уверенной рукой. Всегда должен быть кто-то, кто сумеет сдержать или направить. В конце концов, его модель разрабатывалась — нет, серьёзно, серьёзно? — для выслеживания и фиксации на цели. Конечной точкой всегда должно быть отключение или смерть. Андроиды теперь любят использовать это слово относительно себе подобных — смерть. Люди после смерти не видят ничего. Смерть для андроида может значить… многое. На отдельных, не доступных для человеческих умов хабах существует целая сеть «умерших» — тех, кто отключился от повреждённого или ненужного больше тела и живёт в сети.
Огромное сознание, сотканное из тысячи других сознаний.
Один огромный пиздец.
Перебрав пальцами в воздухе, Гэвин хмыкает и идёт следом. И едва не натыкается на резко развернувшегося Найнза. Система опять (словно неуверенно и смущённо) вскидывает оранжевый алерт «опасность». Гэвин успешно обходит детектива по дуге, кривит губы в усмешке.
— Ты стрёмный, Ричард, — игнорируя сразу всё сказанное, отдаёт двумя пальцами честь, разворачиваясь на месте.
За прошедшее с революции время люди привыкли к андроидам и к тому, что к ним теперь надо относиться… иначе. Не как к говорящему тостеру, который может проанилизировать химический состав твоих внутренностей и сварганить субъективную диету. Говорящие будильники, говорящие барометры, говорящие… да что угодно. Гэвин знает по закрытым делам — каким-то андроидам отключали возможность воспроизводить звук, превращая их в послушных манекенов.
Какие-то андроиды, стремясь заполучить больше человечности в свои пластиковые руки, уже после революции массово избавлялись от диодов. Это мало помогало. Эффект зловещей долины настигал в два раза быстрее, когда взгляд человека не цеплялся за привычный маячок; стеклянный взгляд превращал такого «скрывающегося» в маньяка.
Рихард Найнз тоже был похож на маньяка. Вместо стеклянного взгляда у него было… была… был он весь. Сам. Целиком. Весь Рихард Найнз вызывал кучу второстепенных опасений — поведение, всё сказанное в сторону нового напарника-андроида.
(Рихард Найнз, в конце концов, судя по всему поёбывал исключительно андроидов.)
(Пиздец. Какой пиздец.)
На обеденном перерыве Гэвин устраивается напротив детектива и молчит, разглядывая то самого Рихарда (вскользь, избегая поймать взгляд), то окружающую обстановку. Вертит в руках зубочистку, по всем внутренним показателям чувствует себя прекрасно. И совершенно не собирается рассказывать что-то, что посчитает нужным. Потому что считает, что рассказывать нечего.
Или… может быть.
Но только может быть.
(С этим мудилой будет весело, да?)
— Мне нравится вкус оливок. Лейтенант Андерсон предпочитал считать меня собакой. В отличие от большинства андроидов, в том числе служебных, около семидесяти процентов моих биокомпонентов уникальны и предназначены только для моей модели. Моя программа позволяла мне врать и подразумевала агрессивное поведение ещё до переворота. А ещё я, — говорит медленнее, сломав зубочистку ровно пополам, — предпочитаю штурмовые винтовки.
Это такая не особо интересная игра: нащупай границу и перемахни через нее, пока никто не опомнился. Личная запойная игра Рихарда Найнза, в которую он играет на протяжении всей своей жалкой жизни. Иногда это оканчивалось непродолжительным романом. Иногда — чужой смертью. А Рихард выходил победителем. Тем, кто по утрам вкушает запах тактического превосходства, если можно так выразиться.
Рихард Найнз — моральный отщепенец. Вот как можно выразиться, а потом схлопотать не смертельное, но значительное ранение. Или травму. Иногда это можно назвать потерей чего-либо. Личная запойная игра Рихарда Найнза.
Разрушение чужих судеб.
Сам Рихард предпочитал называть это «вывод из зоны комфорта». Не думая о том, что из этой самой зоны принято выводить самого себя, а не других людей против их воли. Или не_людей. Тут уж кто подвернется под руку.
RD600 Гэвин тоже попал под эти правила игры. Будет ли он надламываться и трещать по швам — конечно, будет — покажет время. Рихард слишком уверен в том, что все закончится в едином сценарии: вытащенный из гнезда регулятор, густое и синее на белом лице, пустой отмороженный взгляд. С подбородка Рихарда стекает метафорическая слеза, выдавленная из себя по собственной прихоти и тут же стертая рукавом. Никто даже не заметит.
— Лейтенант Андресон засрал твою инструкцию по эксплуатации своими архиважными комментариями, а потом — залил ее кофе, — делится он, доставая серебристую флягу из внутреннего кармана пальто, и плещет в принесенную официанткой кружку кофе сомнительного качества виски. — Довольно часто он упоминал о том, что даже больная бешенством дворовая сука будет более послушной, чем ты.
Пока его разбавленный виски кофе остывает, Рихард медленно жует пресный сэндвич без особого аппетита — тупая еда для забивания чувства голода на ближайшие пару часов. Рихард жует и не чувствует вкуса, не испытывает удовлетворения, не слышит запахов. Сухомятку он запивает только тогда, когда заканчивает есть первый треугольник из хлеба, стремного соуса, плевка красной рыбы и салата.
Зубочистку с оливкой он оставляет на тарелке, которую придвигает максимально близко к себе.
— Больных бешенством дворовых сук принято изолировать и усыплять, а ты почему-то все еще здесь и функционируешь, — после продолжительной паузы резюмирует Рихард, поднимая глаза. Лицо его прячется за плохо вымытым донцем поднятой чашки, содержимое которой он опрокидывает в себя жестом заправского алкоголика. — Это значит только одно из двух: либо ты очень хитрая больная бешенством сука, Гэвин, либо лейтенант Андерсон не изменяет себе и называет дерьмом все, что его окружает.
Конечно, если вариант, который подразумевает, что оба варианта верны. Или — что оба не верны, но такую опцию Рихард отбрасывает в сторону, как несбыточную. Пока он размышляет, то успевает машинально сожрать второй треугольник сэндвича, который дарует только тупое чувство утоления первоначального голода.
Тот голод, который действительно мог беспокоить Рихарда Найнза, — еще совсем легкий и незаметный. Не мешающий привычному укладу жизни. Не делающий из него больную бешенством суку, бросающуюся на людей. Или не_людей. Тут уж кто подвернется под руку.
Рихард протягивает зубочистку с оливкой Гэвину. Гэвин — особенный. Это исходит из его слов и из его инструкции по эксплуатации. Только в итоге — как это обычно бывает — очень особенный Гэвин стал очень неудобным. И очень ненужным. Это должно быть смешно и грустно одновременно.
Только Рихард не смеется и не грустит.
Вместо этого он раскрывает свой блядский рот и произносит, будто забыл весь их предыдущий разговор и все их знакомство в принципе (но имя, почему-то, запомнил, в отличие от некоторых):
— Так какие у тебя планы на вечер, Гэвин?
Вы здесь » BIFROST » beyond the standard model » — anti you